Бывают люди, одаренные
врожденной ловкостью: некоторые мальчики с тридцати шагов
попадали камнем в птицу, они этому не учились - им это
удавалось безо всяких усилий; просто, благодаря волшебству или
особому дару, камень, брошенный их рукой, летел сам собой, куда
надо, камень хотел попасть в птицу, птица хотела, чтобы в нее
попал камень. Встречаются и люди, умеющие предсказывать
будущее: умрет больной или нет, родит беременная женщина
мальчика или девочку; дочь родоначальницы славилась этим,
говорили, что и заклинатель стихий владеет подобными
познаниями. Следовательно, думалось Слуге в ту минуту, в
необъятной сети сцеплений имеется какое-то средоточие, где все
известно, где можно увидеть и прочитать прошлое и будущее. К
тому, кто стоит в этом средоточии, стекаются знания, как
стекается вода в долину, как бежит заяц к капусте; слово того
человека должно быть острым и разить так же безошибочно, как
разит камень, брошенный самой меткой рукой; силой своего духа
человек этот должен уметь соединить в себе все эти чудесные
дарования и способности и заставить их служить себе: вот это
был бы совершенный, мудрейший человек, и не было бы ему равных!
Стать таким, как он, приблизиться к нему, вечно к нему
стремиться - вот путь из всех путей, вот цель, вот что
способно наполнить жизнь, придать ей смысл. Таковы примерно
были ощущения Слуги, и как бы мы ни пытались выразить их на
нашем, неведомом ему, отвлеченном языке, ничто не в состоянии
передать даже ничтожную долю охватившего его священного трепета
и восторженности его чувств. Пробуждение среди ночи,
путешествие по темному, безмолвному лесу, полному опасностей и
тайн, ожидание на каменном выступе, наверху, в предрассветном
холоде, появление тоненького, призрачного серпика луны, скупые
слова мудрого старика, пребывание наедине с учителем в такой
необычный час, - все это Слуга пережил и запомнил как некую
мистерию, как праздник посвящения, принятия его в некий союз, в
некую религиозную общину, в подчиненное, но почетное положение
по отношению к чему-то неизреченному, к мировой тайне. Это
переживание или нечто подобное не могло воплотиться в мысль, а
тем более в слово; и еще более далекой и невозможной, чем любая
другая, была бы мысль: "Что это все - мое собственное
переживание или же объективная действительность? Испытывает ли
учитель то же, что и я, или же он подсмеивается надо мной? Новы
ли, присущи только мне, неповторимы ли эти мысли, связанные с
моими переживаниями, или же учитель и еще кто-нибудь до него
пережил и передумал точно то же?" Нет, такого расчленения,
такой дифференциации не было, все было, вполне реально, все
было насыщено реальностью, будто тесто дрожжами. Облака, месяц,
изменчивая картина неба, мокрый, холодный известняк под босыми
ногами, зябкая, предрассветная сырость в белесой мгле, уютный
запах родного; дома, очага и увядшей листвы, еще державшийся в
шкуре, в которую завернулся учитель, оттенок достоинства и
слабый отголосок старости и готовности к смерти в его суровом
голосе - все это было более чем реальной чуть ли не
насильственно пронизывало все чувства юноши. А для воспоминаний
чувственные впечатления являются гораздо более питательной
почвой, нежели самые совершенные системы и методы мышления.
Хотя заклинатель, дождя принадлежал к немногим избранным,
имевшим определенное занятие, хотя он достиг особого,
доступного только ему искусства и уменья, внешне жизнь его мало
отличалась от жизни остальных его сородичей. Он занимал высокое
положение и пользовался почетом, получал свою долю добычи и
вознаграждение от племени, когда работал для общины, но это
бывало лишь в особых случаях. Его самой важной, ответственной,
можно сказать, священной миссией было определять весной день
сева для всех видов плодов и растений; и строил он свои расчеты
на пристальном изучении фаз луны, основываясь отчасти на
унаследованных преданиях, отчасти на собственном опыте. Однако
торжественная церемония начала сева - высеивание первой горсти
семян в общинную землю - уже не входила в обязанности
заклинателя дождя, такой чести не удостаивался ни один мужчина,
даже самый почитаемый, это собственноручно делала каждый год
родоначальница или одна из ее ближайших родственниц. Самым
значительным лицом в селении мастер становился в тех случаях,
когда ему приходилось выступать в своей роли заклинателя
погоды. Это происходило тогда, когда длительная засуха,
ненастье или холод обрушивались на поля и угрожали племени
голодом. В таких случаях Туру прибегал к средствам, способным
победить засуху и недород: к жертвоприношениям, заклинаниям,
молитвенным шествиям. Согласно преданию, если при упорной
засухе или бесконечных дождях все остальные средства
оказывались бессильными и духов не удавалось умилостивить ни
уговорами, ни молениями, ни угрозами, прибегали к последнему,
безошибочному средству, которое, говорят, нередко применялось
встарь во времена прародительниц: община приносила в жертву
самого заклинателя. Рассказывали, будто нынешняя родоначальница
сама еще видела это своими глазами.
