сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
— Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
— Кто ваши пассажиры?
— Друзья, командир.
— Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
Сержант снова заглянул в салон.
— Выходите! — приказал он.
— Иду, иду! — отозвался Томас.
Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.
Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: «Я к вашим услугам, господа». В этом роде.
Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: «Ребане».
— Совершенно верно, я Томас Ребане, — ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.
А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке «смирно», а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал — надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицей-ским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке «смирно», отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня Бог, если слова эти были не «Зиг хайль!»
Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением повторил:
— Зиг хайль!
Сержант вернул Артисту документы:
— Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!
Полицейские машины разъехались, освобождая дорогу. Артист посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
— Не понял.
— Твоя машина может ехать быстро? — спросил Томас. — Так пусть она едет очень быстро.
«Мазератти» с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу она выскочила за те же секунды на скорость под двести.
— А теперь не так быстро, — распорядился Томас. — Следующий пост — через тридцать километров. А слева — поворот к старому кирпичному заводу. Вот он. Заворачивай!
Машина съехала с асфальта на проселок и тут же завязла в песке. Метров триста, которые отделяли ограду завода от шоссе, мы пронесли «мазератти» почти что на руках. И когда наконец загнали ее под какой-то навес и ввалились в салон, отдуваясь и вытирая с лиц пот, Томас достал из пакета бутылку, пальцем разделил оставшуюся водку пополам и отпил ровно половину — ни больше ни меньше. Потом закурил и сказал:
— Так вот. Они видели вчера по телевизору в вечерней программе репортаж о презентации фильма. И узнали меня. И в моем лице приветствовали моего дедулю. Они сказали, что получили приказ задержать красную спортивную машину с московскими номерами. Их предупредили, что в ней три преступника и они, возможно, вооружены. Пока все понятно, да?
— Дальше, дальше! — поторопил Артист.
— Я объяснил сержанту, что мы возвращаемся со съемок и в машине — мои друзья, артисты. Он признал, что произошла ошибка, так как им не был точно известен номер и марка машины. Но сейчас он передаст эту информацию оперативному дежурному и нас больше не будут останавливать для проверки. Я думаю, эту информацию он уже передал.
— Твою мать! — вырвалось у Артиста.
— Я понимаю, что ты хочешь этим выразить, — ответил Томас. — А теперь включи радио.
— Да, веселенькая музычка — это нам сейчас в самый раз, — одобрил Муха.
— Я хочу послушать не музыку, — возразил Томас. — Я хочу послушать последние известия. Но сначала нужно поймать полицейскую волну.
Как и все в навороченной «мазератти» Артиста, приемник в ней был первоклассный, и всего через пару минут в стереодинамиках затрещали разряды помех, прерываемые докладами дорожных полицейских. Разговаривали они, понятное дело, по-эстонски, и нам оставалось лишь хлопать ушами и ждать перевода Томаса.
— Да, команда всем постам, — переводил он. — Марка машины, номер... Да, три вооруженных преступника. С ними — заложник... Это, наверное, про меня... Стрелять по колесам запрещено. Стрелять на поражение запрещено. Задерживать запрещено. При обнаружении объекта организовать сопровождение и немедленно информировать центр, будет выслана группа захвата... Ага, вот кто-то спрашивает, кто заложник... Ответ: мужчина тридцати пяти лет, высокий, блондин, эстонец. Одет, как педик... Не понимаю. Почему, как педик? Разве я одет, как педик? — обратился он к нам.
— Не как педик. Как гомик, — рассеял его недоумение Муха. — Дальше давай!
— Мою фамилию не назвали, — сообщил Томас. — Почему? Не понимаю.
— Может, они не хотят, чтобы все узнали, что ты сбежал? — предположил я.
— Теперь понимаю, — кивнул он. — Это правильно. Если все узнают, что внук национального героя сбежал — это не есть хорошо... Ух ты!.. Приказ пограничным постам. При попытке пересечь границу задержать... трех россий-ских граждан: Пастухова, Мухина, Злотникова. Это вы?
— Мы, — подтвердил Артист.
— Очень приятно. Вот мы теперь познакомились. — Он еще немного послушал переговоры полицейских и за-ключил: — Больше ничего для нас интересного. Перейди на диапазон FМ.
Салон заполнился музыкой вперемежку с трепотней диджеев. Томас с заднего сиденья потянулся к приемнику и начал медленно вращать ручку настройки.
— Это не то... Тоже не то... Обзор утренних газет... Президент Ельцин заявил, что слухи об отставке правительства Примакова не имеют под собой никаких оснований.
— Значит, скоро снимут, — прокомментировал Артист.
— Зачем? — огорчился Томас. — У вас такой хороший премьер-министр. Ничего не делает, и всем хорошо.
— Не отвлекайся, — сказал я.
— Это не интересно... Это тоже... На вчерашнем заседании парламента принят закон о реституции. Надо же. Очень долго они его обсуждали.
— А это еще что такое? — заинтересовался Муха.
— Закон о возвращении собственности прежним владельцам. Недвижимости. Если раньше тебе принадлежал дом, предъяви документы и получай его обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
— Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
— Кто ваши пассажиры?
