Если у меня из-за добровольного выхода из
редколлегии журнала "Вопросы философии" произошел разрыв с "либералами" с
тяжелыми для меня последствиями, то из-за добровольного выхода из партии я
бы потерял все, не сделав ничего позитивного своим бунтом. Это была бы
пассивная капитуляция. Это было бы социальное самоубийство. А я уже встал на
путь, имеющий далеко идущие цели. Так что пришлось пойти на компромисс с
совестью.
Должен сказать, что пребывание в партии расширило мои возможности
наблюдения жизни, что я впоследствии использовал в моей научной и
литературной деятельности. Но это впоследствии. А тогда я еще не помышлял об
уходе в литературу и в открытую критику коммунистического общества и его
идеологии. Если я и критиковал их как-то, это оставалось в рамках внутренних
разговоров (в основном шуток) и в завуалированной форме (в логических
работах). Так что членство партии все-таки было больным местом для меня. Я,
повторяю, стремился внутри партии вести себя так, как будто я был
беспартийным. Так поступали многие другие. Это, конечно, приносило мне
какой-то ущерб. Но, несмотря ни на что, это было все-таки соучастие во
власти.
Проблема партийности разрослась для меня до масштабов более общей
проблемы, а именно проблемы соучастия в том виде, как я ее сформулировал
выше. Я не был марксистом и писал немарксистские книги, а работал в самом
центре советской, марксистсколенинской идеологии. Мои книги так или иначе
использовались в [430] интересах презиравшейся мною советской философии. Я
дал согласие быть членом редколлегии журнала "Вопросы философии". Я шел на
это ради того, чтобы усилить логическую линию в философии. Но ведь это была
деятельность в пользу все той же философии. Да и в этом ли только было дело?
Если быть до конца откровенным перед самим собою, членство редколлегии
укрепляло мои позиции в сопротивлении атакам на меня со стороны моих коллег
и сослуживцев. Так что это тоже был шаг в борьбе за выживание. И тоже
компромисс. В журнале постоянно печатались холуйские статьи по адресу
Брежнева, и я какое-то время это терпел, оправдываясь перед собою тем, что
"проталкивал" в печать "прогрессивные" статьи моих коллег-логиков.
На все нужно время. Лишь в 1968 году я сделал для себя вывод, что
бескомпромиссное следование моим жизненным принципам возможно лишь в том
случае, если ты вступаешь в открытый конфликт со своим окружением и идешь на
жертвы. Но тогда ты вообще теряешь возможность сохранить свое суверенное
государство. Выход из этого противоречия я увидел в том, чтобы обеспечить
свою безопасность за счет профессиональных успехов. Такая возможность у меня
к этому времени открылась. Я опубликовал много книг и приобрел международную
известность. Меня уже не так-то просто было раздавить. В эти годы я вышел из
редколлегии журнала "Вопросы философии", потерял кафедру логики и был
исключен из экспертной комиссии Министерства высшего образования. И несмотря
на это, я все еще сохранял прочное положение за счет репутации в философских
и научных кругах в стране, а также за счет репутации в странах советского
блока и на Западе. Для стран советского блока я был своего рода образцом
свободы творчества: многие могли там делать нечто аналогичное, ссылаясь на
то, что это дозволено в Москве. В ГДР у меня даже сложилась солидная
логическая группа из моих бывших аспирантов. Там издавались мои
многочисленные книги, издававшиеся затем и в ФРГ. В 1971 году мне с женой
разрешили поездку в ГДР по личному приглашению моего бывшего ученика, друга
и соавтора Хорста Весселя, ставшего заведующим кафедрой логики в
университете.
[431]
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ
Принимая решение пробиваться за счет науки, я не думал о том, что тем
самым я вынуждаюсь на конфликт с самым сильным, самым неуязвимым, самым
замаскированным под благородство и самым беспощадным для меня врагом, - с
моей профессиональной средой. Я не думал о том, что, какие бы
сверхгениальные открытия я ни делал, без поддержки группы, кафедры, сектора,
института, учеников, соратников, государства я не смогу добиться признания
их в качестве моих открытий. Гений-одиночка, идущий в наше время против
многих тысяч своих коллег, организованных в группы, и так или иначе
устроившийся в данной области науки, не имеет никаких шансов на признание.
Это я особенно остро почувствовал уже после эмиграции, когда я лишился даже
видимой защиты в качестве гражданина великой державы. Это стало одним из
самых сильных разочарований в моей жизни. Но тогда, в шестидесятые годы, я
начал пробиваться в науке, игнорируя реальные социальные возможности. Кто
знает, стал бы я это делать или нет, если бы предвидел заранее тщетность
всех усилий в этом направлении. Эти усилия, однако, были оправданы хотя бы
уже тем, что я испытал радость творческого труда и творческих открытий.
