Так что финансовое положение мое стало по советским условиям более чем
благополучным. Я теперь смог больше давать денег родителям и сыну, с которым
стал более или менее регулярно встречаться. Себе я оставлял денег
необходимый минимум, возведя это в один из принципов жизни.
Годы скитаний способствовали выработке моих принципов жития. Я вновь свел
свое имущество к такому минимуму, что в случае перемены места жительства мог
все унести в руках. Единственное неудобство мне причиняли тяжелые гантели,
но я и их ухитрялся уносить с прочими вещами. Я не держал у себя дома
никаких книг, читая нужные мне книги в библиотеках и научных кабинетах.
Когда я познакомился с моей будущей женой Ольгой (в 1965 году) и мы по
какому-то делу зашли в снимавшуюся тогда мною комнатушку, она была потрясена
ее убожеством и не поверила, что это - жилье профессора, уже имевшего
мировую известность.
В эти годы скитаний я в избытке насмотрелся на то, как живут люди на
низших ступенях социальной иерархии. Очень многие истории в моих книгах суть
описания реальных случаев.
Я полностью перестал употреблять алкогольные напитки. Произошло это так.
Конец 1963 года был для меня особенно тяжелым в психологическом отношении.
Все предпосылки для перелома в моей личной жизни были уже налицо, но сам
перелом, как оказалось, тоже требовал времени и был болезненным. В это время
я пил водку особенно в больших количествах. В январе я почти полностью
перестал есть, выпивая в сутки иногда несколько бутылок водки. Спал раздетым
при открытом окне, но мне не было холодно. Потом вдруг наступило
протрезвление и абсолютная ясность в мыслях и намерениях. После этого
алкоголь даже в ничтожных дозах стал вызывать у меня отвращение. Возможно,
специалисты по алкоголизму имеют этому какое-то медицинское объяснение. Я же
в объяснении не нуждался. Просто перестал пить, и все. И странное дело, у
всех моих друзей и сослуживцев это вызвало недовольство и даже гнев. Меня
стали убеждать в том, что вредно пить много, но немного выпить - это полезно
для здоровья [355] и компании. Стали обвинять меня в том, что я, став
трезвенником, утратил былую тонкость ума и остроумие. Другие стали
распускать слухи, будто я начинаю делать служебную карьеру, будто ухожу на
работу не то в аппарат ЦК КПСС, не то в закрытое военное или кагэбэвское
учреждение. Чтобы как-то утихомирить противников моей трезвости, я сам
распустил слух, будто принял особое лекарство и теперь даже малая доза
алкоголя для меня может оказаться смертельной. Забавно, что некоторые
искушенные в этих делах алкоголики предложили научить меня, как избавиться
от этого лекарства и продолжать пить. Описание этой "техники" есть в моих
книгах. Кое-кто запомнил, когда (по моим словам) я принял антиалкогольное
лекарство, и ко времени окончания его действия пригласили меня отпраздновать
это событие грандиозной попойкой. Они были очень раздосадованы, когда я
отказался.
В больнице, в которой пытались лечить людей от алкоголизма, я
действительно был и получил от врача упомянутое лекарство. Но это было уже
после того, как я перестал пить. И лекарство я просто выбросил. Но врач
решил, что я вылечился благодаря его усилиям. Я спорить не стал. Потом
подарил ему мои книги. Он в своей книге описал мой случай как пример
эффективности его методов лечения. Я у него был единственным пациентом,
полностью излечившимся от алкоголизма.
Я начал вести здоровый, педантично упорядоченный, почти аскетический
образ жизни. Регулярно плавал в бассейне. Зимой лыжи. Летом - туристические
походы. Каждый день по нескольку раз гимнастика, причем с эспандерами и
гантелями. Строгий режим питания. Стал членом Дома ученых, в котором была
хорошая столовая. Через Дом ученых можно было также доставать путевки в дома
отдыха, причем я мог там отдыхать вместе с дочерью.
Все свои способности и силы я решил посвятить научной и педагогической
работе в области логики и методологии науки. Я почувствовал в себе
способности к этой деятельности и чисто творческую потребность реализовать
их. Эта деятельность приобрела для меня жизненно важное значение сама по
себе, независимо от [356] моих прошлых и настоящих интересов в отношении к
советскому обществу. У меня появились студенты и аспиранты, работавшие под
моим руководством и в духе моих идей. Они отнимали у меня массу времени. Я
уж не говорю о том, сколько времени и сил у меня отнимала моя научная
деятельность.

ПРОПОВЕДНИК
Хотя после хрущевского "переворота" мой антисталинизм утратил смысл, моя
деятельность как своего рода агитатора и пропагандиста не прекратилась. Она
лишь приняла проповеднический характер. Разговоры стали менее опасными. И
круг людей, с которыми я их вел, многократно расширился. Расширилась и
тематика разговоров. Она охватила все аспекты жизни общества и положения
человека в нем. Я стал проповедником наподобие моего литературного героя
Ивана Лаптева в книге "Иди на Голгофу". Моя реальная проповедническая
деятельность дала мне много материала также для книг "Зияющие высоты", "В
преддверии рая" и "Желтый дом".
Благодаря этой проповеднической деятельности я уже к концу хрущевского
периода в основных чертах выработал свою жизненную концепцию, кратко
выразившуюся формулой "Я есть государство", и более или менее четкий план
построения своего внутреннего суверенного государства. Я полностью в моих
разговорах с людьми преодолел марксизм. Не просто отверг, а именно
преодолел, сформулировав основы своей логико-философской и социологической
концепции. В бытовом отношении я оценил достоинства одиночества. Просыпаясь
утром, я говорил себе: как хорошо, что я один! В середине дня я не раз
говорил себе: как хорошо, что я один! Ложась спать, я говорил себе: как
хорошо, что я один! Это одиночество в огромной степени стимулировало мою
роль проповедника. Я выполнял свои служебные, сыновние и отцовские
обязанности. Но все мои силы и чувства поглощала интенсивная
интеллектуальная деятельность. При этом чем меньше практической выгоды и
признания мне сулили результаты моей дея[357] тельности, тем с большим
азартом я в нее погружался. Невозможно измерить, сколько времени и сил я
потратил, например, на логический анализ шахматной проблемы и на вычисление
коэффициента стабильности идеальной коммунистической социальной системы. А
такого рода проблем прошло через мою голову многие сотни.
Я занимался проповедническими импровизациями до 1974 года. Все мои
импровизации пропали безвозвратно. То, что я после 1974 года опубликовал в
своих литературных, социологических и публицистических работах, было лишь
одной из таких импровизаций. Причем я думаю, что это были далеко не лучшие
из моих импровизаций. С годами способность говорить и думать ослабевает. И
опубликовал я лишь незначительную часть из того, что прошло через мою голову
в течение более чем двадцати лет деятельности в качестве проповедника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144