Но почему-то она меня не дослушала.
— Это доктор Гамберг, — представил я гостя. — Сейчас он будет тебя лечить.
— Это хорошо, — сказал Томас. — Здравствуйте, доктор. Только немного. Сто граммчиков. Больше сразу не стоит. Потом можно еще. Но сразу нельзя.
— Фитиль, твою мать! — гаркнул Муха. — Он будет тебя лечить по-настоящему!
— Это как?
— Я поставлю вам капельницу, сделаю укол димедрола, — объяснил Док. — Вы хорошо поспите. Примерно сутки. А потом сделаем инъекцию биностина. И на некоторое время вы будете избавлены от всех проблем.
— На какое время?
— Можно на пять лет. Можно на год. Год — минимальный срок. Биностин — это современный аналог антабуса. Очень хорошее средство. Экологически чистое и не дает побочных эффектов.
— Вы хотите меня зашить? — удивился Томас. — Зачем? Зашивают алкашей. А я не алкаш.
— А кто? — спросил Муха.
— Я? Я художник. Просто у меня творческий кризис. У всех художников бывает творческий кризис. Если художника продержать две недели на минеральной воде «Нарзан», у него обязательно будет творческий кризис.
— Сказал бы я, какой ты художник, да в присутствии дамы...
— Я могу выйти, — предложила Рита.
— Фитиль, кончай кочевряжиться! — перешел Муха на проникновенный, доверительный тон. — Ты со своей пьянкой сам все время влетаешь и нас втягиваешь. На шоссе нас только чудом не перестреляли из-за твоей водки. В избе прихватили — тоже из-за тебя. А наследство твоего деда? Ты же просрал целое состояние! И все из-за пьянки!
— Ничего я не просрал, — возразил Томас, проявив совершенно неожиданную трезвость понимания ситуации. — Ты, Муха, как ребенок. Никто и не дал бы мне этих бабок. Да еще и шею могли свернуть. Даже странно, что ты этого не понимаешь.
— Ты потерял бумаги, за которые отдал пятьдесят штук! Пятьдесят тысяч долларов, Фитиль! Вникни! Ты мог бы на них десять лет жить и в ус не дуть!
— Нет. Если десять лет, то дуть. А не дуть — только пять лет.
— Ладно, пять. Мало? Взял и выбросил пять лет безбедной жизни! Из-за чего? Из-за пьянки!
— Ты плохо обо мне думаешь, Муха. Да, плохо. Я от тебя этого не ожидал. И вообще ты грубо со мной обращаешься. Охрана не должна так обращаться с охраняемым лицом. Я еще в машине хотел все рассказать, а ты сказал мне «заткнись».
— Что ты, черт бы тебя, хотел рассказать? Давай, рассказывай!
Томас болезненно поморщился и пообещал:
— Расскажу. Только сначала нужно поправиться. А то немножко болит голова.
Я вопросительно взглянул на Дока. Он кивнул:
— Можно. В его состоянии это не имеет значения.
Рита подошла к бару, налила в низкий широкий стакан «Мартеля» и на подносе подала Томасу.
— Спасибо, — с чувством сказал он. — Рита Лоо, ты нравишься мне все больше. И знаешь что? Я, пожалуй, в самом деле на тебе женюсь. Почему нет? В жизни все нужно попробовать.
— Из нас выйдет хорошая пара. Пей.
Томас был не из тех, кто заставляет себя упрашивать. Он осушил стакан, потом удобно устроился на диване, закурил и приступил к рассказу:
— Вот ты, Серж, спрашивал, кто этот толстый человек из клуба «Лунный свет».
— Ты сказал: администратор.
— Не-ет! Он не просто администратор. Он лучший мастер в Таллине. Кукольник. Он делает куклы.
— Куклы? — удивился Артист. — Какие куклы?
— Не те, в которые играют. Совсем другие. Серж уже догадался. Мы вместе с ним были у Мюйра. Ты понял, почему я так себя вел? Волновался, пакет ронял?
— Тогда не понял, — честно признался я. — Сейчас понимаю.