— Друзья, командир.
— Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
Сержант снова заглянул в салон.
— Выходите! — приказал он.
— Иду, иду! — отозвался Томас.
Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.
Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: «Я к вашим услугам, господа». В этом роде.
Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: «Ребане».
— Совершенно верно, я Томас Ребане, — ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.
А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке «смирно», а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал — надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицей-ским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке «смирно», отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня Бог, если слова эти были не «Зиг хайль!»
Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением повторил:
— Зиг хайль!
Сержант вернул Артисту документы:
— Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!
Полицейские машины разъехались, освобождая дорогу. Артист посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
— Не понял.
— Твоя машина может ехать быстро? — спросил Томас. — Так пусть она едет очень быстро.
«Мазератти» с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу она выскочила за те же секунды на скорость под двести.
— А теперь не так быстро, — распорядился Томас. — Следующий пост — через тридцать километров. А слева — поворот к старому кирпичному заводу. Вот он. Заворачивай!
Машина съехала с асфальта на проселок и тут же завязла в песке. Метров триста, которые отделяли ограду завода от шоссе, мы пронесли «мазератти» почти что на руках. И когда наконец загнали ее под какой-то навес и ввалились в салон, отдуваясь и вытирая с лиц пот, Томас достал из пакета бутылку, пальцем разделил оставшуюся водку пополам и отпил ровно половину — ни больше ни меньше. Потом закурил и сказал:
— Так вот. Они видели вчера по телевизору в вечерней программе репортаж о презентации фильма. И узнали меня. И в моем лице приветствовали моего дедулю. Они сказали, что получили приказ задержать красную спортивную машину с московскими номерами. Их предупредили, что в ней три преступника и они, возможно, вооружены. Пока все понятно, да?
— Дальше, дальше! — поторопил Артист.
— Я объяснил сержанту, что мы возвращаемся со съемок и в машине — мои друзья, артисты. Он признал, что произошла ошибка, так как им не был точно известен номер и марка машины. Но сейчас он передаст эту информацию оперативному дежурному и нас больше не будут останавливать для проверки. Я думаю, эту информацию он уже передал.
— Твою мать! — вырвалось у Артиста.
— Я понимаю, что ты хочешь этим выразить, — ответил Томас. — А теперь включи радио.
— Да, веселенькая музычка — это нам сейчас в самый раз, — одобрил Муха.
— Я хочу послушать не музыку, — возразил Томас. — Я хочу послушать последние известия. Но сначала нужно поймать полицейскую волну.
Как и все в навороченной «мазератти» Артиста, приемник в ней был первоклассный, и всего через пару минут в стереодинамиках затрещали разряды помех, прерываемые докладами дорожных полицейских. Разговаривали они, понятное дело, по-эстонски, и нам оставалось лишь хлопать ушами и ждать перевода Томаса.
— Да, команда всем постам, — переводил он. — Марка машины, номер... Да, три вооруженных преступника. С ними — заложник... Это, наверное, про меня... Стрелять по колесам запрещено. Стрелять на поражение запрещено. Задерживать запрещено. При обнаружении объекта организовать сопровождение и немедленно информировать центр, будет выслана группа захвата... Ага, вот кто-то спрашивает, кто заложник... Ответ: мужчина тридцати пяти лет, высокий, блондин, эстонец. Одет, как педик... Не понимаю. Почему, как педик? Разве я одет, как педик? — обратился он к нам.
— Не как педик. Как гомик, — рассеял его недоумение Муха. — Дальше давай!
— Мою фамилию не назвали, — сообщил Томас. — Почему? Не понимаю.
— Может, они не хотят, чтобы все узнали, что ты сбежал? — предположил я.
— Теперь понимаю, — кивнул он. — Это правильно. Если все узнают, что внук национального героя сбежал — это не есть хорошо... Ух ты!.. Приказ пограничным постам. При попытке пересечь границу задержать... трех россий-ских граждан: Пастухова, Мухина, Злотникова. Это вы?
— Мы, — подтвердил Артист.
— Очень приятно. Вот мы теперь познакомились. — Он еще немного послушал переговоры полицейских и за-ключил: — Больше ничего для нас интересного. Перейди на диапазон FМ.
Салон заполнился музыкой вперемежку с трепотней диджеев. Томас с заднего сиденья потянулся к приемнику и начал медленно вращать ручку настройки.
— Это не то... Тоже не то... Обзор утренних газет... Президент Ельцин заявил, что слухи об отставке правительства Примакова не имеют под собой никаких оснований.
— Значит, скоро снимут, — прокомментировал Артист.
— Зачем? — огорчился Томас. — У вас такой хороший премьер-министр. Ничего не делает, и всем хорошо.
— Не отвлекайся, — сказал я.
— Это не интересно... Это тоже... На вчерашнем заседании парламента принят закон о реституции. Надо же. Очень долго они его обсуждали.
— А это еще что такое? — заинтересовался Муха.
— Закон о возвращении собственности прежним владельцам. Недвижимости. Если раньше тебе принадлежал дом, предъяви документы и получай его обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93