Они стимулировали [402] критику недостатков советского общества,
сами принимали в ней участие. Вместе с тем они были вполне лояльны к
советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Они заботились
лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и самую систему
сделать более удобной для их существования. Если антисталинизм был
оппозицией крайностям коммунистического строя, то либерализм был оппозицией
провинциализму, застойности, серости его умеренного существования.
В брежневские годы "либералы" приобрели настолько сильное влияние на всю
интеллигентскую среду, что первую половину брежневского правления можно было
бы назвать либеральной, причем с большим основанием, чем хрущевские годы. Во
вторую половину брежневского правления "либерализм" пошел на спад. Но это не
означало, что "либералов" потеснили некие "консерваторы". Это означало, что
сами "либералы" в массе своей стали эволюционировать в сторону
"консерватизма", исчерпав свой "либерализм" и урвав свои куски от благ
общества.
В тех кругах "либеральной" интеллигенции, в которых мне приходилось
вращаться, уже в хрущевские годы началось расслоение. Основная масса стала
потихоньку приспосабливаться к новым условиям и устраиваться более или менее
комфортабельно за счет науки, искусства, культуры. Наиболее ловкая и
предприимчивая часть начала делать успешную карьеру, выделяясь в
привилегированные слои. Сравнительно небольшая часть, не способная к карьере
или избегавшая ее в принципе, ушла в творческую и в чисто интеллектуальную
деятельность, как таковую. Грани между этими тремя группами не были резкими
и неподвижными. Происходили всякого рода флуктуации. Но в принципе эти три
тенденции можно было видеть в поведении вполне конкретных личностей.
Было бы несправедливо отрицать ту положительную роль, какую "либералы"
сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено
огромное число людей. Деятельность "либералов" проявлялась в миллионах
мелких дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского
общества. Если ан[403] гисталинистское движение проходило в рамках партийных
организаций, то либеральное движение вышло за эти рамки и захватило более
широкий круг советских учреждений. Подробнейшим образом интеллигентская
либеральная фронда описана мною в "Зияющих высотах". Ниже я хочу
остановиться еще на одном явлении этого периода, которое вносит
дополнительный штрих в это описание. Оно связано с именами Кафки и Оруэлла.
Это явление очень важно для меня как писателя и социолога.
КАФКАНЬЕ
В московских интеллигентских кругах начали говорить о Кафке уже в конце
хрущевского правления. В 1965 году были опубликованы некоторые сочинения
Кафки по-русски - "Процесс" и ряд новелл. Официально творчество Кафки
истолковывалось как отражение пороков буржуазного общества, как признак его
глубокого разложения и предвестник его скорой гибели. Но московские
фрондирующие интеллектуалы использовали его как повод в завуалированной
форме похихикать насчет язв своего собственного общества и повздыхать о
своей собственной печальной участи. Они, разумеется, истолковали творчество
Кафки как разоблачение советского "тоталитарного режима". Вздохи были
лицемерны, ибо участь вздыхателей была не столь уж печальна: они делали
карьеру, добивались успехов, обогащались материально. Истолкование было
притянуто за уши. Но это не мешало московским "храбрым" интеллектуалам вести
бесконечные разговоры, в которых они блистали своей осведомленностью насчет
"современной" культуры и прогрессивностью воззрений. Появился даже особый
термин для обозначения разговоров такого рода: "кафкать", "кафканье".
Изобрел этот термин философ Э. Соловьев, написавший по этому поводу
замечательное стихотворение. Кафканье становилось модой. Те, кому Кафка не
нравился по каким-то причинам (в этом мало кто признавался), или кто
признавался в том, что понятия не имеет о Кафке (таких было еще меньше),
рассматривались как невежды и мракобесы. При этом [404] лишь немногие на
самом деле прочитали сочинения Кафки. Большинство же перелистало их наспех
или вообще не читало (в силу незнания западных языков хотя бы), получая
сведения о них из вторых и третьих рук, причем весьма фрагментарные и
искаженные.
Вскоре, однако, мощный поток прямого разоблачения недавней советской
истории (периода сталинизма) оттеснил кафканье на задний план. Более или
менее широкий интерес к Кафке спал. Это не было случайным. И не было просто
ослаблением моды. Произошло это в силу неадекватности творчества Кафки
вкусам, менталитету и потребностям московской интеллигентной читающей
публики. Вспоминаю, как в начале хрущевской эры в одной компании московских
интеллектуалов с вечера до утра спорили о том, в какой мере "Процесс" Кафки
соответствует процессам сталинских времен. Никто из спорящих не принимал
участия в сталинских процессах ни в качестве жертв, ни в качестве палачей.