— Ты правильно понимаешь. Я отдал ему не бабки. Нет. Я впарил ему «куклу»! Это такие пачки, с виду как бабки, — объяснил Томас Артисту. — Но бабки там только сверху и снизу. А в середине — бумага. Это и называется «кукла».
— А где же бабки? — спросил Муха.
Томас расстегнул плащ, извлек из внутреннего кармана пакет в коричневой оберточной бумаге и с торжеством шлепнул его на стол:
— Вот! А вы говорите: алкаш, зашейся!
— Фитиль, я тебя недооценил, — вынужден был признать Муха.
Он развернул бумагу. Там оказалось пять пачек в банковских бандеролях. Я недоуменно поморщился. Я хорошо помнил, что Мюйр вскрывал бандероли на всех пачках.
Я распотрошил пачки. В каждой из них было по две стодолларовые купюры — сверху и снизу, а в середине — аккуратно нарезанная бумага.
Это была «кукла».
И тут до меня дошло: Томас перепутал пакеты.
Пакет с долларами он отдал Мюйру, а «куклу» спрятал в потайной карман плаща.
Томас уставился на «куклу» и смотрел на нее не меньше минуты. Потом снял плащ и пиджак, лег на диван, скрестил на груди руки и сказал:
— Доктор, приступайте. Я сдаюсь.
XVI
Нам предписывалось: по прибытии в Аугсбург остановиться в отеле «Хохбауэр» на Фридхофштрассе, оформить в мэрии документы на вскрытие могилы Альфонса Ребане, купить по кредитной карточке гроб высшей категории и доставить на муниципальное кладбище, переместить останки Альфонса Ребане в купленный гроб, организовать упаковку гроба в деревянный короб. После этого дождаться прибытия из Таллина микроавтобуса, погрузить в него короб и самолетом вернуться в Таллин.
Билеты на рейс «Люфтганзы» до Мюнхена, от которого до Аугсбурга было около ста километров, заказали для нас на 28 февраля, но вылет пришлось перенести. То ли Док переборщил с дозой снотворного, то ли организм Томаса оказался слишком восприимчив к димедролу, но после капельницы и уколов он продрых не сутки, а почти двое. Но Янсен не выразил никакого недовольства отсрочкой. Напротив, выразил глубокое удовлетворение нашими действиями, хотя и не понял, как нам удалось уломать клиента на это дело.
Роль сиделки при Томасе взяла на себя Рита Лоо. Доктор Гамберг заходил, интересовался состоянием пациента и всаживал ему в задницу какие-то очищающие кровь уколы. Нам же делать было совершенно нечего, и я воспользовался этим, чтобы прочитать сценарий кинорежиссера Марта Кыпса.
Специалист я в этих делах никакой, но мне показалось, что Артист в оценке этого сочинения был прав: характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком. Если, конечно, иметь в виду газеты советских времен, а не нынешние, где язык бывает очень даже выразительным.
Но кое-что меня в сценарии заинтересовало. Там была, например, сцена, когда Альфонса Ребане вызывают в ставку Гитлера, чтобы вручить Рыцарский крест с дубовыми листьями:
"Гитлер. Полковник, я счастлив вручить вам эту высшую награду Третьего рейха.
Ребане. Мой фюрер, я приму это крест в тот день, когда Эстония станет свободной.
Гитлер. Я знал, что эстонцы самая высокая нация в мире. Теперь я вижу, что это великая нация!"
При всей пафосности этой сцены в ней угадывались отголоски действительных событий. Так это было или не так, но эти самые дубовые листья и в самом деле были вручены Альфонсу Ребане не после приказа о его награждении в феврале 1944 года, а только 9 мая 1945 года. И не Гитлером, а гросс-адмиралом Дёницем.
Чувствовалась, хоть и слабее, какая-то документальная основа и в сцене смерти Альфонса Ребане. В годовщину гибели своей возлюбленной Агнессы он приходит на ее могилу, чтобы возложить двадцать пять белых роз (столько лет ей было, когда она погибла), тут-то его и настигает пуля убийцы.
Черный мрамор надгробья, белые розы на нем, алая кровь героя.
Все это было слишком красиво, чтобы быть правдой. Но и официальная версия о неисправности рулевого управления в автомобиле «фольксваген-жук» тоже не выглядела слишком правдоподобной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Это доктор Гамберг, — представил я гостя. — Сейчас он будет тебя лечить.