Помимо заботы о погоде, мастер оказывал и личные услуги
отдельным людям: он заклинал духов, изготовлял амулеты, варил
волшебные зелья, а в некоторых случаях, когда это не было
исключительной привилегией родоначальницы, даже врачевал
недуги. Но в остальном Туру вел такую же жизнь, как все. Он
помогал, когда приходила его очередь, обрабатывать общинную
землю, а также развел возле своей хижины собственный небольшой
сад. Он собирал плоды, грибы, дрова и запасал их впрок. Он
ловил рыбу, охотился, держал одну или двух коз. Как землепашец,
он походил на всех остальных, но как охотник, рыболов,
собиратель трав он не имел себе равных, тут он был одиночкой и
гением, шла молва, будто он знает множество уловок, приемов,
секретов и вспомогательных способов, - некоторые были им
подсмотрены у природы, другие похожи на волшебство. Говорили,
будто ни одному зверю, попавшему в сплетенную им из ивовых
прутьев ловушку, не выбраться из нее нипочем, будто он умеет
придать наживке для рыб особую пахучесть и сладость, знает, как
приманивать раков, кое-кто даже верил, что он понимает язык
многих животных. Но подлинным его делом была все-таки
магическая наука: наблюдение за луной и звездами, знание примет
погоды, уменье предугадать погоду и рост посевов - словом,
все, что помогало ему в его магических действиях. Он был славен
как знаток и собиратель тех видов растительного и животного
царства, из которых можно было готовить целебные снадобья или
яды, напитки, обладавшие волшебными свойствами, служившие
благословением и защитой от всякой нечистой силы. Он умел
отыскать и распознать любое растение, даже самое редкое, знал,
где и когда оно цветет и дает семена, когда наступает пора
выкапывать его корень. Он умел отыскать и распознать все виды
змей и жаб, знал, куда употребить рога, когти, шерсть, копыта,
знал толк во всевозможных искривлениях, уродствах, причудливых
или страшных формах деревьев, в наплывах, утолщениях и наростах
на их стволах, на листьях, зерне, орехах, рогах и копытах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
врожденной ловкостью: некоторые мальчики с тридцати шагов
попадали камнем в птицу, они этому не учились - им это
удавалось безо всяких усилий; просто, благодаря волшебству или
особому дару, камень, брошенный их рукой, летел сам собой, куда
надо, камень хотел попасть в птицу, птица хотела, чтобы в нее
попал камень. Встречаются и люди, умеющие предсказывать
будущее: умрет больной или нет, родит беременная женщина
мальчика или девочку; дочь родоначальницы славилась этим,
говорили, что и заклинатель стихий владеет подобными
познаниями. Следовательно, думалось Слуге в ту минуту, в
необъятной сети сцеплений имеется какое-то средоточие, где все
известно, где можно увидеть и прочитать прошлое и будущее. К
тому, кто стоит в этом средоточии, стекаются знания, как
стекается вода в долину, как бежит заяц к капусте; слово того
человека должно быть острым и разить так же безошибочно, как
разит камень, брошенный самой меткой рукой; силой своего духа
человек этот должен уметь соединить в себе все эти чудесные
дарования и способности и заставить их служить себе: вот это
был бы совершенный, мудрейший человек, и не было бы ему равных!
Стать таким, как он, приблизиться к нему, вечно к нему
стремиться - вот путь из всех путей, вот цель, вот что
способно наполнить жизнь, придать ей смысл. Таковы примерно
были ощущения Слуги, и как бы мы ни пытались выразить их на
нашем, неведомом ему, отвлеченном языке, ничто не в состоянии
передать даже ничтожную долю охватившего его священного трепета
и восторженности его чувств. Пробуждение среди ночи,
путешествие по темному, безмолвному лесу, полному опасностей и
тайн, ожидание на каменном выступе, наверху, в предрассветном
холоде, появление тоненького, призрачного серпика луны, скупые
слова мудрого старика, пребывание наедине с учителем в такой
необычный час, - все это Слуга пережил и запомнил как некую
мистерию, как праздник посвящения, принятия его в некий союз, в
некую религиозную общину, в подчиненное, но почетное положение
по отношению к чему-то неизреченному, к мировой тайне. Это
переживание или нечто подобное не могло воплотиться в мысль, а
тем более в слово; и еще более далекой и невозможной, чем любая
другая, была бы мысль: "Что это все - мое собственное
переживание или же объективная действительность? Испытывает ли
учитель то же, что и я, или же он подсмеивается надо мной? Новы
ли, присущи только мне, неповторимы ли эти мысли, связанные с
моими переживаниями, или же учитель и еще кто-нибудь до него
пережил и передумал точно то же?" Нет, такого расчленения,
такой дифференциации не было, все было, вполне реально, все
было насыщено реальностью, будто тесто дрожжами. Облака, месяц,
изменчивая картина неба, мокрый, холодный известняк под босыми
ногами, зябкая, предрассветная сырость в белесой мгле, уютный
запах родного; дома, очага и увядшей листвы, еще державшийся в
шкуре, в которую завернулся учитель, оттенок достоинства и
слабый отголосок старости и готовности к смерти в его суровом
голосе - все это было более чем реальной чуть ли не
насильственно пронизывало все чувства юноши. А для воспоминаний
чувственные впечатления являются гораздо более питательной
почвой, нежели самые совершенные системы и методы мышления.
