Вызвать Родзянку, конечно, не удалось и в этот раз. Львова – и не пытался, не видя смысла. Зато Гучков оказался в довмине и подошёл к аппарату.
Всё ещё понимая Родзянку как самого там главного, Алексеев собственно не к Гучкову обращался, и не к совету министров, но – передать Родзянке. Что скрывать, как просил Родзянко, такой великой важности Манифест немыслимо, слух уже просочился в войсковую среду, могут быть грозные последствия. Манифест должен быть безотлагательно обнародован в установленном порядке.
Кажется, это так было ясно! – почему это нужно было петроградским доказывать? Как же можно устраивать игру из такого величайшего документа? И главное – по каким причинам? Всё равно не скажут, Алексеев уж и не добивался, однако предположил:
– Выход должен быть найден путём соглашения с лицом, долженствующим вступить на престол.
Сам ли Михаил не хочет почему-то объявлять? Или снова заколебались – вернуть престол Алексею? Или даже вернуть Николаю?
… Пусть детали государственного устройства будут выработаны потом, после успокоения страны. Или даже после окончания войны. Но сейчас – опубликовать Манифест! Скрывая от Действующей армии намерения правительства, мы расшатываем её и готовим себе печальную участь. Пять миллионов вооружённых ждут объяснения совершившегося!
Завладев, наконец, линией, дорвавшись до слушающего петроградского уха, Алексеев теперь уже и не давал ответить, он спешил выговорить, пока слушают.
Второе. Желательно, чтобы новое правительство обратилось к Действующей армии с горячим воззванием выполнять свой святой долг. И с таким же воззванием к народу, чтоб он напрягал силы к той же общей великой цели. И в-третьих, настоятельно прошу, чтобы все сношения правительства с армиями велись только через вверенный мне штаб, а по второстепенным вопросам – через главнокомандующих. Только так мы сохраним устои вооружённой силы.
Когда же наконец Алексеев всё наболевшее высказал и дал отвечать Гучкову, то в первых же фразах ответа и услышал непостижимое: Михаил Александрович тоже решил отказаться от престола ! Оба Манифеста и будут обнародованы в предстоящую ночь.
Алексеев был – сотрясён. Он – не мог этого охватить! Зачем же тогда всё делалось? В чём же был смысл вчерашнего отречения? И – кто же останется?… Кто же?…
У власти остаётся Временное правительство во главе с князем Львовым. До Учредительного Собрания, которое и решит государственное устройство. Срок его не определён.
То есть на троне – никого ?
Косой хваткой защемило Алексеева, до задыха, обидное унизительное сознание – обмана! Его обманули – как дурака, провели за нос!
А между тем лента бодро подавала ответы на другие важные вопросы. Воззвание к армии? Безотлагательно будет. Сношения с армией? – да, через Ставку и главнокомандующих. Не имеет ли генерал Алексеев ещё что-нибудь сказать?
О, ещё бы! О да! Несчастная слабая голова раскалывалась, так много сразу нужно было сказать. Ничто ни с чем не вязалось, всё куда-то летело, крушилось, вообще не оставалось ничего твёрдого! Вместо небольшой перестановки на престоле – падал сам престол?
Но нашёлся Алексеев только жалко пожаловаться:
– … Неужели нельзя было убедить великого князя принять власть хоть до Собрания?… А как теперь этот новый Манифест примет армия? А не признает она его вынужденным со стороны ?… Теперешнюю армию надо беречь и беречь от всяких страстей в вопросах внутренних. Надо же сохранить её от теперешнего петроградского гарнизона, разложившегося нравственно!… Да хоть бы на короткое время вступил великий князь! Это вызвало бы уважение к воле бывшего Государя. И произвело бы бодрящее впечатление на армию… Слишком тяжёлая задача лежит на армии и надо облегчать её, а не…
Но – зачем это всё он печатал? И – кому были теперь эти опоздавшие доводы? В нужный момент с ним не посоветовались, ему только затыкали рот: не объявлять!…
А Гучков – и соглашался, оказывается: он-то сам и с ним Милюков так и считали, что престол непременно должен быть кем-то замещён. Но эти доводы никого не убедили. А решение великого князя было свободно и бесповоротно. Приходится подчиниться и попытаться добросовестно упрочить новый строй – и не допустить ущерба для армии. С этим намерением Гучков и принял пост военного министра.
Алексеев шёл от аппарата к себе в кабинет как ослепши, неуверенно ногами.
Лукомский встревожился, приблизился:
– Что с вами, Михал Васильич, опять плохо?
Алексеев и рад; был остановиться. Смотрел на Лукомского, больше обычного сощуренный, нахмуренный. И всегда как будто недовольно-недоверчивое, его дремучее унтерское лицо ещё урезчилось. Он и сам как будто искал, что с ним?