— Это хорошо, — сказал Томас. — Здравствуйте, доктор. Только немного. Сто граммчиков. Больше сразу не стоит. Потом можно еще. Но сразу нельзя.
— Фитиль, твою мать! — гаркнул Муха. — Он будет тебя лечить по-настоящему!
— Это как?
— Я поставлю вам капельницу, сделаю укол димедрола, — объяснил Док. — Вы хорошо поспите. Примерно сутки. А потом сделаем инъекцию биностина. И на некоторое время вы будете избавлены от всех проблем.
— На какое время?
— Можно на пять лет. Можно на год. Год — минимальный срок. Биностин — это современный аналог антабуса. Очень хорошее средство. Экологически чистое и не дает побочных эффектов.
— Вы хотите меня зашить? — удивился Томас. — Зачем? Зашивают алкашей. А я не алкаш.
— А кто? — спросил Муха.
— Я? Я художник. Просто у меня творческий кризис. У всех художников бывает творческий кризис. Если художника продержать две недели на минеральной воде «Нарзан», у него обязательно будет творческий кризис.
— Сказал бы я, какой ты художник, да в присутствии дамы...
— Я могу выйти, — предложила Рита.
— Фитиль, кончай кочевряжиться! — перешел Муха на проникновенный, доверительный тон. — Ты со своей пьянкой сам все время влетаешь и нас втягиваешь. На шоссе нас только чудом не перестреляли из-за твоей водки. В избе прихватили — тоже из-за тебя. А наследство твоего деда? Ты же просрал целое состояние! И все из-за пьянки!
— Ничего я не просрал, — возразил Томас, проявив совершенно неожиданную трезвость понимания ситуации. — Ты, Муха, как ребенок. Никто и не дал бы мне этих бабок. Да еще и шею могли свернуть. Даже странно, что ты этого не понимаешь.
— Ты потерял бумаги, за которые отдал пятьдесят штук! Пятьдесят тысяч долларов, Фитиль! Вникни! Ты мог бы на них десять лет жить и в ус не дуть!
— Нет. Если десять лет, то дуть. А не дуть — только пять лет.
— Ладно, пять. Мало? Взял и выбросил пять лет безбедной жизни! Из-за чего? Из-за пьянки!
— Ты плохо обо мне думаешь, Муха. Да, плохо. Я от тебя этого не ожидал. И вообще ты грубо со мной обращаешься. Охрана не должна так обращаться с охраняемым лицом. Я еще в машине хотел все рассказать, а ты сказал мне «заткнись».
— Что ты, черт бы тебя, хотел рассказать? Давай, рассказывай!
Томас болезненно поморщился и пообещал:
— Расскажу. Только сначала нужно поправиться. А то немножко болит голова.
Я вопросительно взглянул на Дока. Он кивнул:
— Можно. В его состоянии это не имеет значения.
Рита подошла к бару, налила в низкий широкий стакан «Мартеля» и на подносе подала Томасу.
— Спасибо, — с чувством сказал он. — Рита Лоо, ты нравишься мне все больше. И знаешь что? Я, пожалуй, в самом деле на тебе женюсь. Почему нет? В жизни все нужно попробовать.
— Из нас выйдет хорошая пара. Пей.
Томас был не из тех, кто заставляет себя упрашивать. Он осушил стакан, потом удобно устроился на диване, закурил и приступил к рассказу:
— Вот ты, Серж, спрашивал, кто этот толстый человек из клуба «Лунный свет».
— Ты сказал: администратор.
— Не-ет! Он не просто администратор. Он лучший мастер в Таллине. Кукольник. Он делает куклы.
— Куклы? — удивился Артист. — Какие куклы?
— Не те, в которые играют. Совсем другие. Серж уже догадался. Мы вместе с ним были у Мюйра. Ты понял, почему я так себя вел? Волновался, пакет ронял?
— Тогда не понял, — честно признался я. — Сейчас понимаю.
— Ты правильно понимаешь. Я отдал ему не бабки. Нет. Я впарил ему «куклу»! Это такие пачки, с виду как бабки, — объяснил Томас Артисту. — Но бабки там только сверху и снизу. А в середине — бумага. Это и называется «кукла».
