Впрочем, моего
окружения они тогда не коснулись почти совсем. В соседнем доме арестовали
инженера, затем - его преемника. Но это никакого эффекта не имело.
Политические процессы после убийства Кирова мы воспринимали как спектакли и
ждали новых представлений такого рода.
СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ
Несмотря ни на что, внешне я выглядел энергичным, веселым и
жизнерадостным. Такую форму отношения к невзгодам нам прививали в семье с
рождения. У нас в семье много смеялись. Смех был в некотором роде защитной
реакцией от убожества и жестокости бытия. В школе благодаря стенной газете я
стал считаться прирожденным юмористом, и я воспринял эту роль. Иногда она
меня заносила слишком далеко. В 1935 году был [100] опубликован проект новой
Конституции. Опубликован для всеобщего обсуждения. И его, конечно, обсуждали
повсюду. Считалось, что его сочинил лично Сталин. И мы обсуждали его на
уроках и на всякого рода собраниях. Я и еще двое моих товарищей затеяли игру
в конституцию - сочинили свою шуточную конституцию. Согласно нашей
конституции, лодыри и тупицы имеют право на такие же отметки, как и
отличники. Самые плохие ученики имеют право поступать без экзаменов в самые
лучшие институты. Самые глупые и безнравственные люди имеют право занимать
самые высокие должности. Народ обязан восхвалять все решения властей. Вот в
таком духе мы сочинили целую школьную тетрадку. Выпустили даже свои деньги,
на которых было написано, что на них, в отличие от капиталистического
общества, ничего купить нельзя. Эффект от нашей конституции был
колоссальный. В школе началась паника. Появились представители органов
государственной безопасности. На нас кто-то донес. Нас исключили из школы.
Но мы отказались от авторства. По почерку нас уличить не могли, так как мы
написали текст печатными буквами. Расследование длилось две недели. В конце
концов нас восстановили в школе и дело замяли.
Это был самый крупный случай политической сатиры в мои школьные годы. Я
уже тогда стал проявлять склонность к шуткам на социально-политические темы,
но к менее опасным, чем наша конституция.
ИДЕЙНЫЙ "ЗАПОЙ"
В 1936 году в Москву приехала сестра Анна с братом Николаем. У старшего
брата было уже двое детей. В нашей комнатушке стало жить восемь человек. Я
стал готовить уроки в библиотеках-читальнях имени Тургенева или имени
Грибоедова. Это было удобно также с точки зрения чтения книг. Кроме того,
можно было заводить новые интересные знакомства. В это время я стал
увлекаться философией, а также идеями социалистов-утопистов. Я читал
сочинения Вольтера, Дидро, Руссо, Гельвеция, Гоббса, Локка, Милля. Прочитал
"Государство Солнца" Кампанеллы, "Утопию" Т. Мора, "Икарию" [101] Э. Кабе.
Читал Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Мое увлечение стало известно в школе,
учителя истории и литературы отнеслись к нему отрицательно: они считали, что
мне еще рано такие книги читать. Я предложил им проэкзаменовать меня, но они
отказались - они сами эти книги не читали. Одновременно я запоем читал
художественную литературу. Моими любимыми героями стали отважные одиночки,
не обязательно революционеры. Просто мужественные люди, ведущие в одиночку
борьбу против каких-то сил зла. Затем я стал увлекаться литературой о
"лишних людях", которые тоже относились к категории одиночек, а также
книгами анархистов и об анархизме. В читальнях меня признали как одержимого
книгами и пускали в книгохранилища, где я часами просматривал книги и
выбирал заинтересовавшие меня. Невозможно подсчитать и перечислить все
книги, которые я прочитал. Многие из них я перечитывал по несколько раз, в
том числе книги Гюго, Бальзака, Стендаля, Мильтона, Свифта, Гамсуна, Франса,
Данте, Сервантеса... Нет надобности перечислять имена - я перечитал всех
великих писателей прошлого и признанных еще живших тогда писателей,
переведенных на русский язык. А в те годы в Советском Союзе начали издавать
и переиздавать все лучшие достижения мировой литературы. Люди, занимавшиеся
этим (в их числе М. Горький), делали великое дело, произведя для нас отбор
всего наилучшего и избавив нас от поисков настоящей литературы. Русскую
литературу мы изучали в школе. Хотя ей и придавали хрестоматийный и
пропагандистский вид, школьные уроки приучали нас к серьезному чтению, к
анализу литературных произведений и вообще к отношению к литературе как к
самой большой святыне человеческой цивилизации.
