Так, значит, он не проиграл
сражения, не потерял сына, не был князем, не был отцом, и все
же йог исполнил его желание и показал ему, что такое майя:
дворец и сад, книги и птицы, княжеские заботы и отцовская
любовь, война и ревность, любовь к Правати и мучительное
недоверие к ней - все это было Ничто. Нет, не Ничто, все это
было майя! Даса стоял потрясенный, слезы катились по щекам, в
руках дрожал и колебался сосуд, которым он только что зачерпнул
воды для отшельника, влага плескалась через край и сбегала по
ногам. Ему почудилось, будто от него что-то отрезали, что-то
изъяли из головы, и образовалась пустота: так внезапно он
потерял столь долгие прожитые годы, оберегаемые сокровища,
испытанные радости, перенесенную боль, пережитый страх и
отчаяние, которые он изведал, дойдя до самого порога смерти, -
все это у него отнято, сгинуло, стерто, превратилось в Ничто и
все жене в Ничто! Остались воспоминания, целые картины
запечатлелись в мозгу, он все еще видел: вот сидит Правати,
огромная и застывшая, с поседевшими в один миг волосами, а на
коленях лежит сын, и кажется, будто это она сама задушила его,
будто это ее добыча, а руки и ноги ребенка, словно завядшие
стебельки, свисают с ее колен. О, как быстро, как чудовищно
быстро и страшно, как основательно ему показали, что такое
майя! Все куда-то отодвинулось, долгие годы, полные столь
значительных событий, оказались сжатыми в мгновенья, и все, что
представлялось ему такой насыщенной реальностью, все это он
видел только во сне. А вдруг и все остальное, что было до
этого, вся история о княжеском сыне Дасе, его пастушеской
жизни, его женитьбе, его мести, его бегстве к отшельнику -
вдруг все это были только картины, какие можно увидеть нарезных
стенах дворца, где среди листьев изображены цветы и звезды,
птицы, обезьяны и боги! А то, что он, пробудившись, переживал и
видел сейчас, после утраты княжества, после сражений и плена,
то, что он стоит сейчас у источника с сосудом в руках, из
которого опять выплеснулось немного воды, все его мысли - не
из того же ли они материала, не сон ли все это, не мишура, не
майя? А все, что ему еще предстоит пережить, увидеть глазами,
трогать руками, пока наконец не наступит смерть, - разве это
будет из другого материала, разве это будет что-то другое? Нет,
вся эта прекрасная и жестокая, восхитительная и безнадежная
игра жизни, с ее жгучими наслаждениями и ее жгучей болью, -
только игра и обман, только видимость, только майя.
Даса все еще стоял ошеломленный. Сосуд в его руках опять
дрогнул, выплеснувшись, вода сбегала по пальцам ног на землю.
Что ж ему делать? Снова наполнить сосуд, отнести йогу, чтобы он
посмеялся над ним, над всем тем, что Даса пережил во сне? Это
было мало привлекательно. Он опустил сосуд, вылил воду и
отшвырнул его в мох. Сел и стал размышлять. Хватит с него снов,
этого демонического переплетения событий, радостей и страданий,
разрывающих сердце и заставляющих стынуть кровь, а потом вдруг
оказывающихся майя и одурачивших тебя, хватите него всего
этого, не надо ему ни жены, ни детей, нитрона, ни побед, ни
мести, ни счастья, ни ума, ни власти, ни добродетелей, Ничего
ему не надо, кроме покоя, он жаждет конца, хочет остановить
вечно крутящееся колесо, эту бесконечную смену видений, он
жаждет стереть их. Для себя он жаждет остановить и стереть, как
он жаждал этого, когда в том последнем сражении набросился на
врагов, рубил и крушил, когда рубили и крушили его самого, и он
наносил раны и получал их в ответ, покуда не рухнул на землю. А
что же было потом? Потом наступил провал беспамятства, или
дремоты, или смерти. И тут же опять пробуждение, и в сердце
вновь врывается волна жизни, поток чудовищных, прекрасных и
страшных видений, бесконечный, неотвратимый, и ты не увернешься
от него до следующего беспамятства, до следующей смерти. Да и
она, возможно, будет лишь кратким перерывом, недолгим роздыхом,
чтобы ты перевел дух и снова стал одной из тысяч фигур в этой
дикой, дурманящей и безнадежной пляске жизни. Нет, это
неизгладимо, этому нет конца.
Какое-то беспокойство заставило его вскочить. Если уж в
этой проклятой круговой пляске не дано покоя, если его
единственное заветное желание нельзя исполнить, что ж, ничто не
мешает ему снова зачерпнуть воды и отнести ее старику, как тот
ему приказал, хотя никакого права не имел что бы то ни было
приказывать. Это была услуга, какую от него потребовали,
поручение, и его можно было послушно выполнить, это лучше, чем
сидеть тут и выдумывать различные способы самоубийства, вообще
послушание и служение куда легче и лучше, куда невинней и
полезней, нежели власть и ответственность - это-то он хорошо
знал. Итак, Даса, возьми-ка сосуд, зачерпни воды и отнеси ее
своему господину!
