Дедушки и
внуки! Братья и сестры! Мужчины и женщины! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Наступила... А пошел ты..., подумал Хмырь и ринулся в ближайшую забегаловку
к своему бутерброду и к своей законной порции безалкогольной эрзац-водки. Но
дорогу ему преградили здоровенные дружинники. Куды прешь, сказал один, пхнув
пудовым кулачищем в хилую грудную клетку Хмыря. Мне бы опохмелиться,
безнадежно проскрипел Хмырь. Где твоя сознательность, сказал другой
дружинник и пхнул коленкой в хилый зад Хмыря. Иди умой рыло сперва. Раздача
спиртного будет по талончикам после доклада Заибана. Приходи со своей
посудой, болван. Мне бы опохмелиться, бормотал Хмырь, бредя мимо помойки. У
него не было талончиков на выпивку, так как его сознание не поднялось до
уровня полного ибанизма. И он не знал, где эти талончики можно достать. Надо
подъехать к Спекулянтке, подумал он. Эй, милок, иди-ка сюды, услышал он
шепот уборщицы из гастронома. Тибе чаво? Гони трояк, на чекушку. Трояк за
чекушку, возмутился Хмырь. Так за трояк поллитра можно было... То раньше
можна была, зло шептала уборщица. Типерича вышшая ступень. Гони пятерку, а
не то... Выхода не было, и Хмырь отдал последнюю пятерку. Выпив чекушку
прямо из горла. Хмырь повеселел и пошел слушать доклад, напевая бог весть
как сочинившуюся песенку:
Мне бы выпить. Да пожрать.
Да с бабенкой переспать.
Что касается идей,
Равнодушен я, ей-ей.
У выхода на проспект Победителей его остановили патрули и потребовали
предъявить жетон сознательности. Порывшись в карманах, Хмырь вытянул круглую
железку размером с юбилейную монету, на которой были изображены большие
полушария головного мозга и стояла цифра ноль, означающая низший уровень
сознания. С такими данными -- и на свободе, сказал старший патруля. Странно.
Явный недосмотр. И Хмыря повели в участок. По дороге он продолжал орать:
От сортира и до стойки.
От квартиры до помойки.
Закусив от счастья рот,
К идеалу прет народ.
Когда Хмыря втолкнули в камеру, он вынул из кармана ржавый гвоздь и
выцарапал на стене, испещренной ругательствами, такие слова:
Отвечает новый строй
Идеалу высшему.
Есть способность -- пасть прикрой!
Есть потребность -- шиш ему!
На другой день его выпустили, повысив уровень сознательности на один
балл. Я начинаю делать карьеру, подумал Хмырь. Это может плохо кончиться.
В комнате не горел свет. Дверь была заперта. Интересно, подумал Хмырь,
куда моя старуха смылась. Он нащупал в дырявом кармане среди хлебных крошек,
обломков спичек и обрывков бумаги ключ, тихо всунул его в замочную скважину
и повернул два раза по часовой стрелке, затем два раза против часовой
стрелки и наконец еще два раза назад. Это был хитроумный секрет против
воров, которые в невероятных количествах расплодились в Ибанске накануне
объявления высшей ступени социзма. В комнатушке на кровати рядом с
Сожительницей без штанов, но в сапогах и со свистком в зубах, лежал
Участковый. Хмырь на цыпочках подкрался к кителю Участкового, вытянул из
кармана трояк и отправился к Забегаловку. Сожительнице он для хохмы оставил
записку следующего содержания: ты тут с этим... ........ .........,. а в
Ларьке ширли-мырли дают! Откуда ему было знать, что эта шутка повернет весь
ход ибанской истории совсем не туда, куда ей следовало идти по замыслу
классиков.
ПРОГРЕСС
После того, как везде в мире стал Ибанск, Заибану стало скучно. Поехать
с визитом некуда. Ездить вручать ордена надоело. Да теперь это вроде бы уже
унизительно. Ефрейториссимус, Верховный Главнокомандующий Всеми Вооруженными
и Безоружными Силами Галактики -- изволь, видите ли, ехать в какую-то
вонючую глушь вручать эти ничего не значащие картонки... Целоваться
по-настоящему не с кем. С Заместителями противно. Это хотя и положено по
Уставу, а Устав он чтит, но противно. Он этих Заместителей знает, как
облупленных. Сам таким был. Они только и думают о том, как бы его спихнуть и
занять его место. Ничтожества! На что они способны! Только языком молоть да
по президиумам сидеть. Ах, как хорошо было раньше, до... Почетные караулы!
Приветствия народных масс,: тонущих под игом капитала и колониализма!
Речи. Встречи. Рук пожатья.
Поцелуй взасос. Объятья.
Плеск знамен. Толпы оранье.
Со слезами провожанье.
Где все это? Нет! Мы не должны нигилистически относиться к прошлому.
Кое-что хорошее было и в прошлом. Вот Хозяин, к примеру. Так он. И Заибан
вызвал Замов, Помов, Сомов, Шемов, Стумов и т.д. вплоть до младших
референтов. И дал указание.
