Всё так, всё отлично, но разве деятельность его только была приветствовать полки? Да именно в эти самые дни 23 армейский корпус прислал Комитету Государственной Думы в подарок шлем – как эмблему безопасности от посягательств врагов свободы. А артиллерийский парк прислал всё месячное солдатское жалование на усиление войны. И приходили сведения, что крестьяне жертвуют для родины хлеб. И надо было принять делегацию объединившихся демократических поляков, пришедшую благодарить Думский Комитет за обещание независимости Польше. (И хотя Комитет был ни при чём – но как не принять благодарности?) И нельзя было не принять Громана, который приходил мутить и жаловаться по продовольствию на Шингарёва. (Да и пора была писать воззвание к крестьянам: не поддаваться агитаторам и не громить имения. Очнулся теперь Родзянко, что зря это он в революционных попыхах утвердил реквизицию хлеба, у кого свыше 50 десятин. Это – разбой. И он теперь протестовал Львову.) И надо было рассылать, рассылать комиссаров Думы во все концы страны и разъяснять единство Думского Комитета, Временного правительства и Совета Рабочих Депутатов. А сегодня вызывал к прямому проводу генерал Рузский – и ни с того ни с сего повёл по телеграфу дискуссию: кого именно понимать под правительством – Думский Комитет или Совет министров? Генерал понимает совет министров лишь как исполнительный орган, а Комитет Государственной Думы – как орган высшего контроля. Да, конечно, именно так! – горячо подтверждал Родзянко. Но мы решили предоставить им отчасти и законодательную власть.
А дошло ли в Петрограде до полного успокоения?
Ох, много раз говорил Родзянко, кажется, что дошло. Но нет, увы, далеко до успокоения.
Именно в эти последние дни успевал решать Михаил Владимирович и ещё более важные вопросы. Тяготящий душу позорный вопрос, что некоторые депутаты получали субсидии из секретного фонда. Наконец, пришли объяснения ото всех них. К счастью, Пуришкевич, оказывается, получал для составления солдатских библиотек – и так оказался чист. А Марков имел наглость открыто признать в газетах, что да, получал помощь от правительства и сам как монархист поддерживал правительство – и гордится этим. А другие – уверяли, что не получали. А Крупенский прислал чек назад.
В тревоге заседал трижды Комитет и наконец постановил: лишить недостойных депутатского звания и считать это мнением как бы всей Государственной Думы, которую невозможно теперь собрать.
Но, когда ездил в довмин, принял Михаил Владимирович на душу ещё горшую тревогу и отемнение: узнал он, что готовится назначение Алексеева Верховным Главнокомандующим.
Роковой шаг! Этого он и боялся! С первой минуты пронзило его, что это – опасная ошибка. И потом час за часом прорабатывалось в нём: какая же это опасная ошибка!
Лукавое котячье лицо Алексеева так и стояло перед ним, живое!
Как фактический глава государства, как человек, ответственный за Россию, – Михаил Владимирович не мог не вмешаться! И самым энергичным образом! Он должен был спасти – и русскую армию, и победу, и революцию.
Но не имея прямо власти вмешаться и запретить и не имея под рукой полной Государственной Думы для запроса – один способ имел Родзянко: написать предупредительное увещательное письмо. Кому же? Ну, очевидно, князю Львову.
Письмо прорабатывалось в нём, – и сегодня в дальней комнате дворца, сотрясаемого шагом тысяч, он написал – своим красивым решительным разбросистым почерком, мысли легко ложились под перо:
«Милостивый государь князь Георгий Евгеньевич.
… Это назначение не приведёт к благополучному окончанию войны… Я сильно сомневаюсь, чтобы генерал Алексеев сосредоточил в себе сумму достаточного таланта, силы воли… Генерал Алексеев всегда считал, что армия должна командовать над тылом, над волей народа… Вспомните обвинение генерала Алексеева против народного представительства: что оно из главных виновников надвигающейся катастрофы… Не забудьте, что он настаивал на введении военной диктатуры… Ширины умственного кругозора в этом человеке нет, охватить широким размахом донельзя усложнившиеся условия ему будет не по силам, да имя его и мало известно в России… Для меня совершенно ясно, что только Юго-Западный фронт оказался на высоте положения. Там чувствуется голова широкого полёта мысли – я имею в виду генерала Брусилова. Это единственный генерал, совмещающий… Другим лицом широкого государственного ума я считаю генерала Поливанова. Быть может, ещё не поздно изменить ваше решение…»
Вот. Вот так. Сегодня же и отправить.
А если не повлияет?
О-о-о!… О-о-о!…
Тогда: завтра же собрать заседание Временного Комитета Государственной Думы – и просто постановить!
То есть, вынести рекомендацию.
647
По-настоящему, трудно было уразуметь, о чём бы Верховному Главнокомандующему надо было совещаться с министром юстиции и даже путей сообщения после того, как накануне уже обо всём важном отсовещались с военным министром. Другое дело – по иностранным делам. И всегда охотно – по продовольствию.
Да ещё: как понимать этих пятерых министров в их совокупности и взаимоположении? если не приехал премьер – то кого из них считать старшим? Гучкова? А может быть Милюкова? (А Керенский уверенно держал себя как за старшего. Впрочем, простой искренний молодой человек, неожиданный его поцелуй тронул Алексеева.)
Травимый Советом депутатов, Алексеев ли всей душой не хотел наладить сотрудничество с правительством? Да как без этого вести дальше войну? Без Временного правительства – что теперь есть Ставка? Она не может решить ни одного стратегического вопроса, ни с пополнениями, снаряжением. Надо любой ценой установить бесконфликтные отношения, и придётся принять дух, круг понятий и условия новой власти.
Но принять их условия – не значило принять все их безумия подряд. Вот они простили всех дезертиров, вот они простили уголовных, – а теперь отменили смертную казнь! во время войны и на фронте! Хотя этого и раньше почти не применяли – но оно же должно быть! Газеты давно болтали об этой отмене – но никак Алексеев не думал, что у правительства настолько не хватит благоразумия. Они как будто совсем не понимали реальной опасности развала армии – всё заслонялось выставочным щитом демократизации.
Через глухое течение телеграфных лент или сухую сдержанность донесений передать в дальний Петроград здешнюю тревогу и опасность было непосильно. Но теперь-то, когда министры сами наехали сюда в таком числе, – теперь-то и было высказать всё открыто. Да, поддержать хорошее взаимопонимание, но также и отстоять армейский взгляд. Как-то нужно в сегодняшнем совещании всё это тактично совместить.
Генерал Алексеев сильно волновался. После дня отречения Государя вчера и сегодня были для армии самые важные дни.
По пути с вокзала министры проявили приятное весёлое настроение: сегодня в вагоне, говорили они, впервые за три недели они крепко спали. А то ведь в самые революционные дни не умывались по шесть дней и спали в сутки по часу! – но скорее с гордостью об этом. Всем министрам Алексеев приготовил номера в гостинице «Бристоль», рядом со штабом, однако номера могли понадобиться им лишь для дневных переодеваний: дела революции не позволяли им задержаться в Ставке, и сегодня же поздно вечером намеревались они отправляться назад и поспать снова в поезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289