И ещё, оказывается, "риск оглашения нашей
прошлой и настоящей деятельности становится неприемлемо высоким", - для них?
нет, собою они жертвуют, но "по отношению к вам и к другим замешанным в это
дело друзьям". Да почему же в качестве участников отдельного скрытного
перевода, во всех внешних сношениях заслонённые моим адвокатом, они будут
обнаружены и разглашены, - а сами бы, ведя мировую операцию и все отношения,
не будут? Так и не смогли упрятать, что рвут они лишь оттого, что не
получили мирового копирайта "Архипелага". Итак, "с чувством грусти, но и
гордости, что они содействовали мировому успеху моего творчества" (вывели
меня в люди), они совершают "полный уход" от этого высокоценимого ими
"Архипелага", они более не могут участвовать в переводе (не осталось
вещественных доказательств, чтоб они в нём и участвовали за 5 лет), сам же
перевод "в форме первого наброска" и все на него права - за Томасом Уитни, к
которому и следует обращаться. "Первый набросок" перевода - через 5 лет:
Эта тяжкая наша весна 1973. И ГБ послало предупреждение (через
Синявскую-Розанову, она с ними интенсивно общалась, обговаривая скорый
отъезд своей семьи во Францию), что если я добровольно не уеду из Союза -
меня посадят и отправят умирать на Колыму. Нераздираемые нарастающие наши
бремена, ощущение надвигаемых ударов ГБ. И - такое письмо! Как
оскорбительно, стыдно читать его в нашем подпольи. Значит, вся пятилетняя
надежда, что "Архипелаг" спасён, переводится и грянет, - рухнула. Чтбо за
доводы на хилых ножках, мелочная обида, - и ещё привязывают нас юридическими
петлями к переводу, не сдвинутому за 5 лет!
Если б мы знали, какой верный добрый Уитни и его истинное соотношение с
Карлайлами в работе, - так мы б не так горевали, баба с возу - кобыле легче.
Но вот нас юридически связывают с неоконченным переводом, ни страницы
переведенного не дав, ни даже русского текста, - и ничего уже не обещая. То
есть даже запрещают начать английский перевод заново.
Я ответил горячо. Не могу предположить, что, имея 5 лет дело с
"Архипелагом", они остались равнодушны к духу его. Он - не литературный
товар, а звено русской истории. Однако ваше письмо пренебрегает именно этим
духом. Издательства получат от книги небольшой доход, таковы будут мои
условия, книги не должны продаваться по безумным западным ценам. И - снова я
просил их передумать и остаться на переводе. (Да может старики пристыдят
её.) А если нет, я вижу один путь (никто не возьмётся исправлять чужой сырой
материал; не вижу, как спасать работу в хаотическом состоянии): оплатить
весь перевод, сделанный по сей день, - и предать огню в присутствии доктора
Хееба. Перевод по-английски мы начнём заново (все права на перевод - у
Томаса Уитни:).
И уже не требовал от них русского текста, того моленного, первого, - а его
тоже сжечь!
Горечь в горле стояла ужасная. Ощущение провала в излелеянном деле.
Это моё "левое" письмо долетело до Карлайл быстро - и тотчас же слала она
мне гневный ответ: они действовали только из любви к России и при таком
бескорыстии заподозрены в коммерческих интересах! да будь это прежние
времена, она прибегла бы к защите её отца, чтоб он вызвал меня на дуэль за
оскорбление чести дочери. ("Дуэль" - когда я из-под обстрела не вылезаю.) А
между тем - она меня "сделала известным на Западе и помогла получить
Нобелевскую премию", вот как!.. Теперь она указывала и ещё одну причину
разрыва: что я недоволен их переводом "Круга". Но об этом она знала от
родителей уже три года назад, а ссылалась, будто впервые узнаёт через Бетту
(и опять - чтобы скрыть заядлую причину: утерю надежды на мировой копирайт).
Весьма дурным русским словом хотелось её назвать.