Вскоре Ибанск разбили на геометрически равные и одинаковые районы.
Каждый район сделали таким, как будто он есть целый Ибанск. Только во главе
каждого района поставили Заибанчиков, так как верховная власть Ибанска и вся
прочая прежняя система управления остались без изменения. Новое деление и
новая система власти в каждом районе просто присоединилась к прежней,
наложилась на нее, но действовала так как, будто никакой другой власти
помимо нее не было. Между районами установили такие отношения, какие раньше
были между суверенными государствами. Поставили пограничников. Учредили
таможенную службу. Ввели визы. И теперь из одного района в другой ибанцы
стали ездить так же свободно, как раньше (до) они ездили за границу.
Теперь Заибана при поездках по районам стали встречать так, как будто
бы он приезжал в суверенное государство за границу, в котором народ
бесконечно любит его и жаждет пойти по его стопам и присоединиться к нему. В
столицах районов завели специальные магазины, в которых за валюту стали
продавать заграничное барахло. Заибану, Замам и сотрудникам ООН это барахло
продавали без валюты, как если бы они на самом деле приехали за границу.
Приезды Заибана в район стали всенародными праздниками. Ибанцы обязаны были
при этом бросать работу и бежать на установленное место приветствовать. За
это им продавали там по бутерброду с вареной колбасой.
Особой любовью Заибана стал пользоваться район Сортира. Там был
установлен постоянно действующий почетный караул. А жители района
круглосуточно дежурили по обочинам дороги, по которой проносились
сверхбронированные автомобили с Заибаном. Никто не знал, в какой сидел
настоящий Заибан, так как Роботы-Заибаны, сидевшие в прочих машинах, ничем
от него не отличались. Единственное, чего они не могли делать, это то, что
делал настоящий Заибан в Сортире. Сидя в Сортире, Заибан помимо того, что не
могли делать Роботы, читал речи. Сортирные речи Заибана пользовались особой
любовью народа и издавались такими неслыханными тиражами, что от них не
стало прохода по улицам. Тогда их стали продавать в нагрузку ко всем прочим
продуктам. И подкрепили это тем, что всех граждан обязали записаться в
кружки по изучению речей и сдать зачеты.
И после этого Заибану стало весело. Жизнь приобрела интерес и смысл.
Воочию видя ликующий от счастья народ, он лил слезы прямо в рюмку и говорил:
а ведь не зря мы кровь свою мешками лили на баррикады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
внуки! Братья и сестры! Мужчины и женщины! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Наступила... А пошел ты..., подумал Хмырь и ринулся в ближайшую забегаловку
к своему бутерброду и к своей законной порции безалкогольной эрзац-водки. Но
дорогу ему преградили здоровенные дружинники. Куды прешь, сказал один, пхнув
пудовым кулачищем в хилую грудную клетку Хмыря. Мне бы опохмелиться,
безнадежно проскрипел Хмырь. Где твоя сознательность, сказал другой
дружинник и пхнул коленкой в хилый зад Хмыря. Иди умой рыло сперва. Раздача
спиртного будет по талончикам после доклада Заибана. Приходи со своей
посудой, болван. Мне бы опохмелиться, бормотал Хмырь, бредя мимо помойки. У
него не было талончиков на выпивку, так как его сознание не поднялось до
уровня полного ибанизма. И он не знал, где эти талончики можно достать. Надо
подъехать к Спекулянтке, подумал он. Эй, милок, иди-ка сюды, услышал он
шепот уборщицы из гастронома. Тибе чаво? Гони трояк, на чекушку. Трояк за
чекушку, возмутился Хмырь. Так за трояк поллитра можно было... То раньше
можна была, зло шептала уборщица. Типерича вышшая ступень. Гони пятерку, а
не то... Выхода не было, и Хмырь отдал последнюю пятерку. Выпив чекушку
прямо из горла. Хмырь повеселел и пошел слушать доклад, напевая бог весть
как сочинившуюся песенку:
Мне бы выпить. Да пожрать.
Да с бабенкой переспать.
Что касается идей,
Равнодушен я, ей-ей.
У выхода на проспект Победителей его остановили патрули и потребовали
предъявить жетон сознательности. Порывшись в карманах, Хмырь вытянул круглую
железку размером с юбилейную монету, на которой были изображены большие
полушария головного мозга и стояла цифра ноль, означающая низший уровень
сознания. С такими данными -- и на свободе, сказал старший патруля. Странно.
Явный недосмотр. И Хмыря повели в участок. По дороге он продолжал орать:
От сортира и до стойки.
От квартиры до помойки.
Закусив от счастья рот,
К идеалу прет народ.
Когда Хмыря втолкнули в камеру, он вынул из кармана ржавый гвоздь и
выцарапал на стене, испещренной ругательствами, такие слова:
Отвечает новый строй
Идеалу высшему.
Есть способность -- пасть прикрой!
Есть потребность -- шиш ему!