Кроме того, я встал на путь, который привел меня к полному согласию с моими
жизненными принципами, - на путь открытого бунта против всего того, что
вызывало у меня нравственный и идейный протест в течение всей жизни.
Мой конфликт с коллегами начался не в силу моих идеологических воззрений
и не в силу черт моего характера. Я помогал им устраиваться на работу и в
аспирантуру, помогал им печатать их работы, писать статьи, в которых высоко
оценивал их вклад в науку (хотя на самом деле они не заслуживали этого). Я
никому из них не причинял зла, никому не помешал ни в чем. И все же я стал
для многих из них предметом ненависти. И все они приложили усилия к тому,
чтобы дискредитировать меня, распускать сплетни, клеветать, сочинять тайные
и явные доносы. Это произошло помимо моей воли и желания. Просто сам факт
моей деятельности и ее содержание вызвали такую реакцию. Сыграло роль [432]
также то, что я приобрел лестную репутацию в широких философских кругах, на
мои работы ссылались, мои статьи и книги издавались на Западе, мои студенты
и аспиранты были лучшими, печатались и добивались успехов. Назову наиболее
значительных из них: А. Ивин стал доктором, профессором, автором многих книг
и статей; X. Вессель стал профессором, заведующим кафедрой в университете в
Берлине (ГДР); Г. Смирнов; А. Федина; Л. Боброва; Г. Щеголькова; Е.
Сидоренко; Г. Кузнецов; В. Штельцнер (ГДР), К. Вуттих (ГДР). Их работы
печатались в многочисленных логических сборниках. Мой случай оказался
классической иллюстрацией для тех социальных закономерностей, которые я сам
обнаруживал в нашем обществе. Скоро я убедился в том, что эти законы
универсальны, имеют силу для аналогичных ситуаций и на Западе. Но из этого,
однако, не следовало то, что я должен был примириться с советским обществом.
Мои коллеги с особенным остервенением набросились на меня, когда я сразу
потерял три важные позиции и лишился поддержки в президиуме Академии наук и
в ЦК. Масла в огонь подлили публикации моих работ в странах советского блока
и приглашения на международные конгрессы и конференции. Анонимные и явные
доносы посыпались пачками во все учреждения, от которых что-то зависело по
отношению ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
редколлегии журнала "Вопросы философии" произошел разрыв с "либералами" с
тяжелыми для меня последствиями, то из-за добровольного выхода из партии я
бы потерял все, не сделав ничего позитивного своим бунтом. Это была бы
пассивная капитуляция. Это было бы социальное самоубийство. А я уже встал на
путь, имеющий далеко идущие цели. Так что пришлось пойти на компромисс с
совестью.
Должен сказать, что пребывание в партии расширило мои возможности
наблюдения жизни, что я впоследствии использовал в моей научной и
литературной деятельности. Но это впоследствии. А тогда я еще не помышлял об
уходе в литературу и в открытую критику коммунистического общества и его
идеологии. Если я и критиковал их как-то, это оставалось в рамках внутренних
разговоров (в основном шуток) и в завуалированной форме (в логических
работах). Так что членство партии все-таки было больным местом для меня. Я,
повторяю, стремился внутри партии вести себя так, как будто я был
беспартийным. Так поступали многие другие. Это, конечно, приносило мне
какой-то ущерб. Но, несмотря ни на что, это было все-таки соучастие во
власти.
Проблема партийности разрослась для меня до масштабов более общей
проблемы, а именно проблемы соучастия в том виде, как я ее сформулировал
выше. Я не был марксистом и писал немарксистские книги, а работал в самом
центре советской, марксистсколенинской идеологии. Мои книги так или иначе
использовались в [430] интересах презиравшейся мною советской философии. Я
дал согласие быть членом редколлегии журнала "Вопросы философии". Я шел на
это ради того, чтобы усилить логическую линию в философии. Но ведь это была
деятельность в пользу все той же философии. Да и в этом ли только было дело?
Если быть до конца откровенным перед самим собою, членство редколлегии
укрепляло мои позиции в сопротивлении атакам на меня со стороны моих коллег
и сослуживцев. Так что это тоже был шаг в борьбе за выживание. И тоже
компромисс. В журнале постоянно печатались холуйские статьи по адресу
Брежнева, и я какое-то время это терпел, оправдываясь перед собою тем, что
"проталкивал" в печать "прогрессивные" статьи моих коллег-логиков.