– Никогда не прощу себе, – ответил медленно, глухо-скрипуче, – что поверил в искренность некоторых людей. Что вчера послал этот несчастный запрос главнокомандующим.
394
Тряпка безвольная! Шляпа! Как мог отречься?
И вот таковы законы демократии! Если твоя точка зрения расходится с точкой зрения большинства – надо подавать в отставку.
Чудовищно! Всей своей жизнью восходил Павел Николаевич к этому посту, все его способности вели сюда! Этот пост давно намечался для него и общественным мнением России, и мнением всех товарищей по партии, и даже мнением союзных стран. И кто же был готов к нему более, чем Милюков, с его исторической образованностью, с его даже личным знанием и Европы, и Америки, и особенно Балкан, самого запутанного места. По любому вопросу – финляндскому, польскому, сербскому, болгарскому, или о проливах, или о целях войны, – Милюков уже заранее имел проработанное мнение. Изо всех нынешних членов Временного правительства Милюков единственный приходил на министерское место не как новичок, а как хозяин дела.
И это было настолько всем ясно, что ещё три дня назад, до всякого правительства, звонил в Таврический директор канцелярии министерства иностранных дел и звал не кого другого, а именно Милюкова к телефону: просил прислать караул для защиты секретных архивов. И Милюков послал, спасая преемственность государственной тайны.
А теперь, из-за того что не удалось убедить Михаила, – всё это рушилось? И надо подавать в отставку? Из-за ночного запальчивого условия между министрами (сам же и предложил): чьё мнение будет отвергнуто – тот должен уйти и не быть помехой?
Но разве Милюков – помеха действиям правительства? Он – основа его, он – дух его, он и собирал весь костяк. И он провёл труднейшие переговоры с Советом. Он сейчас, минуя невыразительного Львова, – фактический лидер. И – кому же теперь это место уступится?
Представил себе, как обрадуются Керенский, Некрасов. И уже предчувствовал: по вьющейся жилке, по напору, по нахвату – на первое место в правительстве попрёт Керенский, мальчишка!
Немыслимо это допустить!
А больше – кому ж? Такое составилось правительство.
Второй настоящий лидер – Гучков, но он тоже должен уйти теперь, по тому же закону.
Уезжая из квартиры Путятиной, Милюков ещё раз объявил остававшимся коллегам, что теперь по их уговору и по смыслу дела он – выходит из правительства.
Никто его за язык не дёргал, никто не напоминал, он просто честно действовал по правилам демократии.
Но едва севши в автомобиль – уже жалел: зачем этот-то раз ещё повторил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302
Всё ещё понимая Родзянку как самого там главного, Алексеев собственно не к Гучкову обращался, и не к совету министров, но – передать Родзянке. Что скрывать, как просил Родзянко, такой великой важности Манифест немыслимо, слух уже просочился в войсковую среду, могут быть грозные последствия. Манифест должен быть безотлагательно обнародован в установленном порядке.
Кажется, это так было ясно! – почему это нужно было петроградским доказывать? Как же можно устраивать игру из такого величайшего документа? И главное – по каким причинам? Всё равно не скажут, Алексеев уж и не добивался, однако предположил:
– Выход должен быть найден путём соглашения с лицом, долженствующим вступить на престол.
Сам ли Михаил не хочет почему-то объявлять? Или снова заколебались – вернуть престол Алексею? Или даже вернуть Николаю?
… Пусть детали государственного устройства будут выработаны потом, после успокоения страны. Или даже после окончания войны. Но сейчас – опубликовать Манифест! Скрывая от Действующей армии намерения правительства, мы расшатываем её и готовим себе печальную участь. Пять миллионов вооружённых ждут объяснения совершившегося!
Завладев, наконец, линией, дорвавшись до слушающего петроградского уха, Алексеев теперь уже и не давал ответить, он спешил выговорить, пока слушают.
Второе. Желательно, чтобы новое правительство обратилось к Действующей армии с горячим воззванием выполнять свой святой долг. И с таким же воззванием к народу, чтоб он напрягал силы к той же общей великой цели. И в-третьих, настоятельно прошу, чтобы все сношения правительства с армиями велись только через вверенный мне штаб, а по второстепенным вопросам – через главнокомандующих. Только так мы сохраним устои вооружённой силы.
Когда же наконец Алексеев всё наболевшее высказал и дал отвечать Гучкову, то в первых же фразах ответа и услышал непостижимое: Михаил Александрович тоже решил отказаться от престола ! Оба Манифеста и будут обнародованы в предстоящую ночь.
Алексеев был – сотрясён. Он – не мог этого охватить! Зачем же тогда всё делалось? В чём же был смысл вчерашнего отречения? И – кто же останется?… Кто же?…
У власти остаётся Временное правительство во главе с князем Львовым. До Учредительного Собрания, которое и решит государственное устройство. Срок его не определён.
То есть на троне – никого ?
