Мы начнем с исследования доктрины необходимости.
Общепризнано, что материя во всех своих действиях приводится в движение
необходимой силой и всякое действие в природе до такой степени точно
определено энергией своей причины, что при данных конкретных условиях
последняя не могла бы породить никакое иное действие. Степень и направление
каждого движения с такой точностью предписывается законами природы, что из
столкновения двух тел так же легко могло бы возникнуть живое существо, как
и движение иной степени или иного направления, чем то, которое фактически
порождается этим явлением. Поэтому, если мы хотим составить себе верную и
точную идею о необходимости, мы должны рассмотреть, откуда возникает эта
идея, когда мы применяем ее к действиям тел.
Если бы все события в природе постоянно чередовались таким образом, что не
было бы и двух сходных явлений, но каждый объект представлял бы собой нечто
совершенно новое, не имеющее никакого сходства со всем тем, что мы видели
раньше, то мы, очевидно, никогда не дошли бы даже до самой слабой идеи
необходимости, или связи между этими объектами. При таких условиях мы могли
бы только сказать, что один объект или одно явление последовало за другим,
но не могли бы говорить, что одно было порождено другим. Отношение причины
и действия было бы совершенно неизвестно человечеству; всякие заключения и
выводы относительно действий природы с этого момента прекратились бы,
память и чувства остались бы единственными каналами, через которые могло бы
иметь доступ в наш ум знание о реальном существовании. Итак, наша идея
необходимости и причинности порождается исключительно единообразием,
замечаемым в действиях природы, где сходные объекты всегда соединены друг с
другом, а ум наш побуждается привычкой к тому, чтобы заключать об одном из
них при появлении другого. Эти два условия исчерпывают собой ту
необходимость, которую мы приписываем материи. Помимо постоянного
соединения сходных объектов и следующего за этим заключения от одного из
них к другому у нас нет иной идеи необходимости, или связи.
Поэтому, если окажется, что человечество без всяких сомнений или колебаний
всегда было согласно с тем, что эти два условия обнаруживаются в
произвольных действиях людей и в операциях нашего ума, то из этого должно
следовать, что все люди всегда придерживались одного мнения относительно
доктрины необходимости и спорили до сих пор лишь потому, что не понимали
друг друга.
Что касается первого условия, т. е. постоянного и правильного соединения
сходных явлений, то мы, вероятно, можем удовольствоваться здесь следующими
соображениями. Общепризнано, что существует значительное единообразие в
поступках людей всех наций и эпох и что человеческая природа всегда
остается одинаковой во всех своих принципах и действиях. Одинаковые мотивы
всегда порождают одни и те же поступки, одинаковые явления вытекают из
одинаковых причин. Честолюбие, скупость, себялюбие, тщеславие, дружба,
великодушие, патриотизм - все эти аффекты, смешанные в разной пропорции и
распределенные среди людей, от начала мира были и теперь еще остаются
источником всех действий и предприятий, какие только наблюдались в
человеческом обществе. Вы желаете ознакомиться с чувствами, наклонностями и
образом жизни греков и римлян? Изучите хорошенько характер и поступки
французов и англичан, и вы не сделаете больших ошибок, перенеся на первых
большинство наблюдений, сделанных вами над вторыми. Человечество до такой
степени одинаково во все эпохи и во всех странах, что история не дает нам в
этом отношении ничего нового или необычного. Ее главная польза состоит лишь
в том, что она открывает постоянные и всеобщие принципы человеческой
природы, показывая нам людей в самых разнообразных условиях и положениях, и
доставляет нам материал, на основании которого мы можем делать наблюдения и
знакомиться с принципами, регулирующими действия и поступки людей.
Повествования о войнах, интригах, партиях и революциях - не что иное, как
собрание опытов, с помощью которых политик или представитель моральной
философии устанавливает принципы своей науки, подобно тому как врач или
естествоиспытатель знакомится с природой растений, минералов и других
внешних объектов с помощью опытов, которые он производит над ними. Земля,
вода и другие элементы, исследованные Аристотелем и Гиппократом, не более
похожи на те, которые в настоящее время подлежат нашему наблюдению, чем
люди, описанные Полибием и Тацитом, - на людей, которые ныне управляют
миром.