Когда же "лагерная" литература стала более или менее доступной в наших
кругах, выяснилось, что процессы сталинских времен ничего общего не имели с
процессом в изображении Кафки. Можно, конечно, тут заметить, что ошибочно
истолковывать сочинения Кафки как реалистическое описание каких-то явлений.
Но тут дело было не в литературоведении, а в реальной жизненной ситуации.
Творчество Кафки было поводом поговорить о реальности, и этот повод оказался
слабым, неглубоким и непродолжительным.
Но, как бы мы ни истолковывали творчество большого писателя, в нем так
или иначе отражается реальность. Вопрос лишь в том, какая именно реальность
отражается в нем и что происходит с этой реальностью сегодня. В творчестве
Кафки отразилась реальность западного общества его времени. Но реальность
западного образа жизни того времени (впрочем, и сегодня тоже) обладала
чертами, которые являются специфическими именно для этого типа социальной
организации, и чертами, которые являются общими всякому развитому обществу,
но которые становятся доминирующими лишь в обществе коммунистического типа.
В реальности они существовали совместно и казались неразделимыми.
Интерпретаторы Кафки, выделяя те или иные из этих явлений и под[405]
черкивая их, могут представить его то критиком умирающего западного
(буржуазного) общества, то предтечей нарождающегося коммунистического
общества. При этом одни интерпретаторы все то, что им кажется отражением зла
в творчестве Кафки, приписывают обществу буржуазному, а другие -
коммунистическому. А между тем опыт жизни реального коммунистического
общества в Советском Союзе позволяет осуществить тут должную дифференциацию.
Опыт реального коммунистического общества обнаруживает, что самые мощные
средства порабощения индивида обществом ему подобных заключаются в
повседневном образе жизни множества обычных людей. Они настолько привычны и
очевидны, что остаются незамеченными даже самыми, казалось бы, глубокими
мыслителями и художниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
сами принимали в ней участие. Вместе с тем они были вполне лояльны к
советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Они заботились
лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и самую систему
сделать более удобной для их существования. Если антисталинизм был
оппозицией крайностям коммунистического строя, то либерализм был оппозицией
провинциализму, застойности, серости его умеренного существования.
В брежневские годы "либералы" приобрели настолько сильное влияние на всю
интеллигентскую среду, что первую половину брежневского правления можно было
бы назвать либеральной, причем с большим основанием, чем хрущевские годы. Во
вторую половину брежневского правления "либерализм" пошел на спад. Но это не
означало, что "либералов" потеснили некие "консерваторы". Это означало, что
сами "либералы" в массе своей стали эволюционировать в сторону
"консерватизма", исчерпав свой "либерализм" и урвав свои куски от благ
общества.
В тех кругах "либеральной" интеллигенции, в которых мне приходилось
вращаться, уже в хрущевские годы началось расслоение. Основная масса стала
потихоньку приспосабливаться к новым условиям и устраиваться более или менее
комфортабельно за счет науки, искусства, культуры. Наиболее ловкая и
предприимчивая часть начала делать успешную карьеру, выделяясь в
привилегированные слои. Сравнительно небольшая часть, не способная к карьере
или избегавшая ее в принципе, ушла в творческую и в чисто интеллектуальную
деятельность, как таковую. Грани между этими тремя группами не были резкими
и неподвижными. Происходили всякого рода флуктуации. Но в принципе эти три
тенденции можно было видеть в поведении вполне конкретных личностей.
Было бы несправедливо отрицать ту положительную роль, какую "либералы"
сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено
огромное число людей. Деятельность "либералов" проявлялась в миллионах
мелких дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского
общества. Если ан[403] гисталинистское движение проходило в рамках партийных
организаций, то либеральное движение вышло за эти рамки и захватило более
широкий круг советских учреждений. Подробнейшим образом интеллигентская
либеральная фронда описана мною в "Зияющих высотах". Ниже я хочу
остановиться еще на одном явлении этого периода, которое вносит
дополнительный штрих в это описание. Оно связано с именами Кафки и Оруэлла.
