Места в эти учебные заведения
распределялись по полкам. Первые счастливчики, однако, как правило, не
смогли сдать вступительные экзамены даже на подготовительный курс. В полку
организовали своего рода курсы по подготовке к поступлению в академии (в
летную и в инженерную). Я стал натаскивать намеченных кандидатов по
математике. В награду за это и меня решили было послать учиться в Академию
имени Жуковского в Москву, считая, что я единственный из кандидатов полка
могу сдать экзамены сразу в академию, а не на подготовительный курс. Но и
тут вступили в силу неписаные коммунистические правила жизни в мирное время.
На меня поступил рапорт командира эскадрильи, в котором сообщалось, что я не
изучал опыт Великой Отечественной войны и даже отвергал это в принципе. В
доносе была большая доля истины. Опыт войны я не изучал, поскольку я его
имел. А то, что считалось изучением этого опыта, было пустой формалистикой
для отчетов начальству. Что касается принципиального отношения к опыту
войны, то я действительно однажды открыто высказал следующее. После
Гражданской войны мы до начала войны с Германией изучали опыт первой. А к
чему это привело? Только отказавшись от этого опыта, мы остановили немцев.
Надо думать не о прошлой войне, а о будущей. Опыт прошлых войн, как
----------------------------------1 УТАП - учебно-тренировочный
авиационный полк. [238] правило, бывает негативен. Наши Илы скоро снимут с
вооружения. Кстати сказать, и на самом деле вместо наших же устаревших машин
появились новые штурмовики Ил-10. Хотя скорость у них была несколько больше,
чем у Ил-2, они тоже были уже прошлым авиационной техники. Немецкие Ме-262
показали, в чем состояло будущее авиации. Вот эти мои слова, очевидные для
всех, но лицемерно считавшиеся ложными и вредными ("непатриотичными"), и
были теперь инкриминированы мне. В академию меня в этот раз не послали. Я
был этому рад. Но факт сам по себе подействовал на меня все в том же
направлении. Общество проявляло свое враждебное отношение ко мне не
какими-то грандиозными действиями, а мелкими укусами со стороны моего
ближайшего окружения. Когда мой бывший друг командир звена сказал как-то,
что он действовал из дружеских чувств ко мне, я ответил ему старой
пословицей: "Избави меня, Боже, от моих друзей, а от врагов я избавлюсь
сам".
По окончании войны усилилось моральное разложение участвовавшей в боях
армии. Упала дисциплина. Заставить людей, видавших смерть в лицо, безропотно
подчиняться начальству и выполнять уставные требования было невозможно
практически. Стало расти число всякого рода мелких и крупных преступлений.
Попытки удержать людей от контактов с местным населением потерпели
сокрушительный крах. Началась буквально эпидемия венерических заболеваний.
Но самое главное - началось идейное разложение армии. Миллионы людей
посмотрели, как живут в Европе, сравнили с тем, как живут в России, и
сделали свои выводы. О тяжелом положении в России и о пропагандистской лжи
стали говорить открыто. Усилилась оргия доносов. Усилилась деятельность
"органов". Такую армию, однако, уже нельзя было привести в "нормальный" вид
никакими мерами. Началась массовая демобилизация, отвод боевых частей в Союз
и замена их другими, не воевавшими, замена боевых офицеров тыловиками. Стали
демобилизовывать и боевых офицеров, сделавших во время войны успешную
карьеру, привыкших к войне, ставших кадровыми офицерами и надеявшихся на
продолжение службы в армии. Это добавило свою большую долю в моральную,
психологическую и идеологическую атмосферу [239] того времени. Стали
учащаться случаи самоубийств и серьезных преступлений (вплоть до убийств) на
почве психических срывов.
РЕШАЮЩИЙ ШАГ
В начале мая 1946 года в связи с празднованием 1 Мая и затем годовщины
взятия Берлина, капитуляции Германии и Дня Победы началась вспышка пьянства.
Летали мы вследствие этого довольно плохо. В полк приехало высокое
начальство во главе с командиром корпуса стружку снимать, т. е. читать
нотации. Командир корпуса сказал, что если мы не хотим летать, то нас в
армии держать не будут, и поставил угрожающий вопрос: "Кто не хочет служить
в армии?" Я поднял руку. Это произвело на высокое начальство совсем не то
впечатление, на какое я рассчитывал. Начальство было взбешено. Оно не
ожидало, что кто-то из нас осмелится на это. Оно предполагало, что мы все
будем цепляться за армию, так как тут была райская жизнь, а на гражданке был
голод. Мне приказали подать рапорт с просьбой об увольнении из армии.