На другой день его выпустили, повысив уровень сознательности на один
балл. Я начинаю делать карьеру, подумал Хмырь. Это может плохо кончиться.
В комнате не горел свет. Дверь была заперта. Интересно, подумал Хмырь,
куда моя старуха смылась. Он нащупал в дырявом кармане среди хлебных крошек,
обломков спичек и обрывков бумаги ключ, тихо всунул его в замочную скважину
и повернул два раза по часовой стрелке, затем два раза против часовой
стрелки и наконец еще два раза назад. Это был хитроумный секрет против
воров, которые в невероятных количествах расплодились в Ибанске накануне
объявления высшей ступени социзма. В комнатушке на кровати рядом с
Сожительницей без штанов, но в сапогах и со свистком в зубах, лежал
Участковый. Хмырь на цыпочках подкрался к кителю Участкового, вытянул из
кармана трояк и отправился к Забегаловку. Сожительнице он для хохмы оставил
записку следующего содержания: ты тут с этим... ........ .........,. а в
Ларьке ширли-мырли дают! Откуда ему было знать, что эта шутка повернет весь
ход ибанской истории совсем не туда, куда ей следовало идти по замыслу
классиков.
ПРОГРЕСС
После того, как везде в мире стал Ибанск, Заибану стало скучно. Поехать
с визитом некуда. Ездить вручать ордена надоело. Да теперь это вроде бы уже
унизительно. Ефрейториссимус, Верховный Главнокомандующий Всеми Вооруженными
и Безоружными Силами Галактики -- изволь, видите ли, ехать в какую-то
вонючую глушь вручать эти ничего не значащие картонки... Целоваться
по-настоящему не с кем. С Заместителями противно. Это хотя и положено по
Уставу, а Устав он чтит, но противно. Он этих Заместителей знает, как
облупленных. Сам таким был. Они только и думают о том, как бы его спихнуть и
занять его место. Ничтожества! На что они способны! Только языком молоть да
по президиумам сидеть. Ах, как хорошо было раньше, до... Почетные караулы!
Приветствия народных масс,: тонущих под игом капитала и колониализма!
Речи. Встречи. Рук пожатья.
Поцелуй взасос. Объятья.
Плеск знамен. Толпы оранье.
Со слезами провожанье.
Где все это? Нет! Мы не должны нигилистически относиться к прошлому.
Кое-что хорошее было и в прошлом. Вот Хозяин, к примеру. Так он. И Заибан
вызвал Замов, Помов, Сомов, Шемов, Стумов и т.д. вплоть до младших
референтов. И дал указание.
Вскоре Ибанск разбили на геометрически равные и одинаковые районы.
Каждый район сделали таким, как будто он есть целый Ибанск. Только во главе
каждого района поставили Заибанчиков, так как верховная власть Ибанска и вся
прочая прежняя система управления остались без изменения. Новое деление и
новая система власти в каждом районе просто присоединилась к прежней,
наложилась на нее, но действовала так как, будто никакой другой власти
помимо нее не было. Между районами установили такие отношения, какие раньше
были между суверенными государствами. Поставили пограничников. Учредили
таможенную службу. Ввели визы. И теперь из одного района в другой ибанцы
стали ездить так же свободно, как раньше (до) они ездили за границу.
Теперь Заибана при поездках по районам стали встречать так, как будто
бы он приезжал в суверенное государство за границу, в котором народ
бесконечно любит его и жаждет пойти по его стопам и присоединиться к нему. В
столицах районов завели специальные магазины, в которых за валюту стали
продавать заграничное барахло. Заибану, Замам и сотрудникам ООН это барахло
продавали без валюты, как если бы они на самом деле приехали за границу.
Приезды Заибана в район стали всенародными праздниками. Ибанцы обязаны были
при этом бросать работу и бежать на установленное место приветствовать. За
это им продавали там по бутерброду с вареной колбасой.
Особой любовью Заибана стал пользоваться район Сортира. Там был
установлен постоянно действующий почетный караул. А жители района
круглосуточно дежурили по обочинам дороги, по которой проносились
сверхбронированные автомобили с Заибаном. Никто не знал, в какой сидел
настоящий Заибан, так как Роботы-Заибаны, сидевшие в прочих машинах, ничем
от него не отличались. Единственное, чего они не могли делать, это то, что
делал настоящий Заибан в Сортире. Сидя в Сортире, Заибан помимо того, что не
могли делать Роботы, читал речи. Сортирные речи Заибана пользовались особой
любовью народа и издавались такими неслыханными тиражами, что от них не
стало прохода по улицам. Тогда их стали продавать в нагрузку ко всем прочим
продуктам. И подкрепили это тем, что всех граждан обязали записаться в
кружки по изучению речей и сдать зачеты.
И после этого Заибану стало весело. Жизнь приобрела интерес и смысл.
Воочию видя ликующий от счастья народ, он лил слезы прямо в рюмку и говорил:
а ведь не зря мы кровь свою мешками лили на баррикады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110