Это явление очень важно для меня как писателя и социолога.
КАФКАНЬЕ
В московских интеллигентских кругах начали говорить о Кафке уже в конце
хрущевского правления. В 1965 году были опубликованы некоторые сочинения
Кафки по-русски - "Процесс" и ряд новелл. Официально творчество Кафки
истолковывалось как отражение пороков буржуазного общества, как признак его
глубокого разложения и предвестник его скорой гибели. Но московские
фрондирующие интеллектуалы использовали его как повод в завуалированной
форме похихикать насчет язв своего собственного общества и повздыхать о
своей собственной печальной участи. Они, разумеется, истолковали творчество
Кафки как разоблачение советского "тоталитарного режима". Вздохи были
лицемерны, ибо участь вздыхателей была не столь уж печальна: они делали
карьеру, добивались успехов, обогащались материально. Истолкование было
притянуто за уши. Но это не мешало московским "храбрым" интеллектуалам вести
бесконечные разговоры, в которых они блистали своей осведомленностью насчет
"современной" культуры и прогрессивностью воззрений. Появился даже особый
термин для обозначения разговоров такого рода: "кафкать", "кафканье".
Изобрел этот термин философ Э. Соловьев, написавший по этому поводу
замечательное стихотворение. Кафканье становилось модой. Те, кому Кафка не
нравился по каким-то причинам (в этом мало кто признавался), или кто
признавался в том, что понятия не имеет о Кафке (таких было еще меньше),
рассматривались как невежды и мракобесы. При этом [404] лишь немногие на
самом деле прочитали сочинения Кафки. Большинство же перелистало их наспех
или вообще не читало (в силу незнания западных языков хотя бы), получая
сведения о них из вторых и третьих рук, причем весьма фрагментарные и
искаженные.
Вскоре, однако, мощный поток прямого разоблачения недавней советской
истории (периода сталинизма) оттеснил кафканье на задний план. Более или
менее широкий интерес к Кафке спал. Это не было случайным. И не было просто
ослаблением моды. Произошло это в силу неадекватности творчества Кафки
вкусам, менталитету и потребностям московской интеллигентной читающей
публики. Вспоминаю, как в начале хрущевской эры в одной компании московских
интеллектуалов с вечера до утра спорили о том, в какой мере "Процесс" Кафки
соответствует процессам сталинских времен. Никто из спорящих не принимал
участия в сталинских процессах ни в качестве жертв, ни в качестве палачей.
Когда же "лагерная" литература стала более или менее доступной в наших
кругах, выяснилось, что процессы сталинских времен ничего общего не имели с
процессом в изображении Кафки. Можно, конечно, тут заметить, что ошибочно
истолковывать сочинения Кафки как реалистическое описание каких-то явлений.
Но тут дело было не в литературоведении, а в реальной жизненной ситуации.
Творчество Кафки было поводом поговорить о реальности, и этот повод оказался
слабым, неглубоким и непродолжительным.
Но, как бы мы ни истолковывали творчество большого писателя, в нем так
или иначе отражается реальность. Вопрос лишь в том, какая именно реальность
отражается в нем и что происходит с этой реальностью сегодня. В творчестве
Кафки отразилась реальность западного общества его времени. Но реальность
западного образа жизни того времени (впрочем, и сегодня тоже) обладала
чертами, которые являются специфическими именно для этого типа социальной
организации, и чертами, которые являются общими всякому развитому обществу,
но которые становятся доминирующими лишь в обществе коммунистического типа.
В реальности они существовали совместно и казались неразделимыми.
Интерпретаторы Кафки, выделяя те или иные из этих явлений и под[405]
черкивая их, могут представить его то критиком умирающего западного
(буржуазного) общества, то предтечей нарождающегося коммунистического
общества. При этом одни интерпретаторы все то, что им кажется отражением зла
в творчестве Кафки, приписывают обществу буржуазному, а другие -
коммунистическому. А между тем опыт жизни реального коммунистического
общества в Советском Союзе позволяет осуществить тут должную дифференциацию.
Опыт реального коммунистического общества обнаруживает, что самые мощные
средства порабощения индивида обществом ему подобных заключаются в
повседневном образе жизни множества обычных людей. Они настолько привычны и
очевидны, что остаются незамеченными даже самыми, казалось бы, глубокими
мыслителями и художниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144