– Что вам угодно, господа?
Павел принял сколь можно важный вид. Он стоял в стороне и вполоборота к царице как высокого класса дворецкий, как строгий наблюдатель за церемониалом.
Вдруг Гучков ощутил, что этот красный крест на её сестринской косынке смущает его. Его собственная жизнь была часто переплетена именно с красным крестом. С этим знаком на рукаве он расхаживал и по манчжурским долинам на той войне, и по галицийским местечкам на этой. Этот же самый красный крест, обращённый теперь к нему со лба императрицы, посылал ему какой-то смущающий привет. Он пришёл к этой заносчивой женщине как к своему вечному и самому крайнему врагу. А красный крест излучал ему странный сигнал, что они – из одного братства.
Отчасти этим смущённый, отчасти он не мог же открыть, что цель визита – никакая.
Но Корнилов вытянулся и в крайне почтительном тоне сказал:
– Ваше Императорское Величество! Мы с военным министром проверяли надёжность охраны дворца и вашу безопасность со стороны Царского Села.
И сразу – какая-то струна отпустила в ней! Уменьшился рост. И голова уже не держалась так закинуто твёрдо.
– Да, – уронила она металлированно-устало. – Эти дни творился большой беспорядок в Царском. Много стреляли, грабили, кричали. Я очень прошу вас, генерал, как сделать для больных детей покой. И чтоб не нападали на охрану дворца.
Одному генералу, Гучкова как не замечая. Гучков оказался вообще в стороне.
Но так терялся весь смысл его прихода. И он вступил тоже в разговор, замечая, что вздрогнула императрица от его голоса. Он не назвал её «Ваше Величество», не назвал никак. Он не умягчал своего голоса – а может быть и умягчил? – сам не овладел моментом. Смысл слов его оказался мягок, и это невольно выразилось в голосе:
– Временное правительство поручило мне узнать, есть ли у вас всё необходимое? Какая нужна вам помощь? Может быть – детям лекарств?
Столько лет без единого доброго оттенка он думал о ней, то закипал, то клялся, что низвергнет её. И приехал, тоже не имея в виду сказать мягкое, но лишь проверить – она-то ли смягчилась от падения? А выговорилось так, будто он приехал проявить великодушие или даже помириться.
И она – с удивлением обернула к нему удлинённую голову с возвышенной причёской, угадываемой под косынкою. Её брови расступились из застылой надменности: этот ужасный человек в эти ужасные дни приехал не позлорадствовать, но предложить детям лекарств?
Детям – лекарств? В этом не могло быть ни насмешки, ни лицемерия. Детям – лекарств? – бальзам для матери.
– Благодарю вас, – ответила она уже совсем иначе, но не называя Гучкова никак. – Лекарств у нас вполне достаточно. И докторов. А вот только – покоя.
И с новым соображением добавила (голос у неё был низкий, красивый):
– Тут, в Царском Селе, есть мой госпиталь, куда я сейчас лишена доступа. Если можно – позаботьтесь, чтоб он ни в чём не нуждался.
И полминуты они посмотрели друг другу в глаза, как не приходилось двенадцать лет, и с удивлением не нашли прежней силы ненависти в себе. У неё – глаза потеряли надменный сверк, были простые человеческие, усталые. У него – закрыты дымчато-зелёными очками, неизвестно какие. Но кого же ненавидеть – этого ли мешковатого, совсем не военного министра, не грозно предложившего лекарств? Эту ли примученную приниженную сорокапятилетнюю женщину с пятью больными детьми?
Вдруг почему-то вспомнилось и укололо раскаянием, что ведь он приписывал ей и распространял по обществу письма, которых она, оказалось, не писала.
Неугаданным видением пронеслось между ними, что все прошлое могло быть и ошибкой – и по дворцу не бродили бы сейчас с красными лоскутами дикари.
О госпитале – Гучков обещал.
И во власти этого ощущения – принадлежности к какому-то общему слою с установленными правилами, он неожиданно для себя, но сохраняя голос от предупредительности, спросил, нет ли ещё каких-нибудь желаний.
И императрица тотчас использовала:
– Да! Верните свободу невинно арестованным – генералу Гротену, Путятину, Татищеву, Герарди.
Ого! Чуть покажи мягкость – и уже она требовала?
Гучков на это не ответил.
Разговор вдруг оборвался, не имея дальнейшей темы и смысла.
И так, не присев, и не обратясь друг к другу никак, и не поздоровавшись в начале, и лишь чуть поклонясь в конце, – они исчерпали всё.
Простоявший с неподвижной важностью великий князь Павел двинулся их провожать. И в следующих комнатах, следуя рядом, сказал:
– Ея Величество ещё не довольно объяснила вам, как её крайне беспокоят войска, окружающие дворец. Они кричат, поют, теперь и открывают двери, позволяют себе заглядывать внутрь. Просто чёрт знает что себе позволяют. Не угодно ли вам будет призвать солдат к благопристойности?
Гучков ответил, что пришлёт своего офицера.
Павел чуть склонил голову и отстал, так и не подав им руки. Кажется, было движение подать, но он боялся остаться с протянутой.
И Гучков уходил совершенно недовольный: ничего он с этого не взял, только обещал, вся затея посещения стала казаться ему дурацкой.
Если смотреть на события вперёд – надо готовить обстановку для возможного ареста.
И он поручил Корнилову: найти и назначить нового надёжного начальника царскосельского гарнизона.
453
Красный крест.
Всем известный, прямой, квадратный,
предельно простой геометрически, не с прогибами
сужения, как георгиевский, ни с одним
удлинённым концом.
Крест всемирного милосердия.
= Только расположен не привычно ровно, а чуть перекошено,
будто сдвинут, свёрнут по оси.
Заметней.
Ещё заметней.
= Да он медленно кружится вокруг своего центра.
Вот уже по диагонали стали его стороны,
уже и прошли диагонали.
Вот снова выровнялся -
и тут же ушёл.
= Уже сильно заметно его вращение,
всё на глазах.
Он просто кружится, приколотый точкою в центре.
= Заведенный не своею силой – он
кружится – и всё быстрее.
= Уже так быстро, что не успеваем за его положениями -
уже не крест, и не милосердия,
восемь ли концов у него?
двенадцать?
шестнадцать?
Рябит – и сливается! -
в красное колесо.
ШЕСТОЕ МАРТА
ПОНЕДЕЛЬНИК

454
(по свободным газетам, 5-7 марта)
НОВЫЕ МИНИСТРЫ. Прежде всего это честные люди. И кроме того это – умные, сильные, стойкие люди. Россия не могла сделать лучшего выбора. Наш долг – отнестись с полным доверием… Не жалкие фигуранты ничтожного, прогнившего насквозь опереточного режима, а выдающиеся представители русской общественности, опирающейся на бесспорное уважение и доверие страны.
… Теперь нам нечего волноваться. Новое правительство, облечённое народным доверием, примет все меры. Как непохожа честная декларация Временного Правительства на лицемерные обещания старой власти! Нам удался головокружительный скачок от абсолютизма к полной демократии…
… Контрреволюция в любой момент может поднять голову, будь то в тылу или на фронте. Зоркие взоры власти должны быть направлены в обе стороны.
… И даже не страшно слушать о разногласиях между двумя основными силами переворота: какая-то твёрдая уверенность, что будет найдена средняя линия поведения, и в Берлине не придётся радоваться нашим раздорам…
… Надо, чтобы моральный подъём нации не истратился на внутренние трения. Всякий раскол – измена долгу перед родиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302