Значительную часть нашей духовной жизни составляла дореволюционная
русская литература. Это происходило отчасти благодаря тому, что мы ее
досконально изучали в школе, а отчасти - вопреки тому, что мы ее изучали в
школе. Я лично не относил ее к прошлому. Она была для меня спутником в моей
повседневной жизни. Я вообще всегда метался между двумя крайностями - между
нигилистически-сатирическим и романтически-идеалистическим отношением к
реальнос[102] ти, что в русских людях встречается довольно часто. Это
повлияло и на мой литературный вкус. Я признавал Пушкина великим поэтом,
знал наизусть очень многие его произведения, но не находился под его
влиянием. Моими любимыми писателями были Лермонтов, Грибоедов,
Салтыков-Щедрин, Лесков, Чехов. Тургеневым, Достоевским и Толстым не
увлекался, хотя читал их. Помнил наизусть многие куски из "Войны и мира",
"Легенду о Великом Инквизиторе" из "Братьев Карамазовых" и некоторые из
"Записок охотника". Мне нравились пьесы А.К. Толстого и А.Н. Островского. У
Горького любил лишь его пьесы. Недавно, кстати, перечитал "Клима Самгина".
Книга показалась мне надуманной и скучной. Не понимаю, как я мог читать ее в
юности. Очевидно, в силу привычки прочитывать от начала до конца любую
книгу, попадавшую в руки.
Огромным открытием для меня было "Путешествие из Петербурга в Москву" А.
Радищева. Я настолько был потрясен этой книгой и судьбой автора, что решил
сочинить свое "Путешествие из Чухломы в Москву". И многое уже придумал. Не
помню, как и почему мой замысел заглох.
Изучали мы, конечно, и советскую литературу - Серафимовича, А. Толстого,
Маяковского, Шолохова, Фадеева, Блока, Н. Островского, Фурманова, Багрицкого
и других. Читали мы много и помимо школьной программы. Блока, Есенина и
Маяковского я знал почти полностью наизусть. И вообще, советскую литературу
я, как и многие другие, знал очень хорошо. Книг выходило не так уж много, и
мы их прочитывали все. На мой взгляд, советская литература двадцатых и
тридцатых годов была очень высокого качества. Шолохов, Фадеев, Лавренев,
Серафимович, А. Толстой, Федин, Бабель, Леонов, Эренбург, Ясенский, Ильф,
Петров, Тынянов, Олеша, Зощенко, Булгаков, Катаев, Паустовский, Тренев,
Вишневский и многие другие - все это были замечательные писатели. Я до сих
пор считаю Маяковского величайшим поэтом нашего века, а Шолохова - одним из
величайших прозаиков. Причем мы не просто читали их. Мы вели бесконечные
разговоры на темы их произведений и о достоинствах этих произведений. Это
было, возможно, потому, что мы прочитывали все [103] их произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
окружения они тогда не коснулись почти совсем. В соседнем доме арестовали
инженера, затем - его преемника. Но это никакого эффекта не имело.
Политические процессы после убийства Кирова мы воспринимали как спектакли и
ждали новых представлений такого рода.
СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ
Несмотря ни на что, внешне я выглядел энергичным, веселым и
жизнерадостным. Такую форму отношения к невзгодам нам прививали в семье с
рождения. У нас в семье много смеялись. Смех был в некотором роде защитной
реакцией от убожества и жестокости бытия. В школе благодаря стенной газете я
стал считаться прирожденным юмористом, и я воспринял эту роль. Иногда она
меня заносила слишком далеко. В 1935 году был [100] опубликован проект новой
Конституции. Опубликован для всеобщего обсуждения. И его, конечно, обсуждали
повсюду. Считалось, что его сочинил лично Сталин. И мы обсуждали его на
уроках и на всякого рода собраниях. Я и еще двое моих товарищей затеяли игру
в конституцию - сочинили свою шуточную конституцию. Согласно нашей
конституции, лодыри и тупицы имеют право на такие же отметки, как и
отличники. Самые плохие ученики имеют право поступать без экзаменов в самые
лучшие институты. Самые глупые и безнравственные люди имеют право занимать
самые высокие должности. Народ обязан восхвалять все решения властей. Вот в
таком духе мы сочинили целую школьную тетрадку. Выпустили даже свои деньги,
на которых было написано, что на них, в отличие от капиталистического
общества, ничего купить нельзя. Эффект от нашей конституции был
колоссальный. В школе началась паника. Появились представители органов
государственной безопасности. На нас кто-то донес. Нас исключили из школы.
Но мы отказались от авторства. По почерку нас уличить не могли, так как мы
написали текст печатными буквами. Расследование длилось две недели. В конце
концов нас восстановили в школе и дело замяли.
Это был самый крупный случай политической сатиры в мои школьные годы. Я
уже тогда стал проявлять склонность к шуткам на социально-политические темы,
но к менее опасным, чем наша конституция.
ИДЕЙНЫЙ "ЗАПОЙ"
В 1936 году в Москву приехала сестра Анна с братом Николаем. У старшего
брата было уже двое детей. В нашей комнатушке стало жить восемь человек. Я
стал готовить уроки в библиотеках-читальнях имени Тургенева или имени
Грибоедова. Это было удобно также с точки зрения чтения книг. Кроме того,
можно было заводить новые интересные знакомства. В это время я стал
увлекаться философией, а также идеями социалистов-утопистов. Я читал
сочинения Вольтера, Дидро, Руссо, Гельвеция, Гоббса, Локка, Милля. Прочитал
"Государство Солнца" Кампанеллы, "Утопию" Т. Мора, "Икарию" [101] Э. Кабе.