Если бы путешественник, вернувшись из далеких стран, стал рассказывать нам
о людях, совершенно отличных от тех, которых мы когда-либо знали, людях,
совершенно лишенных скупости, честолюбия или мстительности, находящих
удовольствие только в дружбе, великодушии и патриотизме, мы тотчас же на
основании этих подробностей открыли бы фальшь в его рассказе и доказали,
что он лжет, с такой же несомненностью, как если бы он начинил свой рассказ
повествованиями о кентаврах и драконах, чудесах и небылицах. А при
разоблачении вымысла в истории самым убедительным аргументом, каким мы
только можем воспользоваться, является доказательство, что поступки,
приписываемые какому-нибудь лицу, прямо противоположны порядку природы и
что никакие человеческие мотивы не могли бы в данных условиях побудить его
поступить таким образом. Правдивость Квинта Курция столь же сомнительна при
описании сверхъестественного мужества Александра, вследствие которого он
один нападал на целые массы людей, сколь и при описании сверхъестественной
силы и энергии того же Александра, благодаря которой он был способен
противостоять этим массам, - так непосредственно и безусловно признаем мы
единообразие в мотивах и поступках людей, равно как и в действиях тел.
На этом же основана и польза опыта, приобретенного в течение долгой жизни
вследствие разнообразных деловых сношений и знакомства с обществом, -
польза, заключающаяся в том, что он знакомит нас с принципами человеческой
природы и регулирует наши поступки и расчеты. С помощью этого руководителя
мы достигаем знания человеческих наклонностей и мотивов человеческих
действий на основании поступков, выражений и даже жестов людей и, наоборот,
приходим к толкованию их поступков, исходя из знания их мотивов и
наклонностей. Общие наблюдения, накопленные при помощи ряда опытов, дают
нам ключ к человеческой природе и учат нас разбираться во всех ее
запутанных проявлениях. Отговорки и видимость уже не обманывают нас; в
публичных декларациях мы видим лишь стремление приукрасить защищаемое дело;
и, хотя мы признаем значение и вес добродетели и чести, полной
беспристрастности, на которую так часто претендуют, мы уже никогда не
ожидаем ее от толпы и партий, а от их вождей и даже от отдельных лиц,
занимающих известное положение или высокий пост, ожидаем очень редко. Но
если бы в поступках людей не было единообразия, если бы мы замечали
неправильности или отклонения в каждом опыте такого рода, то было бы
невозможно накопить общие наблюдения над человечеством и всякий опыт, как
бы тщательно он ни обрабатывался размышлением, был бы совершенно
бесполезен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Общепризнано, что материя во всех своих действиях приводится в движение
необходимой силой и всякое действие в природе до такой степени точно
определено энергией своей причины, что при данных конкретных условиях
последняя не могла бы породить никакое иное действие. Степень и направление
каждого движения с такой точностью предписывается законами природы, что из
столкновения двух тел так же легко могло бы возникнуть живое существо, как
и движение иной степени или иного направления, чем то, которое фактически
порождается этим явлением. Поэтому, если мы хотим составить себе верную и
точную идею о необходимости, мы должны рассмотреть, откуда возникает эта
идея, когда мы применяем ее к действиям тел.
Если бы все события в природе постоянно чередовались таким образом, что не
было бы и двух сходных явлений, но каждый объект представлял бы собой нечто
совершенно новое, не имеющее никакого сходства со всем тем, что мы видели
раньше, то мы, очевидно, никогда не дошли бы даже до самой слабой идеи
необходимости, или связи между этими объектами. При таких условиях мы могли
бы только сказать, что один объект или одно явление последовало за другим,
но не могли бы говорить, что одно было порождено другим. Отношение причины
и действия было бы совершенно неизвестно человечеству; всякие заключения и
выводы относительно действий природы с этого момента прекратились бы,
память и чувства остались бы единственными каналами, через которые могло бы
иметь доступ в наш ум знание о реальном существовании. Итак, наша идея
необходимости и причинности порождается исключительно единообразием,
замечаемым в действиях природы, где сходные объекты всегда соединены друг с
другом, а ум наш побуждается привычкой к тому, чтобы заключать об одном из
них при появлении другого. Эти два условия исчерпывают собой ту
необходимость, которую мы приписываем материи. Помимо постоянного
соединения сходных объектов и следующего за этим заключения от одного из
них к другому у нас нет иной идеи необходимости, или связи.
Поэтому, если окажется, что человечество без всяких сомнений или колебаний
всегда было согласно с тем, что эти два условия обнаруживаются в
произвольных действиях людей и в операциях нашего ума, то из этого должно
следовать, что все люди всегда придерживались одного мнения относительно
доктрины необходимости и спорили до сих пор лишь потому, что не понимали
друг друга.
