- Начинай, - сказал Семен, а все сразу поняли, что и без Семенова
позволенья все равно начался бы допрос.
Жибанда нагнулся к Брыкину и шевельнул его за плечо.
- Ну, встань, - сказал он спокойно. - Садись вот на обрубок, - и
ждал, все еще согнувшись над Брыкиным.
Тот пошевелил головой и застыл в прежнем оцепененьи. Тогда Жибанда
вскинул бровью, поднял Брыкина с пола и посадил на круглое комлевое по-
лено, стоявшее посреди зимницы. Брыкин качнулся и стал падать с него,
как неживой.
- Попридержи, - грубо сказал Жибанда ближайшему.
Ближайшим оказался Гарасим-шорник. Он послушно вытянул руку и взяв
Брыкина за волосы, держал так, вертя Брыкинское лицо то к свету, то к
тому, кто задавал вопрос. А лицо Егорово было безжизненно, только шеве-
ленье губ его, растрескавшихся и изломанных, показывало, что еще тлеет в
нем чадный уголек сознанья.
- Не держи за волосья-те! Под руки подержи... - заметил брюзгливо
Стафеев.
- А я ему кресло, под руки-то держать? - огрызнулся Гарасим и еще
сильнее поддернул Егора за волосы. Темная сила, которой светился Гарасим
в ту минуту, была столь велика, что никто не посмел остановить его, а
Брыкинское лицо продолжало висеть в воздухе, как белая страница, на ко-
торой уже написан был приговор барсуков.
- Ну, что ж, начнем теперь, - вздохнул Жибанда и помолчал, почесывая
ногтем выбритый подбородок. - Ты, Брыкин, слышишь меня? - он озабоченно
глядел на шевеленье Брыкинских губ. Опять помолчав, он вдруг приблизил
свое лицо к Брыкинскому и почти прокричал в упор: - комиссара Половинки-
на кто отвязал... ну?
Лицо Брыкина постепенно оживлялось, точно спрыснули его живой водой;
тень румянца затемнила место над правой бровью и левое, странно заост-
рившееся, ухо. - "К свету, к свету его поверни..." заворчали барсуки, а
Мишка внимательно наблюдал оживленье Брыкина по движеньям его губ.
- Марфушка босонога! - неожиданно громко прокричал Егор, выпрямился,
открыл глаза, но снова закрыл их, ослепленный печным огнем. Жизнь, то-
ропливая и суетливая, радостными струйками забегала в несогласных еще
между собою мускулах его лица. Брыкин крикнул, и барсуки засмеялись нео-
жиданности. - Марфушка! - еще раз крикнул Брыкин и вырвал голову из Га-
расимовой руки. - Я ее в кустах подслушивал... в клоки хотел стерву
изорвать! Она ему, товарищи: женись, говорит, на мне, развяжу тогда... -
Глаза Брыкинские блестели, он захлебывался своими, стремительными, сло-
вами и радовался тем, которые еще предстояло сказать: каждое слово удли-
няло срок его существования среди живых. Он как бы вырывал каждое слово
от себя самого, ценою себя самого покупая клочок жизни. Щедрость его бы-
ла беспредельна... - Он и говорит ей: развяжи, тогда женюсь! А она: на-
питы, говорит, запитотьку... - Брыкин, подражая Марфушке, даже и лицом
передал выражение Марфушкина лица. - А он говорит: так ведь у меня ру-
ки-то связаны, как же я напишу?.. ты развяжи сперва, я потом напишу. А
она: нет, тперва напиты! Уж я, батюшки мои, хохотал, вот хохотал... шта-
ны стали мокры! - и, весь передернувшись как в судороге, Брыкин с видом
какого-то безумного вдохновенья смотрел на барсуков, но никто не глядел
на него.
- Ладно... - оборвал его Жибанда тоном, зачеркивающим всю искренность
Егорова показанья. И опять качнулся Брыкин на своем чурбаке, и опять
шепнул Жибанда Гарасиму: попридержи, чтоб не съехал. - Ну, а потом Мар-
фушка сказала ему: ты голый... и убежала. Так? - спросил Жибанда, щурясь
и крутя усы.
- Так... - пошевелились Брыкинские губы.