Читал Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Мое увлечение стало известно в школе,
учителя истории и литературы отнеслись к нему отрицательно: они считали, что
мне еще рано такие книги читать. Я предложил им проэкзаменовать меня, но они
отказались - они сами эти книги не читали. Одновременно я запоем читал
художественную литературу. Моими любимыми героями стали отважные одиночки,
не обязательно революционеры. Просто мужественные люди, ведущие в одиночку
борьбу против каких-то сил зла. Затем я стал увлекаться литературой о
"лишних людях", которые тоже относились к категории одиночек, а также
книгами анархистов и об анархизме. В читальнях меня признали как одержимого
книгами и пускали в книгохранилища, где я часами просматривал книги и
выбирал заинтересовавшие меня. Невозможно подсчитать и перечислить все
книги, которые я прочитал. Многие из них я перечитывал по несколько раз, в
том числе книги Гюго, Бальзака, Стендаля, Мильтона, Свифта, Гамсуна, Франса,
Данте, Сервантеса... Нет надобности перечислять имена - я перечитал всех
великих писателей прошлого и признанных еще живших тогда писателей,
переведенных на русский язык. А в те годы в Советском Союзе начали издавать
и переиздавать все лучшие достижения мировой литературы. Люди, занимавшиеся
этим (в их числе М. Горький), делали великое дело, произведя для нас отбор
всего наилучшего и избавив нас от поисков настоящей литературы. Русскую
литературу мы изучали в школе. Хотя ей и придавали хрестоматийный и
пропагандистский вид, школьные уроки приучали нас к серьезному чтению, к
анализу литературных произведений и вообще к отношению к литературе как к
самой большой святыне человеческой цивилизации.
Значительную часть нашей духовной жизни составляла дореволюционная
русская литература. Это происходило отчасти благодаря тому, что мы ее
досконально изучали в школе, а отчасти - вопреки тому, что мы ее изучали в
школе. Я лично не относил ее к прошлому. Она была для меня спутником в моей
повседневной жизни. Я вообще всегда метался между двумя крайностями - между
нигилистически-сатирическим и романтически-идеалистическим отношением к
реальнос[102] ти, что в русских людях встречается довольно часто. Это
повлияло и на мой литературный вкус. Я признавал Пушкина великим поэтом,
знал наизусть очень многие его произведения, но не находился под его
влиянием. Моими любимыми писателями были Лермонтов, Грибоедов,
Салтыков-Щедрин, Лесков, Чехов. Тургеневым, Достоевским и Толстым не
увлекался, хотя читал их. Помнил наизусть многие куски из "Войны и мира",
"Легенду о Великом Инквизиторе" из "Братьев Карамазовых" и некоторые из
"Записок охотника". Мне нравились пьесы А.К. Толстого и А.Н. Островского. У
Горького любил лишь его пьесы. Недавно, кстати, перечитал "Клима Самгина".
Книга показалась мне надуманной и скучной. Не понимаю, как я мог читать ее в
юности. Очевидно, в силу привычки прочитывать от начала до конца любую
книгу, попадавшую в руки.
Огромным открытием для меня было "Путешествие из Петербурга в Москву" А.
Радищева. Я настолько был потрясен этой книгой и судьбой автора, что решил
сочинить свое "Путешествие из Чухломы в Москву". И многое уже придумал. Не
помню, как и почему мой замысел заглох.
Изучали мы, конечно, и советскую литературу - Серафимовича, А. Толстого,
Маяковского, Шолохова, Фадеева, Блока, Н. Островского, Фурманова, Багрицкого
и других. Читали мы много и помимо школьной программы. Блока, Есенина и
Маяковского я знал почти полностью наизусть. И вообще, советскую литературу
я, как и многие другие, знал очень хорошо. Книг выходило не так уж много, и
мы их прочитывали все. На мой взгляд, советская литература двадцатых и
тридцатых годов была очень высокого качества. Шолохов, Фадеев, Лавренев,
Серафимович, А. Толстой, Федин, Бабель, Леонов, Эренбург, Ясенский, Ильф,
Петров, Тынянов, Олеша, Зощенко, Булгаков, Катаев, Паустовский, Тренев,
Вишневский и многие другие - все это были замечательные писатели. Я до сих
пор считаю Маяковского величайшим поэтом нашего века, а Шолохова - одним из
величайших прозаиков. Причем мы не просто читали их. Мы вели бесконечные
разговоры на темы их произведений и о достоинствах этих произведений. Это
было, возможно, потому, что мы прочитывали все [103] их произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144