Когда он подошел к шалашу, учитель встретил его каким-то
странным взглядом, и были в этом взгляде и вопрос, и
сочувствие, и веселое понимание: это был взгляд, каким юноша
встречает подростка после того, как тот пережил трудное и
вместе с тем немного постыдное приключение, какое-нибудь
испытание мужества. Этот царевич-пастух, этот приблудный
горемыка, хоть и бегал сейчас только к источнику, да и
отсутствовал всего каких-нибудь четверть часа, но за это время
успел побывать в темнице, потерять жену, сына, целое княжество,
завершить целую человеческую жизнь, узреть вечно вращающееся
Колесо. Скорей всего этот молодой человек и раньше пробуждался
один или несколько раз и вдыхал глоток истины, иначе он не
пришел бы сюда и не оставался бы так долго; но теперь он
пробудился по-настоящему, теперь он созрел для долгого пути.
Нужен будет не один год, чтобы только поставить ему дыхание,
научить его правильно сидеть.
И этим одним взглядом, содержащим лишь намек на участие,
на возникшие между ними узы, узы учителя и ученика, - только
этим одним взглядом йог совершил обряд приема Дасы в учение.
Этот взгляд изгонял ненужные мысли из головы ученика и призывал
его к покорности и служению.
Больше нам нечего рассказывать о жизни Дасы, все остальное
произошло по ту сторону образов и действий. Леса он больше не
покидал{3_2_3_04}.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
[0_01]
ИЗДАТЕЛЬСТВО "ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Москва 1969
HERMANN HESSE
Das Glasperlenspiel
1943
Перевод с немецкого Д. КАРАВКИНОЙ и Вс. РОЗАНОВА.
Редакция перевода, комментарии и перевод стихов С.
АВЕРИНЦЕВА.
[1_00_1]
Альберт Второй, трактат о кристалл. дух., изд. Клангор и
Коллоф. кн. 1, гл. 28 (лат.):
[1_01]
Паломникам в страну Востока. - Посвящение намекает
на появившуюся десятилетием раньше повесть Гессе "Паломничество
в страну Востока" и имеет по меньшей мере троякий смысл.
Во-первых, оно апеллирует к той утопии интимного духовного
братства, которая является темой обеих книг. Прекрасно зная,
насколько фальсифицированы в окружающем его обществе массовые
связи между людьми, как легко против воли стать частью
всеискажающей литературной промышленности, Герман Гессе личным,
почти заговорщическим жестом кладет книгу в руки "своему"
читателю, своему "собрату по Ордену", который поймет его с
полуслова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
сражения, не потерял сына, не был князем, не был отцом, и все
же йог исполнил его желание и показал ему, что такое майя:
дворец и сад, книги и птицы, княжеские заботы и отцовская
любовь, война и ревность, любовь к Правати и мучительное
недоверие к ней - все это было Ничто. Нет, не Ничто, все это
было майя! Даса стоял потрясенный, слезы катились по щекам, в
руках дрожал и колебался сосуд, которым он только что зачерпнул
воды для отшельника, влага плескалась через край и сбегала по
ногам. Ему почудилось, будто от него что-то отрезали, что-то
изъяли из головы, и образовалась пустота: так внезапно он
потерял столь долгие прожитые годы, оберегаемые сокровища,
испытанные радости, перенесенную боль, пережитый страх и
отчаяние, которые он изведал, дойдя до самого порога смерти, -
все это у него отнято, сгинуло, стерто, превратилось в Ничто и
все жене в Ничто! Остались воспоминания, целые картины
запечатлелись в мозгу, он все еще видел: вот сидит Правати,
огромная и застывшая, с поседевшими в один миг волосами, а на
коленях лежит сын, и кажется, будто это она сама задушила его,
будто это ее добыча, а руки и ноги ребенка, словно завядшие
стебельки, свисают с ее колен. О, как быстро, как чудовищно
быстро и страшно, как основательно ему показали, что такое
майя! Все куда-то отодвинулось, долгие годы, полные столь
значительных событий, оказались сжатыми в мгновенья, и все, что
представлялось ему такой насыщенной реальностью, все это он
видел только во сне. А вдруг и все остальное, что было до
этого, вся история о княжеском сыне Дасе, его пастушеской
жизни, его женитьбе, его мести, его бегстве к отшельнику -
вдруг все это были только картины, какие можно увидеть нарезных
стенах дворца, где среди листьев изображены цветы и звезды,
птицы, обезьяны и боги! А то, что он, пробудившись, переживал и
видел сейчас, после утраты княжества, после сражений и плена,
то, что он стоит сейчас у источника с сосудом в руках, из
которого опять выплеснулось немного воды, все его мысли - не
из того же ли они материала, не сон ли все это, не мишура, не
майя? А все, что ему еще предстоит пережить, увидеть глазами,
трогать руками, пока наконец не наступит смерть, - разве это
будет из другого материала, разве это будет что-то другое? Нет,
вся эта прекрасная и жестокая, восхитительная и безнадежная
игра жизни, с ее жгучими наслаждениями и ее жгучей болью, -
только игра и обман, только видимость, только майя.