- А потом ты вышел и отвязал комиссара, - жестко вычитывал Жибанда. -
Как же ты его отпустил? ведь он же жену твою взял!
- Полжизни у мене утащил! - жалобно прокричал Брыкин.
- И как же, без уговору ты его отпускал? - осудительно качнул головой
Жибанда, дотрогиваясь пальцем до Брыкинского лба. Брыкинский взор отра-
зил испуг, сжатые губы - нехотение говорить.
В зимницу входили новые, становились в круг же. Тишина не нарушалась,
но когда Настя пробиралась сквозь плотное кольцо барсуков, побежали шо-
потки, а Тешка, Юдин прихвостень, вздохнул громко и насмешливо, толкая
Евграфа Подпрятова в бок:
- Эх, леденистенькая... куснуть ба!
Подпрятов не ответил.
- Значит, товарищи, выяснено... - голосом покрыл всех Мишка: - ...
Брыкин отпустил комиссара по уговору. Что-де, вот, отпускаю я тебя, а
когда барсуков крошить станут, так ты меня выпустишь. Как, вина доста-
точная, товарищи?..
- Достаточная... хватит!
- Чего его мучить зря?..
- Жрать хотца. - Такие раздались возгласы отовсюду.
- Погодите, погодите... зеленые атаманы! - с неуловимой дерзостью ос-
тановил их Юда и протискался вперед. Общее внимание приковалось теперь к
нему, а он глядел на Мишку, взглядом требуя согласия на что-то. Мишка,
весь багровый от негодования, чесал себе правую щеку, а левую руку, сжа-
тую в кулак, держал вдоль тела. Юда выжидал, а Брыкин опять стал осе-
дать, точно окончательно сломался тот стержень, на котором держалось его
человеческое достоинство. Гарасим переменил руку и опять поддернул Бры-
кина вверх.
- Скоро, что ль, вся рука затекла, - недовольно сказал он.
- Счас, счас... Я вот жду, - сказал Юда тихо. - Миша! - прибавил он
еще тише, - я жду! - И все видели, как Мишка отрицательно покачал голо-
вой.
Из печки вывалилась горящая ветка и чадно горела на железном листе,
набитом перед печкой.
- О чем это ты, Юда? - спросила Настя, и голос ее дрогнул. Она вызы-
вающе смотрела на Юду, но Юда не ответил и стоял, играя серебряным под-
веском пояска и глядя в стену грустными глазами, точно спрашивал совета
у стены.
А уже был брошен последний камень осужденья в Брыкина. Все, лежавшее
втуне на памяти у барсуков, дружно обнажило свои смыслы, остриями нап-
равленные в Егорово имя. Вспомнилось, как пропадал он днями в долгих от-
лучках, а потом хвастливо угощал папиросками соседей по землянке. Как
однажды, зайца приняв за человека, убежал в лес, и разговаривал с зай-
цем... И сам Жибанда только тут сообразил о проскользнувшем мимо него
Брыкинском лице в незабываемую ночь похода на Гусаков. - Сам Егор уже не
слышал ни отдельных возгласов барсуков, ни точных и упорных вопросов
Юды, которыми тот предварял свой последний удар. Расслабленное сознанье
Брыкина окутывалось дремой. Он открыл глаза и увидел тихие, мягко мер-
цавшие из-под ресниц глаза Юды. Но они жгли его и побуждали к действию.
- Братишки... - задыхаясь и всхлипывая, вскочил с обрубка своего Бры-
кин с открытым ртом. Он делал руками движенья, точно играл в жмурки,
точно не видел уже ничего вокруг себя и ловил наугад. - Братишки... А
ведь Петьку-те Грохотова это я убил!! Не он, не он, а я ...я! - и всем
телом вытянулся в жест, указующий в молчащего Семена. - Не он... Как я
уехал в лес, топор забыл. Я и воротился задворками, меня никто не ви-
дал... А лошадь в Бабашихином оставалась. Дома взял топор, побежал рожью
назад, к Бабашихину-т... А как бежал рожью-те, тут и увидел во ржи: му-
жик на Аннушке... Я и махнул тут топором-те... да все рожью, рожью, в
лес! Рожь-те присмята была... черная тужурка на ем... со ржи пыль нес-
ла... Я-то думал, что Половинкин попал, а не Половинкин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92