Таким образом, убеждение в человеческой слепоте и слабости является итогом
всей философии; к этому итогу мы приходим вновь и вновь, вопреки всем нашим
усилиям уклониться от него или его избежать.
Даже геометрия, признанная помочь естественной философии, не в состоянии
исправить этот недостаток или привести нас к познанию последних причин,
несмотря на всю точность рассуждений, которой она по справедливости
славится. В любом разделе прикладной математики исходным является
предположение, что природа установила для всех своих действий определенные
законы; абстрактные же рассуждения применяются в ней или
для того, чтобы помочь опыту в открытии этих законов, или для того, чтобы
определить их влияние в частных случаях, там, где оно обусловлено точной
мерой расстояния и количества. Так, один из законов движения, открытый на
опыте, гласит, что момент, или сила, движущегося тела находится в
определенном соотношении с его совокупной массой и скоростью;
следовательно, небольшая сила может преодолеть величайшее препятствие или
поднять величайшую тяжесть, если при помощи какого-нибудь приспособления
или механизма мы сможем увеличить скорость этой силы настолько, чтобы она
превозмогла противодействующую ей силу. Геометрия оказывает нам помощь в
приложении этого закона, доставляя точные измерения всех частей и фигур,
которые могут входить в состав любого рода механических устройств, но
открытием самого закона мы обязаны исключительно опыту, и никакие
абстрактные рассуждения ни на шаг не приблизили бы нас к знанию этого
закона. Когда мы рассуждаем a priori и рассматриваем объект или причину
лишь так, как они представляются ему независимо от всякого наблюдения, они
не могут вызвать в нас представление (notion) определенного объекта,
каковым является действие этой причины; тем менее могут они показать нам
неразрывную и нерушимую связь между причиной и действием. Человек должен
был бы отличаться чрезвычайной проницательностью, чтобы открыть при помощи
размышления, что хрусталь есть продукт тепла, а лед - холода, не
ознакомившись предварительно с действиями этих качеств.
Часть II
Но мы еще не получили удовлетворительного ответа на первый из поставленных
нами вопросов. Всякое его решение возбуждает новый вопрос, столь же
трудный, как и предыдущий, и ведет нас к дальнейшим исследованиям. Когда
спрашивают, какова природа всех наших заключений относительно фактов, то
самым надлежащим ответом является, по-видимому, следующий: они основаны на
отношении причинности. Если далее спрашивают, что лежит в основании всех
наших рассуждений и заключений касательно этого отношения, то можно
ответить одним словом: опыт. Но если дух пытливости и тут не оставит нас и
мы спросим, что лежит в основании всех заключений из опыта, то это приведет
нас к новому вопросу, разрешить и прояснить который, возможно, будет уже
труднее. Философам с их претензией на высшую мудрость и полноту знаний
приходится тяжко, когда они встречают людей пытливого ума, которые
вытесняют их из всех тех укромных мест, куда они скрываются, и которые в
конце концов непременно приводят своих противников к какой-нибудь опасной
дилемме. Лучшее средство предотвратить такой конфуз состоит в том, чтобы
быть скромными в своих притязаниях и даже самим заняться выявлением
трудностей прежде, нежели они будут нам указаны. Таким образом мы сможем
самому нашему незнанию придать характер достоинства.
В этой главе я удовольствуюсь легкой задачей и буду претендовать лишь на
то, чтобы дать отрицательный ответ на предложенный выше вопрос. Итак, я
говорю, что даже после того, как мы познакомились на опыте с действием
причинности, выводимые нами из этого опыта заключения не основываются на
рассуждении или на каком-либо процессе мышления. Этот ответ мы должны
постараться объяснить и обосновать.
Нужно сознаться, что природа держит нас на почтительном расстоянии от своих
тайн и предоставляет нам лишь знание немногих поверхностных качеств
объектов, скрывая от нас те силы и начала, от которых всецело зависят
действия этих объектов. Наши чувства знакомят нас с цветом, весом и
плотностью хлеба, но ни чувства, ни разум никогда не могут ознакомить нас с
теми качествами, которые делают хлеб пригодным для питания и поддержания
человеческого организма. Зрение или осязание дает нам представление о
действительном движении тел; что же касается той чудесной силы, или мощи,
которая готова постоянно переносить движущееся тело с одного места на
другое и которую тела теряют лишь путем передачи ее другим телам, то о ней
мы не можем составить себе ни малейшего представления. Но, несмотря на это
незнание сил и начал природы, мы, видя похожие друг на друга чувственные
качества, всегда предполагаем, что они обладают сходными скрытыми силами, и
ожидаем, что они произведут действия, однородные с теми, которые мы
воспринимали прежде. Если нам покажут тело одинакового цвета и одинаковой
плотности с тем хлебом, который мы ели раньше, то мы, не задумываясь,
повторим опыт, с уверенностью предвидя, что этот хлеб так же насытит и
поддержит нас, как и прежний; основание именно этого духовного, или
мыслительного, процесса мне бы и хотелось узнать. Все признают, что нет
никакой известной нам связи между чувственными качествами и скрытыми силами
и что, следовательно, наш ум приходит к заключению об их постоянном и
правильном соединении не на основании того, что знают об их природе. Что же
касается прошлого опыта, то он может давать прямые и достоверные сведения
только относительно тех именно объектов и того именно периода времени,
которые он охватывал. Но почему этот опыт распространяется на будущее время
и на другие объекты, которые, насколько нам известно, могут быть подобными
первым только по виду? Вот главный вопрос, на рассмотрении которого я
считаю нужным настаивать. Хлеб, который я ел раньше, насыщал меня; другими
словами, тело, обладающее известными чувственными качествами, обладало в то
время и некоторыми скрытыми силами,-но следует ли отсюда, что другой хлеб
точно так же должен насыщать меня в другое время и что сходные чувственные
качества должны быть всегда связаны со сходными скрытыми силами? Вывод
этот, по-видимому, вовсе не является необходимым. По крайней мере мы должны
признать, что наш ум выводит здесь какое-то заключение, что здесь делается
некоторый шаг вперед, совершается известный мыслительный процесс и
осуществляется вывод, который должен быть объяснен. Два суждения: Я
заметил, что такой-то объект всегда сопровождался таким-то действием и Я
предвижу, что другие объекты, похожие по виду на первый, будут
сопровождаться сходными действиями-далеко не одинаковы. Если вам угодно, я
соглашусь с тем, что одно из этих суждений может быть на законном основании
выведено из другого; и действительно, я знаю, что оно всегда выводится из
него. Но если вы настаиваете на том, что этот вывод делают с помощью цепи
заключений, то я попрошу вас указать эти заключения. Связь между данными
суждениями не интуитивная: здесь требуется посредствующий член, дающий нам
возможность сделать такой вывод, если только этот вывод вообще можно
получить путем рассуждения и аргументации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47