— А где же бабки? — спросил Муха.
Томас расстегнул плащ, извлек из внутреннего кармана пакет в коричневой оберточной бумаге и с торжеством шлепнул его на стол:
— Вот! А вы говорите: алкаш, зашейся!
— Фитиль, я тебя недооценил, — вынужден был признать Муха.
Он развернул бумагу. Там оказалось пять пачек в банковских бандеролях. Я недоуменно поморщился. Я хорошо помнил, что Мюйр вскрывал бандероли на всех пачках.
Я распотрошил пачки. В каждой из них было по две стодолларовые купюры — сверху и снизу, а в середине — аккуратно нарезанная бумага.
Это была «кукла».
И тут до меня дошло: Томас перепутал пакеты.
Пакет с долларами он отдал Мюйру, а «куклу» спрятал в потайной карман плаща.
Томас уставился на «куклу» и смотрел на нее не меньше минуты. Потом снял плащ и пиджак, лег на диван, скрестил на груди руки и сказал:
— Доктор, приступайте. Я сдаюсь.
XVI
Нам предписывалось: по прибытии в Аугсбург остановиться в отеле «Хохбауэр» на Фридхофштрассе, оформить в мэрии документы на вскрытие могилы Альфонса Ребане, купить по кредитной карточке гроб высшей категории и доставить на муниципальное кладбище, переместить останки Альфонса Ребане в купленный гроб, организовать упаковку гроба в деревянный короб. После этого дождаться прибытия из Таллина микроавтобуса, погрузить в него короб и самолетом вернуться в Таллин.
Билеты на рейс «Люфтганзы» до Мюнхена, от которого до Аугсбурга было около ста километров, заказали для нас на 28 февраля, но вылет пришлось перенести. То ли Док переборщил с дозой снотворного, то ли организм Томаса оказался слишком восприимчив к димедролу, но после капельницы и уколов он продрых не сутки, а почти двое. Но Янсен не выразил никакого недовольства отсрочкой. Напротив, выразил глубокое удовлетворение нашими действиями, хотя и не понял, как нам удалось уломать клиента на это дело.
Роль сиделки при Томасе взяла на себя Рита Лоо. Доктор Гамберг заходил, интересовался состоянием пациента и всаживал ему в задницу какие-то очищающие кровь уколы. Нам же делать было совершенно нечего, и я воспользовался этим, чтобы прочитать сценарий кинорежиссера Марта Кыпса.
Специалист я в этих делах никакой, но мне показалось, что Артист в оценке этого сочинения был прав: характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком. Если, конечно, иметь в виду газеты советских времен, а не нынешние, где язык бывает очень даже выразительным.
Но кое-что меня в сценарии заинтересовало. Там была, например, сцена, когда Альфонса Ребане вызывают в ставку Гитлера, чтобы вручить Рыцарский крест с дубовыми листьями:
"Гитлер. Полковник, я счастлив вручить вам эту высшую награду Третьего рейха.
Ребане. Мой фюрер, я приму это крест в тот день, когда Эстония станет свободной.
Гитлер. Я знал, что эстонцы самая высокая нация в мире. Теперь я вижу, что это великая нация!"
При всей пафосности этой сцены в ней угадывались отголоски действительных событий. Так это было или не так, но эти самые дубовые листья и в самом деле были вручены Альфонсу Ребане не после приказа о его награждении в феврале 1944 года, а только 9 мая 1945 года. И не Гитлером, а гросс-адмиралом Дёницем.
Чувствовалась, хоть и слабее, какая-то документальная основа и в сцене смерти Альфонса Ребане. В годовщину гибели своей возлюбленной Агнессы он приходит на ее могилу, чтобы возложить двадцать пять белых роз (столько лет ей было, когда она погибла), тут-то его и настигает пуля убийцы.
Черный мрамор надгробья, белые розы на нем, алая кровь героя.
Все это было слишком красиво, чтобы быть правдой. Но и официальная версия о неисправности рулевого управления в автомобиле «фольксваген-жук» тоже не выглядела слишком правдоподобной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93