Хотя заклинатель, дождя принадлежал к немногим избранным,
имевшим определенное занятие, хотя он достиг особого,
доступного только ему искусства и уменья, внешне жизнь его мало
отличалась от жизни остальных его сородичей. Он занимал высокое
положение и пользовался почетом, получал свою долю добычи и
вознаграждение от племени, когда работал для общины, но это
бывало лишь в особых случаях. Его самой важной, ответственной,
можно сказать, священной миссией было определять весной день
сева для всех видов плодов и растений; и строил он свои расчеты
на пристальном изучении фаз луны, основываясь отчасти на
унаследованных преданиях, отчасти на собственном опыте. Однако
торжественная церемония начала сева - высеивание первой горсти
семян в общинную землю - уже не входила в обязанности
заклинателя дождя, такой чести не удостаивался ни один мужчина,
даже самый почитаемый, это собственноручно делала каждый год
родоначальница или одна из ее ближайших родственниц. Самым
значительным лицом в селении мастер становился в тех случаях,
когда ему приходилось выступать в своей роли заклинателя
погоды. Это происходило тогда, когда длительная засуха,
ненастье или холод обрушивались на поля и угрожали племени
голодом. В таких случаях Туру прибегал к средствам, способным
победить засуху и недород: к жертвоприношениям, заклинаниям,
молитвенным шествиям. Согласно преданию, если при упорной
засухе или бесконечных дождях все остальные средства
оказывались бессильными и духов не удавалось умилостивить ни
уговорами, ни молениями, ни угрозами, прибегали к последнему,
безошибочному средству, которое, говорят, нередко применялось
встарь во времена прародительниц: община приносила в жертву
самого заклинателя. Рассказывали, будто нынешняя родоначальница
сама еще видела это своими глазами.
Помимо заботы о погоде, мастер оказывал и личные услуги
отдельным людям: он заклинал духов, изготовлял амулеты, варил
волшебные зелья, а в некоторых случаях, когда это не было
исключительной привилегией родоначальницы, даже врачевал
недуги. Но в остальном Туру вел такую же жизнь, как все. Он
помогал, когда приходила его очередь, обрабатывать общинную
землю, а также развел возле своей хижины собственный небольшой
сад. Он собирал плоды, грибы, дрова и запасал их впрок. Он
ловил рыбу, охотился, держал одну или двух коз. Как землепашец,
он походил на всех остальных, но как охотник, рыболов,
собиратель трав он не имел себе равных, тут он был одиночкой и
гением, шла молва, будто он знает множество уловок, приемов,
секретов и вспомогательных способов, - некоторые были им
подсмотрены у природы, другие похожи на волшебство. Говорили,
будто ни одному зверю, попавшему в сплетенную им из ивовых
прутьев ловушку, не выбраться из нее нипочем, будто он умеет
придать наживке для рыб особую пахучесть и сладость, знает, как
приманивать раков, кое-кто даже верил, что он понимает язык
многих животных. Но подлинным его делом была все-таки
магическая наука: наблюдение за луной и звездами, знание примет
погоды, уменье предугадать погоду и рост посевов - словом,
все, что помогало ему в его магических действиях. Он был славен
как знаток и собиратель тех видов растительного и животного
царства, из которых можно было готовить целебные снадобья или
яды, напитки, обладавшие волшебными свойствами, служившие
благословением и защитой от всякой нечистой силы. Он умел
отыскать и распознать любое растение, даже самое редкое, знал,
где и когда оно цветет и дает семена, когда наступает пора
выкапывать его корень. Он умел отыскать и распознать все виды
змей и жаб, знал, куда употребить рога, когти, шерсть, копыта,
знал толк во всевозможных искривлениях, уродствах, причудливых
или страшных формах деревьев, в наплывах, утолщениях и наростах
на их стволах, на листьях, зерне, орехах, рогах и копытах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167