И составлял и рассылал по линиям директиву за директивой.
Отменить все распоряжения прежних комитетов по охране дорог.
Освободить всех арестованных или наказанных этими комитетами.
Объявить всем железнодорожникам: возрождение России к новому свободному бытию вселяет твёрдую надежду на беззаветное исполнение каждым своего долга, и больше не понадобится никаких наказаний.
Упразднить советы при начальниках дорог. (Если стать начальником дороги – единовластие. Но – к чёрту такую должность при Некрасове, и товарищем министра не стану!)
С Виндавской дороги сообщают: солдаты разносят станции, буфеты.
Ничего, лес рубят – щепки летят.
Стали обсуждать с Ломоносовым: ну что это, правда, за правительство? Стыдно. Кто там специалист? Надо было 50 лет завоёвывать свободу, чтоб составить какой-то сброд безруких. Практику-деятелю смотреть со стороны – просто невыносимо.
А Ломоносов уже собрал типографов (ротмистр Сосновский поставил при типографии караул), но весь день не мог начать печатать Манифеста: из Таврического не велели. При полной ясности положения – не велели! Идиоты, чего ждут? Кажется, ясно: чем скорей напечатать – тем скорей и развязаться с Николашкой.
Пока сделали самодельную копию отречения, сами же и заверили. Её (не гонять же по опасным улицам драгоценный подлинник) и послали по требованию правительства, почему-то на Миллионную 12.
Пока там тянулось, тут со своими обсуждали: чего хотеть? Парламентарной монархии? А гложет быть – низложения всей династии? Гораздо красивей, революционней, пороховой дым! Но во время войны?… Низложение может вызвать сопротивление армии. Ладно, чёрт с ним, пусть парламентарная монархия, а уж конституцию под шум событий можно приложить какую угодно.
Наконец свой же Лебедев позвонил с Миллионной, где остался разведчиком: ура! Ещё одно отречение – в пользу Учредительного Собрания! Набоков сел писать акт.
Потрясающе! Как золотой сон. Старые святые слова – Учредительное Собрание!
Но когда же привезут печатать? Что же, проклятье, не разрешают? Они всю революцию погубят! Династия обернётся – и всё заберёт назад.
А Совет депутатов – обогнали нас, подлецы! – не имея текстов, выпустил по улицам летучку с главным: «Николай отрёкся в пользу Михаила, Михаил – в пользу народа!»
Наконец, пришла из Думы команда: печатайте первый манифест.
А второй где?
А второй почему-то князь Львов увёз в Думу и пришлют после.
Ломоносов спустился в типографию и там, наслаждаясь голосом, вслух прочёл отречение Николая.
Два старых наборщика истово перекрестились, как на покойника.
389
Бывший и последний секретарь Льва Толстого Валентин Булгаков, ещё молодой человек, – в эти дни по командировке Земсоюза, в котором отбывал военные годы, попал в Петроград. Теперь видя всё, что здесь делается, окончательную победу нового строя, а значит предполагая скорую широкую амнистию, он почувствовал ответственность и заботу: как бы выручить из тюрем толстовцев, малеванцев и субботников, которые по своим убеждениям отказались нести военную службу и отбывали каторгу или арестантские роты. Беспокойство было в том, что их числили не как религиозных, а как уголовных преступников, – и амнистия, составленная в революционных попыхах, могла их не учесть. А между тем, как понимал молодой толстовец, это были лучшие чистейшие люди, чьё нравственное сознание переросло сознание современного человечества на века вперёд, и вся вина их в том, что они выше оставшихся на свободе. Таких было по России несколько сот человек, и надо было спешить их освободить.
Однако, к кому обратиться? как? Очевидно – прямо к новому министру юстиции Керенскому. Известный своей справедливостью и бесстрашием, молодой министр, смелый друг свободы, не побоится упрёков в германофильстве, и решит вопрос кратко и благоприятно. И надо спешить, пока амнистию ещё не опубликовали.
Но Булгаков и каждый из предыдущих дней пытался проникнуть в Таврический, ему не удавалось. На всякий случай он сперва написал министру письмо, всё изложил, заклеил.
Сегодня до самого дворца и внутрь сквера добраться оказалось нетрудно, но на крыльце проверяли очень строго, требовали пропуск.
Пока Булгаков толкался, конвой привёз арестованных и громко кричал, чтоб расступились, – «товарищ министра!» и старый генерал. Оба были бледные, дрожали губы их, блуждали глаза. Нельзя было их не пожалеть, представить, что у них в душе.
Кто-то сказал Булгакову, что пропуски в Таврический дают в Доме Армии и Флота. Пошёл он туда. Ничего подобного. Там выписывали офицерам удостоверения на право выезда в Действующую армию и на право ношения оружия – и масса офицеров толклась там потерянно. Вернулся, опять тискался у крыльца Таврического.
Теперь придумал показывать всем стражам своё собственное письмо, что необходимо передать его лично в руки министру. Сразу к нему переменились и сами стали советовать, как достать пропуск. Сначала пустили в первую дверь, в канцелярию коменданта. Там – не дали, послали в приставскую часть, где за пустым столом сидели совсем посторонние офицеры и любезно ответили, что ничего не знают. Теперь уже сам пошёл смирный толстовец со своим письмом ко входу в Екатерининский зал и у студентов-контролёров просился пропустить его. Студенты не пустили, но послали за пропуском в Военную комиссию.
Опять коридоры, закоулки, закоулки. У некоторых дверей – часовые с ружьями (но курили на постах). Витая железная лесенка чуть не на чердак. Здесь – низкие потолки, накурено, много офицеров, есть и солдаты, все толкаются, протискиваются, разговаривают. На одной двери надпись, на клочке бумаги синим карандашом: «Военное министерство». Развитой матрос спрашивает входящих:
– Вам – зачем?
Булгаков показал конверт, повторил жалобы, что пропуска не достать, – матрос пропустил.
В маленькой комнатке с низким потолком, наполненной табачным дымом и людьми, заплёванной, загаженной, – развидел два-три стола с бумагами. За одним столом сидел солдат и барышня в белой тонкой кофточке, лицо красное, обмахивалась платочком. Булгаков стал повторять своё и доставать из карманов бумаги Земсоюза, чтоб удостоверить личность, – солдат и не взглянул, а быстро стал вписывать в бланк, напечатанный на ремингтоне: «Удостоверение. Выдано сие (имярек) на право свободного входа и выхода из Государственной Думы как работающ… в Военной комиссии. За начальника общей канцелярии…» Печать думского Комитета.
И даже за это время с Булгакова полил пот. И поспешил с бумагой вниз. Теперь ему было открыто всё.
И он попал в коридор, где было людей меньше и говорили тихо, курьеры давали справки, где кого искать, и в никакие двери не проходили без предварительного доклада. А вот и бумага прикреплена к двери кнопками, и снова синим карандашом: «Приёмная Временного Комитета. Без доклада не входить.»
Но курьер у двери ответил, что Керенского сейчас в Таврическом нет.
Вот-те раз, вот и добился. Замялся. Догадался, будет не хуже:
– А Василий Алексеевич Маклаков?
– Сейчас посмотрю. – Но не в дверь пошёл, а к длинной вешалке, тут же в коридоре, и стал перебирать шубы и пальто.
– Нет, и Маклакова нету.
Так и кончилось задуманное ходатайство. Больше ничего придумать не мог Булгаков, а пошёл в Екатерининский зал, пока поболтаться в Думе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302