Подать, как положено, по инстанциям. Я так и поступил. Пока мой рапорт
двигался по инстанциям, началось расформирование многих частей оккупационной
армии и массовая демобилизация офицеров. Расформировали и наш полк.
Демобилизовали большинство летчиков, включая самого командира полка. Для
многих это была неожиданная трагедия. А меня вопреки моей просьбе не
демобилизовали. Именно потому, что я не хотел служить в армии, меня не
хотели отпустить из нее. Мои сослуживцы сильно возмущались по этому поводу.
Особенно возмущался мой бывший друг командир моего звена, написавший на меня
подлую характеристику-донос.
Мой рапорт об увольнении из армии достиг наконец-то самого командующего
воздушной армией генерал-полковника (вскоре он стал маршалом авиации)
Красовского. Было приказано откомандировать меня в распоряжение штаба армии.
Я решил, однако, уйти из армии, чего бы это мне ни стоило. Но, чтобы жить в
Москве, я должен был передать документы в тот военкомат, в котором я
призывался в армию в 1940 году. Но это был военкомат не того [240] района,
где я был прописан в Москве. Кроме того, в моем личном деле накопилось много
такого, что могло мне повредить после демобилизации. Поэтому мне пришлось
приложить усилия к тому, чтобы подчистить мой послужной список. В результате
моя военная биография стала сильно обедненной, но зато из нее было изъято
все то, что могло насторожить заинтересованных лиц в Москве.
Предосторожность оказалась не напрасной. Это был все-таки 1946 год. "Органы"
занялись основательной проверкой поведения людей во время войны. В моем
окружении несколько бывших заслуженных офицеров попали в сталинские лагеря
за проступки, которые теперь кажутся смехотворными и неправдоподобными.
Надеюсь, читатель не сочтет меня уголовником за те мошеннические
проделки, к которым мне приходилось прибегать неоднократно. От них никто не
страдал. А без них я просто не выжил бы. Я их считал и считаю до сих пор
морально оправданными.
В конце мая меня вызвал командующий воздушной армией генерал Красовский.
Он уговаривал меня остаться в армии, обещая назначить командиром звена. Это
он сделал не потому, что я был выдающимся летчиком - я таковым не был, - а
потому, что я сам хотел покинуть армию. Я от предложения генерала отказался.
После встречи с Красовским меня отчислили в резерв. Жил около Вены. Жил
на частной квартире вместе с бывшим летчиком-истребителем Ш-м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
распределялись по полкам. Первые счастливчики, однако, как правило, не
смогли сдать вступительные экзамены даже на подготовительный курс. В полку
организовали своего рода курсы по подготовке к поступлению в академии (в
летную и в инженерную). Я стал натаскивать намеченных кандидатов по
математике. В награду за это и меня решили было послать учиться в Академию
имени Жуковского в Москву, считая, что я единственный из кандидатов полка
могу сдать экзамены сразу в академию, а не на подготовительный курс. Но и
тут вступили в силу неписаные коммунистические правила жизни в мирное время.
На меня поступил рапорт командира эскадрильи, в котором сообщалось, что я не
изучал опыт Великой Отечественной войны и даже отвергал это в принципе. В
доносе была большая доля истины. Опыт войны я не изучал, поскольку я его
имел. А то, что считалось изучением этого опыта, было пустой формалистикой
для отчетов начальству. Что касается принципиального отношения к опыту
войны, то я действительно однажды открыто высказал следующее. После
Гражданской войны мы до начала войны с Германией изучали опыт первой. А к
чему это привело? Только отказавшись от этого опыта, мы остановили немцев.
Надо думать не о прошлой войне, а о будущей. Опыт прошлых войн, как
----------------------------------1 УТАП - учебно-тренировочный
авиационный полк. [238] правило, бывает негативен. Наши Илы скоро снимут с
вооружения. Кстати сказать, и на самом деле вместо наших же устаревших машин
появились новые штурмовики Ил-10. Хотя скорость у них была несколько больше,
чем у Ил-2, они тоже были уже прошлым авиационной техники. Немецкие Ме-262
показали, в чем состояло будущее авиации. Вот эти мои слова, очевидные для
всех, но лицемерно считавшиеся ложными и вредными ("непатриотичными"), и
были теперь инкриминированы мне. В академию меня в этот раз не послали. Я
был этому рад. Но факт сам по себе подействовал на меня все в том же
направлении. Общество проявляло свое враждебное отношение ко мне не
какими-то грандиозными действиями, а мелкими укусами со стороны моего
ближайшего окружения. Когда мой бывший друг командир звена сказал как-то,
что он действовал из дружеских чувств ко мне, я ответил ему старой
пословицей: "Избави меня, Боже, от моих друзей, а от врагов я избавлюсь
сам".