На все нужно время. Лишь в 1968 году я сделал для себя вывод, что
бескомпромиссное следование моим жизненным принципам возможно лишь в том
случае, если ты вступаешь в открытый конфликт со своим окружением и идешь на
жертвы. Но тогда ты вообще теряешь возможность сохранить свое суверенное
государство. Выход из этого противоречия я увидел в том, чтобы обеспечить
свою безопасность за счет профессиональных успехов. Такая возможность у меня
к этому времени открылась. Я опубликовал много книг и приобрел международную
известность. Меня уже не так-то просто было раздавить. В эти годы я вышел из
редколлегии журнала "Вопросы философии", потерял кафедру логики и был
исключен из экспертной комиссии Министерства высшего образования. И несмотря
на это, я все еще сохранял прочное положение за счет репутации в философских
и научных кругах в стране, а также за счет репутации в странах советского
блока и на Западе. Для стран советского блока я был своего рода образцом
свободы творчества: многие могли там делать нечто аналогичное, ссылаясь на
то, что это дозволено в Москве. В ГДР у меня даже сложилась солидная
логическая группа из моих бывших аспирантов. Там издавались мои
многочисленные книги, издававшиеся затем и в ФРГ. В 1971 году мне с женой
разрешили поездку в ГДР по личному приглашению моего бывшего ученика, друга
и соавтора Хорста Весселя, ставшего заведующим кафедрой логики в
университете.
[431]
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ
Принимая решение пробиваться за счет науки, я не думал о том, что тем
самым я вынуждаюсь на конфликт с самым сильным, самым неуязвимым, самым
замаскированным под благородство и самым беспощадным для меня врагом, - с
моей профессиональной средой. Я не думал о том, что, какие бы
сверхгениальные открытия я ни делал, без поддержки группы, кафедры, сектора,
института, учеников, соратников, государства я не смогу добиться признания
их в качестве моих открытий. Гений-одиночка, идущий в наше время против
многих тысяч своих коллег, организованных в группы, и так или иначе
устроившийся в данной области науки, не имеет никаких шансов на признание.
Это я особенно остро почувствовал уже после эмиграции, когда я лишился даже
видимой защиты в качестве гражданина великой державы. Это стало одним из
самых сильных разочарований в моей жизни. Но тогда, в шестидесятые годы, я
начал пробиваться в науке, игнорируя реальные социальные возможности. Кто
знает, стал бы я это делать или нет, если бы предвидел заранее тщетность
всех усилий в этом направлении. Эти усилия, однако, были оправданы хотя бы
уже тем, что я испытал радость творческого труда и творческих открытий.
Кроме того, я встал на путь, который привел меня к полному согласию с моими
жизненными принципами, - на путь открытого бунта против всего того, что
вызывало у меня нравственный и идейный протест в течение всей жизни.
Мой конфликт с коллегами начался не в силу моих идеологических воззрений
и не в силу черт моего характера. Я помогал им устраиваться на работу и в
аспирантуру, помогал им печатать их работы, писать статьи, в которых высоко
оценивал их вклад в науку (хотя на самом деле они не заслуживали этого). Я
никому из них не причинял зла, никому не помешал ни в чем. И все же я стал
для многих из них предметом ненависти. И все они приложили усилия к тому,
чтобы дискредитировать меня, распускать сплетни, клеветать, сочинять тайные
и явные доносы. Это произошло помимо моей воли и желания. Просто сам факт
моей деятельности и ее содержание вызвали такую реакцию. Сыграло роль [432]
также то, что я приобрел лестную репутацию в широких философских кругах, на
мои работы ссылались, мои статьи и книги издавались на Западе, мои студенты
и аспиранты были лучшими, печатались и добивались успехов. Назову наиболее
значительных из них: А. Ивин стал доктором, профессором, автором многих книг
и статей; X. Вессель стал профессором, заведующим кафедрой в университете в
Берлине (ГДР); Г. Смирнов; А. Федина; Л. Боброва; Г. Щеголькова; Е.
Сидоренко; Г. Кузнецов; В. Штельцнер (ГДР), К. Вуттих (ГДР). Их работы
печатались в многочисленных логических сборниках. Мой случай оказался
классической иллюстрацией для тех социальных закономерностей, которые я сам
обнаруживал в нашем обществе. Скоро я убедился в том, что эти законы
универсальны, имеют силу для аналогичных ситуаций и на Западе. Но из этого,
однако, не следовало то, что я должен был примириться с советским обществом.
Мои коллеги с особенным остервенением набросились на меня, когда я сразу
потерял три важные позиции и лишился поддержки в президиуме Академии наук и
в ЦК. Масла в огонь подлили публикации моих работ в странах советского блока
и приглашения на международные конгрессы и конференции. Анонимные и явные
доносы посыпались пачками во все учреждения, от которых что-то зависело по
отношению ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144