Даса все еще стоял ошеломленный. Сосуд в его руках опять
дрогнул, выплеснувшись, вода сбегала по пальцам ног на землю.
Что ж ему делать? Снова наполнить сосуд, отнести йогу, чтобы он
посмеялся над ним, над всем тем, что Даса пережил во сне? Это
было мало привлекательно. Он опустил сосуд, вылил воду и
отшвырнул его в мох. Сел и стал размышлять. Хватит с него снов,
этого демонического переплетения событий, радостей и страданий,
разрывающих сердце и заставляющих стынуть кровь, а потом вдруг
оказывающихся майя и одурачивших тебя, хватите него всего
этого, не надо ему ни жены, ни детей, нитрона, ни побед, ни
мести, ни счастья, ни ума, ни власти, ни добродетелей, Ничего
ему не надо, кроме покоя, он жаждет конца, хочет остановить
вечно крутящееся колесо, эту бесконечную смену видений, он
жаждет стереть их. Для себя он жаждет остановить и стереть, как
он жаждал этого, когда в том последнем сражении набросился на
врагов, рубил и крушил, когда рубили и крушили его самого, и он
наносил раны и получал их в ответ, покуда не рухнул на землю. А
что же было потом? Потом наступил провал беспамятства, или
дремоты, или смерти. И тут же опять пробуждение, и в сердце
вновь врывается волна жизни, поток чудовищных, прекрасных и
страшных видений, бесконечный, неотвратимый, и ты не увернешься
от него до следующего беспамятства, до следующей смерти. Да и
она, возможно, будет лишь кратким перерывом, недолгим роздыхом,
чтобы ты перевел дух и снова стал одной из тысяч фигур в этой
дикой, дурманящей и безнадежной пляске жизни. Нет, это
неизгладимо, этому нет конца.
Какое-то беспокойство заставило его вскочить. Если уж в
этой проклятой круговой пляске не дано покоя, если его
единственное заветное желание нельзя исполнить, что ж, ничто не
мешает ему снова зачерпнуть воды и отнести ее старику, как тот
ему приказал, хотя никакого права не имел что бы то ни было
приказывать. Это была услуга, какую от него потребовали,
поручение, и его можно было послушно выполнить, это лучше, чем
сидеть тут и выдумывать различные способы самоубийства, вообще
послушание и служение куда легче и лучше, куда невинней и
полезней, нежели власть и ответственность - это-то он хорошо
знал. Итак, Даса, возьми-ка сосуд, зачерпни воды и отнеси ее
своему господину!
Когда он подошел к шалашу, учитель встретил его каким-то
странным взглядом, и были в этом взгляде и вопрос, и
сочувствие, и веселое понимание: это был взгляд, каким юноша
встречает подростка после того, как тот пережил трудное и
вместе с тем немного постыдное приключение, какое-нибудь
испытание мужества. Этот царевич-пастух, этот приблудный
горемыка, хоть и бегал сейчас только к источнику, да и
отсутствовал всего каких-нибудь четверть часа, но за это время
успел побывать в темнице, потерять жену, сына, целое княжество,
завершить целую человеческую жизнь, узреть вечно вращающееся
Колесо. Скорей всего этот молодой человек и раньше пробуждался
один или несколько раз и вдыхал глоток истины, иначе он не
пришел бы сюда и не оставался бы так долго; но теперь он
пробудился по-настоящему, теперь он созрел для долгого пути.
Нужен будет не один год, чтобы только поставить ему дыхание,
научить его правильно сидеть.
И этим одним взглядом, содержащим лишь намек на участие,
на возникшие между ними узы, узы учителя и ученика, - только
этим одним взглядом йог совершил обряд приема Дасы в учение.
Этот взгляд изгонял ненужные мысли из головы ученика и призывал
его к покорности и служению.
Больше нам нечего рассказывать о жизни Дасы, все остальное
произошло по ту сторону образов и действий. Леса он больше не
покидал{3_2_3_04}.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
[0_01]
ИЗДАТЕЛЬСТВО "ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Москва 1969
HERMANN HESSE
Das Glasperlenspiel
1943
Перевод с немецкого Д. КАРАВКИНОЙ и Вс. РОЗАНОВА.
Редакция перевода, комментарии и перевод стихов С.
АВЕРИНЦЕВА.
[1_00_1]
Альберт Второй, трактат о кристалл. дух., изд. Клангор и
Коллоф. кн. 1, гл. 28 (лат.):
[1_01]
Паломникам в страну Востока. - Посвящение намекает
на появившуюся десятилетием раньше повесть Гессе "Паломничество
в страну Востока" и имеет по меньшей мере троякий смысл.
Во-первых, оно апеллирует к той утопии интимного духовного
братства, которая является темой обеих книг. Прекрасно зная,
насколько фальсифицированы в окружающем его обществе массовые
связи между людьми, как легко против воли стать частью
всеискажающей литературной промышленности, Герман Гессе личным,
почти заговорщическим жестом кладет книгу в руки "своему"
читателю, своему "собрату по Ордену", который поймет его с
полуслова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167