Косой хваткой защемило Алексеева, до задыха, обидное унизительное сознание – обмана! Его обманули – как дурака, провели за нос!
А между тем лента бодро подавала ответы на другие важные вопросы. Воззвание к армии? Безотлагательно будет. Сношения с армией? – да, через Ставку и главнокомандующих. Не имеет ли генерал Алексеев ещё что-нибудь сказать?
О, ещё бы! О да! Несчастная слабая голова раскалывалась, так много сразу нужно было сказать. Ничто ни с чем не вязалось, всё куда-то летело, крушилось, вообще не оставалось ничего твёрдого! Вместо небольшой перестановки на престоле – падал сам престол?
Но нашёлся Алексеев только жалко пожаловаться:
– … Неужели нельзя было убедить великого князя принять власть хоть до Собрания?… А как теперь этот новый Манифест примет армия? А не признает она его вынужденным со стороны ?… Теперешнюю армию надо беречь и беречь от всяких страстей в вопросах внутренних. Надо же сохранить её от теперешнего петроградского гарнизона, разложившегося нравственно!… Да хоть бы на короткое время вступил великий князь! Это вызвало бы уважение к воле бывшего Государя. И произвело бы бодрящее впечатление на армию… Слишком тяжёлая задача лежит на армии и надо облегчать её, а не…
Но – зачем это всё он печатал? И – кому были теперь эти опоздавшие доводы? В нужный момент с ним не посоветовались, ему только затыкали рот: не объявлять!…
А Гучков – и соглашался, оказывается: он-то сам и с ним Милюков так и считали, что престол непременно должен быть кем-то замещён. Но эти доводы никого не убедили. А решение великого князя было свободно и бесповоротно. Приходится подчиниться и попытаться добросовестно упрочить новый строй – и не допустить ущерба для армии. С этим намерением Гучков и принял пост военного министра.
Алексеев шёл от аппарата к себе в кабинет как ослепши, неуверенно ногами.
Лукомский встревожился, приблизился:
– Что с вами, Михал Васильич, опять плохо?
Алексеев и рад; был остановиться. Смотрел на Лукомского, больше обычного сощуренный, нахмуренный. И всегда как будто недовольно-недоверчивое, его дремучее унтерское лицо ещё урезчилось. Он и сам как будто искал, что с ним?
– Никогда не прощу себе, – ответил медленно, глухо-скрипуче, – что поверил в искренность некоторых людей. Что вчера послал этот несчастный запрос главнокомандующим.
394
Тряпка безвольная! Шляпа! Как мог отречься?
И вот таковы законы демократии! Если твоя точка зрения расходится с точкой зрения большинства – надо подавать в отставку.
Чудовищно! Всей своей жизнью восходил Павел Николаевич к этому посту, все его способности вели сюда! Этот пост давно намечался для него и общественным мнением России, и мнением всех товарищей по партии, и даже мнением союзных стран. И кто же был готов к нему более, чем Милюков, с его исторической образованностью, с его даже личным знанием и Европы, и Америки, и особенно Балкан, самого запутанного места. По любому вопросу – финляндскому, польскому, сербскому, болгарскому, или о проливах, или о целях войны, – Милюков уже заранее имел проработанное мнение. Изо всех нынешних членов Временного правительства Милюков единственный приходил на министерское место не как новичок, а как хозяин дела.
И это было настолько всем ясно, что ещё три дня назад, до всякого правительства, звонил в Таврический директор канцелярии министерства иностранных дел и звал не кого другого, а именно Милюкова к телефону: просил прислать караул для защиты секретных архивов. И Милюков послал, спасая преемственность государственной тайны.
А теперь, из-за того что не удалось убедить Михаила, – всё это рушилось? И надо подавать в отставку? Из-за ночного запальчивого условия между министрами (сам же и предложил): чьё мнение будет отвергнуто – тот должен уйти и не быть помехой?
Но разве Милюков – помеха действиям правительства? Он – основа его, он – дух его, он и собирал весь костяк. И он провёл труднейшие переговоры с Советом. Он сейчас, минуя невыразительного Львова, – фактический лидер. И – кому же теперь это место уступится?
Представил себе, как обрадуются Керенский, Некрасов. И уже предчувствовал: по вьющейся жилке, по напору, по нахвату – на первое место в правительстве попрёт Керенский, мальчишка!
Немыслимо это допустить!
А больше – кому ж? Такое составилось правительство.
Второй настоящий лидер – Гучков, но он тоже должен уйти теперь, по тому же закону.
Уезжая из квартиры Путятиной, Милюков ещё раз объявил остававшимся коллегам, что теперь по их уговору и по смыслу дела он – выходит из правительства.
Никто его за язык не дёргал, никто не напоминал, он просто честно действовал по правилам демократии.
Но едва севши в автомобиль – уже жалел: зачем этот-то раз ещё повторил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302