Операция прошла успешно. В другой раз нас спровоцировали на нападение на
пивной ларек. На этот раз нас забрали в милицию. Брату Михаилу пришлось
приложить усилия, чтобы вызволить меня домой. Я оказался вовлеченным в такие
дела не в силу некоей испорченности, а просто из мальчишеского желания
показать, что не являлся трусом. Я решительно порвал близкие контакты с
улицей после того, как вожаки дворовой банды попытались склонить меня к
сексуальным извращениям. Это вызвало у меня глубочайшее отвращение. После
этого я вообще перестал проводить время в нашем дворе и в соседних.

ПЕРЕОДЕТЫЙ ПРИНЦ
В школе мне дали кличку "Зиночка", так как я носил волосы длиннее, чем у
других мальчиков, и лицом был похож на девочку. Меня эта кличка не обижала:
она была доброй. У меня сразу же установились дружеские отношения со всеми
учениками. За все время учебы в школе у меня не было ни одной ссоры с
другими учениками на личной основе. Все конфликты возникали на социальной
основе - мне с детства было суждено стать объектом именно социальных
отношений. Мы, например, по истории изучали ("проходили") восстание
Спартака. Учительница спросила нас, кем бы мы хотели быть в те годы. Все
сказали, что хотели бы быть рабами, чтобы вместе со Спартаком бороться за
освобождение рабов. Я же заявил, что рабом быть не хочу. Это произвело на
всех дурное впечатление Меня прорабатывали на сборе пионерского отряда и на
классном собрании. В конце концов мне пришлось уступить, но лишь частично: я
согласился бороться за ликвидацию рабства вместе со Спартаком, но не в
качестве раба, а в качестве свободного римлянина, перешедшего на сторону
рабов. Я аргументировал свою позицию тем, что Маркс и Энгельс были выходцами
из буржуазии, но перешли на сторону пролетариата. И меня простили. В этом
слу[77] чае весь класс обрушился на меня по причине чисто идеологического
характера.
В нашем классе были ученики всех социальных категорий - подхалимы,
карьеристы, ябедники, старательные, индифферентные и т. д. Чем взрослее
становились мы, тем отчетливее проявлялись эти качества. Но эти различия не
играли существенной роли и не разрушали дружеских отношений. Я скоро
приобрел репутацию самого способного ученика, не заботившегося об отметках,
не заискивавшего перед учителями, не вылезавшего на вид. И потому ко мне
хорошо относились даже самые карьеристически ориентированные ученики - я им
не мешал и не конкурировал с ними. Никаких карьеристических качеств у меня
так и не появилось. Не развилось и стремление конкурировать с другими.
Успехи других никогда не вызывали у меня чувства зависти. Я остро ощущал и
переживал лишь случаи несправедливости (да и то внутренне, про себя), причем
гораздо болезненнее, когда они касались других.
Такой тип поведения я выработал для себя отчасти вследствие воспитания в
семье, отчасти же как самозащитную реакцию в тех условиях, в каких я
оказался. Я был одиноким, не имел опоры в семье, к тому же лишенный
социальных амбиций, не имел никакой склонности к доминированию над другими.
К этим причинам в результате чтения и размышлений присоединилась затем еще
одна - сознательная склонность играть роль "лишнего человека" и выпадающего
из общей массы исключительного одиночки. Я очень рано открыл для себя
Лермонтова, и он стал моим любимым писателем на всю жизнь. Лермонтовский
психологический тип удивительным образом совпал с моими наклонностями.
Сделал свое дело и врожденный психологический аристократизм, перешедший ко
мне (и к другим моим братьям и сестрам в той или иной мере) как по
отцовской, так и по материнской линии. По всей вероятности, это качество,
хотя и встречающееся довольно редко, является общечеловеческим. Таким
прирожденным психологическим аристократизмом в очень сильной степени
обладает моя жена Ольга, которая родилась уже после войны также в обычной
многодетной русской семье. В 1933 году я попал в гости к девочке из нашего
класса, принадле[78] жавшей к очень интеллигентной семье. Звали ее Наташей.
Ее отец был крупным авиационным инженером, а мать - актрисой, вышедшей из
дворянской среды. И я, деревенский Ванька, повел себя так, что мать этой
девочки назвала меня "переодетым принцем". Забавно, что такое мое поведение
было обусловлено психологически лишь крайней растерянностью,
стеснительностью и испугом. Кроме того, прочитав какую-то книгу, про
индейцев, я усвоил правило: никогда ничему не удивляться, делать вид, что
для тебя ничто не ново. Я начал играть в такого благородного "индейца". Игра
перешла в привычку. Я стал смотреть на все человеческие слабости и соблазны
свысока, с позиции "переодетого принца". Эта позиция оказалась очень
эффективной в преодолении всех тех неприятностей, с которыми мне предстояло
иметь дело в жизни.
В первые годы жизни в Москве я прочитал рассказ Лавренева "Сорок первый".
По этому рассказу уже в послевоенные годы мой друг Григорий Чухрай поставил
замечательный фильм. В этом рассказе красные партизаны взяли в плен белого
офицера. Им пришлось идти через пустыню. Партизаны выбились из сил, а белый
офицер шел как ни в чем не бывало (так казалось партизанам). Командир
партизан спросил его, чем объясняется такое его поведение. Офицер ответил:
преимуществом культуры.
Прочитав рассказ еще мальчиком, я решил идти по пустыне жизни так, как
этот офицер, - не показывая вида, что мне было плохо, и сохраняя достоинство
при всех обстоятельствах.
Должен сказать, что я не был абсолютным исключением на этот счет. В годы
моего отрочества и юности идеи духовного и поведенческого аристократизма в
той или иной форме бродили в нашей среде. Они совпадали с принципами морали
идеалистического коммунизма. С первых же дней учебы в московской школе я
подружился с мальчиком, жившим через несколько домов от моего дома на нашей
улице. Звали его Валентином Марахотиным. Он стал одним из самых близких моих
друзей на всю жизнь. Он был чрезвычайно красив в русском стиле, атлетически
сложен, смел, до болезненности честен и самоотвержен. Он покровительствовал
всем [79] в округе, кого могли обидеть уличные ребята. Я ему тоже был обязан
многим. Отец у него умер от пьянства, а мать скоро заболела. Валентину
пришлось бросить учебу и начать работать. Уже с четырнадцати лет он
подрабатывал водолазом на водной станции и тренером по плаванию. Хотя он не
получил хорошего образования, он имел все основания считаться "переодетым
принцем". Я его очень любил и относился к нему как к брату. Людей такого
типа мне посчастливилось встретить много, особенно во время войны. Тогда
происходила своеобразная поляризация человеческих типов.

ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ
Мои первые творческие открытия не имели ничего общего ни с наукой, ни с
искусством. Они были бытовыми. В Москву меня отправили в ботинках. Но
ботинки были женские. Чтобы меня не дразнили за это, я догадался
заворачивать верх ботинок внутрь так, что получались мужские ботинки. Носков
в деревне не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144