Что касается первого условия, т. е. постоянного и правильного соединения
сходных явлений, то мы, вероятно, можем удовольствоваться здесь следующими
соображениями. Общепризнано, что существует значительное единообразие в
поступках людей всех наций и эпох и что человеческая природа всегда
остается одинаковой во всех своих принципах и действиях. Одинаковые мотивы
всегда порождают одни и те же поступки, одинаковые явления вытекают из
одинаковых причин. Честолюбие, скупость, себялюбие, тщеславие, дружба,
великодушие, патриотизм - все эти аффекты, смешанные в разной пропорции и
распределенные среди людей, от начала мира были и теперь еще остаются
источником всех действий и предприятий, какие только наблюдались в
человеческом обществе. Вы желаете ознакомиться с чувствами, наклонностями и
образом жизни греков и римлян? Изучите хорошенько характер и поступки
французов и англичан, и вы не сделаете больших ошибок, перенеся на первых
большинство наблюдений, сделанных вами над вторыми. Человечество до такой
степени одинаково во все эпохи и во всех странах, что история не дает нам в
этом отношении ничего нового или необычного. Ее главная польза состоит лишь
в том, что она открывает постоянные и всеобщие принципы человеческой
природы, показывая нам людей в самых разнообразных условиях и положениях, и
доставляет нам материал, на основании которого мы можем делать наблюдения и
знакомиться с принципами, регулирующими действия и поступки людей.
Повествования о войнах, интригах, партиях и революциях - не что иное, как
собрание опытов, с помощью которых политик или представитель моральной
философии устанавливает принципы своей науки, подобно тому как врач или
естествоиспытатель знакомится с природой растений, минералов и других
внешних объектов с помощью опытов, которые он производит над ними. Земля,
вода и другие элементы, исследованные Аристотелем и Гиппократом, не более
похожи на те, которые в настоящее время подлежат нашему наблюдению, чем
люди, описанные Полибием и Тацитом, - на людей, которые ныне управляют
миром.
Если бы путешественник, вернувшись из далеких стран, стал рассказывать нам
о людях, совершенно отличных от тех, которых мы когда-либо знали, людях,
совершенно лишенных скупости, честолюбия или мстительности, находящих
удовольствие только в дружбе, великодушии и патриотизме, мы тотчас же на
основании этих подробностей открыли бы фальшь в его рассказе и доказали,
что он лжет, с такой же несомненностью, как если бы он начинил свой рассказ
повествованиями о кентаврах и драконах, чудесах и небылицах. А при
разоблачении вымысла в истории самым убедительным аргументом, каким мы
только можем воспользоваться, является доказательство, что поступки,
приписываемые какому-нибудь лицу, прямо противоположны порядку природы и
что никакие человеческие мотивы не могли бы в данных условиях побудить его
поступить таким образом. Правдивость Квинта Курция столь же сомнительна при
описании сверхъестественного мужества Александра, вследствие которого он
один нападал на целые массы людей, сколь и при описании сверхъестественной
силы и энергии того же Александра, благодаря которой он был способен
противостоять этим массам, - так непосредственно и безусловно признаем мы
единообразие в мотивах и поступках людей, равно как и в действиях тел.
На этом же основана и польза опыта, приобретенного в течение долгой жизни
вследствие разнообразных деловых сношений и знакомства с обществом, -
польза, заключающаяся в том, что он знакомит нас с принципами человеческой
природы и регулирует наши поступки и расчеты. С помощью этого руководителя
мы достигаем знания человеческих наклонностей и мотивов человеческих
действий на основании поступков, выражений и даже жестов людей и, наоборот,
приходим к толкованию их поступков, исходя из знания их мотивов и
наклонностей. Общие наблюдения, накопленные при помощи ряда опытов, дают
нам ключ к человеческой природе и учат нас разбираться во всех ее
запутанных проявлениях. Отговорки и видимость уже не обманывают нас; в
публичных декларациях мы видим лишь стремление приукрасить защищаемое дело;
и, хотя мы признаем значение и вес добродетели и чести, полной
беспристрастности, на которую так часто претендуют, мы уже никогда не
ожидаем ее от толпы и партий, а от их вождей и даже от отдельных лиц,
занимающих известное положение или высокий пост, ожидаем очень редко. Но
если бы в поступках людей не было единообразия, если бы мы замечали
неправильности или отклонения в каждом опыте такого рода, то было бы
невозможно накопить общие наблюдения над человечеством и всякий опыт, как
бы тщательно он ни обрабатывался размышлением, был бы совершенно
бесполезен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47