По окончании войны усилилось моральное разложение участвовавшей в боях
армии. Упала дисциплина. Заставить людей, видавших смерть в лицо, безропотно
подчиняться начальству и выполнять уставные требования было невозможно
практически. Стало расти число всякого рода мелких и крупных преступлений.
Попытки удержать людей от контактов с местным населением потерпели
сокрушительный крах. Началась буквально эпидемия венерических заболеваний.
Но самое главное - началось идейное разложение армии. Миллионы людей
посмотрели, как живут в Европе, сравнили с тем, как живут в России, и
сделали свои выводы. О тяжелом положении в России и о пропагандистской лжи
стали говорить открыто. Усилилась оргия доносов. Усилилась деятельность
"органов". Такую армию, однако, уже нельзя было привести в "нормальный" вид
никакими мерами. Началась массовая демобилизация, отвод боевых частей в Союз
и замена их другими, не воевавшими, замена боевых офицеров тыловиками. Стали
демобилизовывать и боевых офицеров, сделавших во время войны успешную
карьеру, привыкших к войне, ставших кадровыми офицерами и надеявшихся на
продолжение службы в армии. Это добавило свою большую долю в моральную,
психологическую и идеологическую атмосферу [239] того времени. Стали
учащаться случаи самоубийств и серьезных преступлений (вплоть до убийств) на
почве психических срывов.
РЕШАЮЩИЙ ШАГ
В начале мая 1946 года в связи с празднованием 1 Мая и затем годовщины
взятия Берлина, капитуляции Германии и Дня Победы началась вспышка пьянства.
Летали мы вследствие этого довольно плохо. В полк приехало высокое
начальство во главе с командиром корпуса стружку снимать, т. е. читать
нотации. Командир корпуса сказал, что если мы не хотим летать, то нас в
армии держать не будут, и поставил угрожающий вопрос: "Кто не хочет служить
в армии?" Я поднял руку. Это произвело на высокое начальство совсем не то
впечатление, на какое я рассчитывал. Начальство было взбешено. Оно не
ожидало, что кто-то из нас осмелится на это. Оно предполагало, что мы все
будем цепляться за армию, так как тут была райская жизнь, а на гражданке был
голод. Мне приказали подать рапорт с просьбой об увольнении из армии.
Подать, как положено, по инстанциям. Я так и поступил. Пока мой рапорт
двигался по инстанциям, началось расформирование многих частей оккупационной
армии и массовая демобилизация офицеров. Расформировали и наш полк.
Демобилизовали большинство летчиков, включая самого командира полка. Для
многих это была неожиданная трагедия. А меня вопреки моей просьбе не
демобилизовали. Именно потому, что я не хотел служить в армии, меня не
хотели отпустить из нее. Мои сослуживцы сильно возмущались по этому поводу.
Особенно возмущался мой бывший друг командир моего звена, написавший на меня
подлую характеристику-донос.
Мой рапорт об увольнении из армии достиг наконец-то самого командующего
воздушной армией генерал-полковника (вскоре он стал маршалом авиации)
Красовского. Было приказано откомандировать меня в распоряжение штаба армии.
Я решил, однако, уйти из армии, чего бы это мне ни стоило. Но, чтобы жить в
Москве, я должен был передать документы в тот военкомат, в котором я
призывался в армию в 1940 году. Но это был военкомат не того [240] района,
где я был прописан в Москве. Кроме того, в моем личном деле накопилось много
такого, что могло мне повредить после демобилизации. Поэтому мне пришлось
приложить усилия к тому, чтобы подчистить мой послужной список. В результате
моя военная биография стала сильно обедненной, но зато из нее было изъято
все то, что могло насторожить заинтересованных лиц в Москве.
Предосторожность оказалась не напрасной. Это был все-таки 1946 год. "Органы"
занялись основательной проверкой поведения людей во время войны. В моем
окружении несколько бывших заслуженных офицеров попали в сталинские лагеря
за проступки, которые теперь кажутся смехотворными и неправдоподобными.
Надеюсь, читатель не сочтет меня уголовником за те мошеннические
проделки, к которым мне приходилось прибегать неоднократно. От них никто не
страдал. А без них я просто не выжил бы. Я их считал и считаю до сих пор
морально оправданными.
В конце мая меня вызвал командующий воздушной армией генерал Красовский.
Он уговаривал меня остаться в армии, обещая назначить командиром звена. Это
он сделал не потому, что я был выдающимся летчиком - я таковым не был, - а
потому, что я сам хотел покинуть армию. Я от предложения генерала отказался.
После встречи с Красовским меня отчислили в резерв. Жил около Вены. Жил
на частной квартире вместе с бывшим летчиком-истребителем Ш-м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144