Успел я предупредить Хееба: ни в коем случае не ехать, как он собирался, за
океан к Карлайлам, не надо кланяться. Он получил моё письмо вовремя и всё
равно упрямо поехал в июне в Нью-Йорк, с женой (страсть путешествовать).
Уронил мою позицию - и решительно ничего не продвинул. Нежно и пусто провёл
время в гостях у Карлайлов. (Она теперь пишет в книге: он и не спрашивал у
неё английского перевода "Архипелага", - тогда и вовсе зачем ездил? А Хееб
говорит: они отказались дать, перевод не готов. Так оно потом и оказалось:
не готов.) Не сделал и попытки познакомиться с Уитни (или не свели их). И
вернулся в Европу с пустыми руками.
А к концу лета - был схвачен "Архипелаг" гебистами, погибла Воронянская, - и
я отчаянно дёрнул дальний взрывной шнур "Архипелага". А взорваться было -
только тому, чтбо расстарались мы в последнее время: немецкому да шведскому
изданию. Главное же, англо-американское, решающее весь ход мирового
общественного мнения, - вот, не оказалось готово. Только тут Карлайлы
вернули Уитни перевод (который и содержался не у него, оказывается), и он
кинулся работать. Только в октябре 1973 приехал Курто из Штатов, привёз
Хеебу лишь 1-й том "Архипелага", неготовый перевод Уитни, над которым ещё
предстояло поработать вместе с экспертами. А перевод последующих томов Уитни
ещё продолжал.
Вот так мы передали плёнку "Архипелага" в "чистые руки", ещё и наследнице
русской литературной семьи. Как саранча налетела и поела плод доверчивой
дружбы старших поколений, и память замученных.
И вдруг, чего нельзя было ожидать, я оказался на Западе. Энергичная дама,
очевидно, забеспокоилась. Она была безупречна за подписью Хееба и пока я
сидел в восточной клетке - а что теперь? Она не стала бездейственно ждать,
но кинулась навстречу ожидаемой опасности: поехала в Европу искать встречи
со мной.
А я первые несколько недель после высылки ведь не сознавал всего отчётливо,
да многого пока и не знал. Ещё семья в Москве. Ещё висит судьба архива -
удастся ли вывезти его? Да может трёх дней в Цюрихе не прошло, как Хееб
повлёк меня в английский консулат, давать показания о пиратстве Флегона. Ещё
надо изрядно потолкаться на Западе, чтобы получить отвращение к судам. И я
еду как в тумане. Дурную штуку сыграли со мной, втравивши неосмысленно в
этот суд, - но и с другой же стороны: если не пресечь Флегона, значит
признать, что у меня нет авторских прав на "Архипелаг", даже когда я за
границей?
И вот - на второй же день в Цюрихе - телеграмма из Вашингтона: теплейшие
поздравления и молится за прибытие моей семьи; знает, что даже в изгнании я
осуществлю свою миссию; посетит родителей в Женеве в марте и надеется
увидеть меня, Ольга Карлайл.
Не помню, когда я эту телеграмму увидел в ворохе и дошла ли до моего
сознания, но следом письмо из Женевы: я уже у родителей, очень хочу с вами
встретиться, могу приехать в Цюрих на несколько часов; и везу вам
приглашение на годовой съезд американского Пен-клуба; и очень беспокоимся о
Наталье Ивановне (Еве); и - ото всего сердца обнимаю вас, и мой муж и мои
родители передают вам самый дружеский привет. И от отца её письмо:
очень-очень просит, чтоб я принял дочь.
И я - забыл недавнее жжение? весь разрыв, их вероломное уклонение, затяжку
"Архипелага", как они крылья нам подрезали? Да, всё забыл. Уже год прошёл -
грозный, сожигающий год, не тем я был занят, я забыл свою обиду, утерял даже
в памяти или не сознавал ясно, что они заморозили "Архипелаг" из-за мирового
копирайта. Да, казалось мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73