Купил тут магазин Душевой ру 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ему пришлось послужить в штабах едва ли не всех фронтов от первого до последнего дня войны, и его личные впечатления очень оживляли официальную военную историографию, хотя и вызывали недовольство инспекторов из ГлавПУРа, так как его оценки не всегда совпадали с общепринятыми, а иногда и вовсе им противоречили. На очередной идеологической проработке он искренне каялся, обещал строго придерживаться утвержденной программы, но тут же о своих обещаниях забывал, заводился и часто выдавал такие подробности о наших прославленных военачальниках, увековеченных в граните и бронзе, что они становились для нас, курсантов, вполне живыми людьми и далеко не всегда вызывающими восхищение.
И уж если я, закончивший Высшее командное училище ВДВ с красным дипломом, ничего не знал об этой битве на Векше, то Артист и подавно. В ГИТИСе военную историю не изучали, а потом, когда он оказался в Чечне, было и вовсе не до истории. Там мы историю не изучали, там мы ее творили, не очень-то понимая, что и зачем творим. Но это Артиста не смущало: неважно, что это была за битва, важно, что его нашли в актерской картотеке «Мосфильма», выбрали, провели кинопробы и утвердили на роль. После всех своих неудач на театральных подмостках и сомнительных успехов в рекламных роликах про «Стиморол» эту роль второго плана в эстонском фильме он воспринял, как неожиданный подарок судьбы, как шанс. Особенно его веселило и даже казалось счастливым предзнаменованием то, что выбрали его по типажу «простецкий русский парень из крестьянской семьи».
Переполненный радостными предчувствиями, он и появился у меня в Затопино на своей красной «мазератти», заляпанной дорожной грязью по самую крышу: поделиться хорошей новостью, потрепаться — не по делу, а от переизбытка чувств, а если удастся — вытащить меня из столярки, из всех моих муторных дел на съемки. Таллин, Домский собор, орган. Европа! И всего-то дней на пять-шесть. Должны же быть у человека маленькие и вполне невинные развлечения!
Артист и Муху уже уболтал, заразил своим настроением, а вот Боцмана и Дока не удалось. Боцман вообще был человек обстоятельный и не мог оставить без хозяйского глаза детективно-охранное агентство «МХ плюс», совладельцем которого он был на пару с Мухой: а вдруг как раз в эти дни и объявится какой-нибудь серьезный клиент? А Доку было и вовсе не до развлечений: после августовского кризиса дела в его реабилитационном центре для бывших «афганцев» и «чеченцев» шли плохо, спонсоры жались, и их нетрудно было понять.
Я искренне порадовался за Артиста, но никакого настроения ехать с ним в Эстонию у меня не было. Месяц назад я отвез Ольгу и Настену к родителям Ольги в Орел. Ольга была уже на четвертом месяце, беременность проходила не то чтобы тяжело, но как-то не очень гладко, и мы решили, что под присмотром матери ей будет лучше. Дом опустел, стал ненужно большим. Тусклый февраль словно бы обесцветил все краски жизни, вгонял в сонливость, и даже выбраться утром на обычную пробежку по берегу Чесны стоило немалых усилий. И если бы не требовательный скулеж моих собак, двух молодых московских сторожевых, рвущихся со двора на вольную волю, я бы, наверное, так и валялся в постели.
А тут и в моем ИЧП «Затопино», снабжавшем столяркой все окрестные стройки, назрел кризис. Назревать он начал давно, с прошлогоднего «черного» августа, когда экономика России едва не пошла ко дну. Мои основные заказчики, новые русские из элитного дачного поселка на Осетре, словно бы позабыли про свои недостроенные дворцы. Кто основательно подразорился, а другим стало не до коттеджей — крутились, пытаясь спасти то, что можно было спасти. Я не сомневался, что многим это удастся — народ был тертый-перетертый, никаким дефолтом их не достанешь. И потому принял, как мне казалось, правильное решение. Пока на стройке затишье, перебросил своих работяг на лесосеку, на сушилку и пилораму, перевел столярный цех на двухсменную работу, арендовал у бывшего колхоза, а ныне АО, пустующее льнохранилище под склад сортовой древесины и готовых оконных и дверных блоков.
Расчет у меня был простой. Как только ситуация хоть немного стабилизируется, новые русские вспомнят про свои незавершенки и начнут спешно их достраивать — хотя бы для того чтобы они стали полноценной недвижимостью, под залог которой можно брать кредиты, а при острой нужде — просто продать. Вот тут-то я и переброшу все бригады на стройку и наверстаю упущенное, тем более что столярки и заготовок мне хватит с избытком.
Поначалу мои расчеты оправдывались. Народ был при деле, и, хотя вместе с курсом доллара подскочили цены на все, даже на аренду трелевочных тракторов, в которых не было ни единой импортной детали, мне все же кое-как удавалось сводить концы с концами. Я даже сохранил привязку зарплаты к доллару, как и до кризиса, хоть и платил поменьше — по полторы сотни баксов моему помощнику Мишке Чванову и другим бригадирам и по сто остальным работягам. Зарплата, таким образом, индексировалась автоматически. Экономически это было не слишком разумно, но больно уж не хотелось расставаться с ролью благодетеля моего Затопино и начавших оживать окрестных полувымороченных деревень. То, что личный мой заработок с трехсот баксов сократился практически до нуля, меня как-то не слишком тревожило. Кое-что еще оставалось в загашнике, да и при нужде всегда можно было заработать в мухинско-боцманском «МХ плюс», за которым после нескольких удачных дел закрепилась репутация серьезного агентства, где работают серьезные люди.
Первый удар по неустойчивому финансовому равновесию ИЧП «Затопино» обрушился со стороны банка СБС-АГРО, где я держал свои оборотные средства и где они благополучно зависли до лучших времен. Потом энергетики взвинтили цены до несуразных размеров. Теоретически для всех, а на деле только для моего ИЧП, потому что во всей округе только я и платил за электроэнергию. У школ и больниц денег не было, у колхозов — тем более, а свинокомплексы отключать было нельзя, потому что перманентно поддатый электорат в потемках мог свалиться в грязь и его могли сожрать тощие, как козы, и вечно голодые свиньи. А это было бы политически неправильно, так как вооружало коммунистов в их борьбе против прогнившего ельцинского режима. Да и в самом деле: при советской власти колхозники ели свиней, а теперь, при демократах, свиньи едят колхозников? Нет, допустить этого было нельзя. А поскольку за электричество платить все-таки кто-то должен, в районе решили, что это буду я.
Энергетиков мне удалось урезонить, снизили цену на целых пятнадцать процентов, но тут навалилось налоговое управление. Приехала старая комсомолка, преисполненная классовой ненависти к мироедам-предпринимателям, и оценила мои станки и производственные помещения в такую сумму, что от нулей у меня зарябило в глазах, а налог с основных фондов вполне мог составить доходную часть бюджета небольшого района. Доказывать ей что-либо было бесполезно, на все у нее был только один ответ: «У нас учителя по полгода не получают зар-плату, в больницах лекарств нет, а такие, как вы, Пастухов, на джипах раскатывают! Стыдно!»
Я не очень понял, за что мне должно быть стыдно — то ли за мой «ниссан-террано», на котором я возил в прицепе столярку заказчикам, то ли за учителей, работающих без зарплаты, вместо того чтобы объявить бессрочную забастовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
 https://sdvk.ru/Dushevie_kabini/90x90/uglovye-s-nizkim-poddonom/ 

 напольная плитка jardin