Я ответил, что именно поэтому. Он сказал, что я опасный человек
и что за мной надо смотреть в оба. Но ему это не удалось. На нашем аэродроме
приземлился истребительный полк. Некоторое время мы жили вместе. Истребители
оказались еще более распущенными и анархичными, чем мы. Вечером на танцы они
приходили вдребезину пьяные и устраивали дебоши. Наш политрук однажды
приказал одному такому пьяному истребителю покинуть помещение и идти спать.
Тот вынул пистолет и пристрелил нашего замполита. В победоносной армии стали
замечаться признаки морально-психологического разложения.
Почему меня терпели? Во-первых, потому, что я был не один такой и даже не
худший. Были экземпляры и похуже меня. Во-вторых, была война, я
добросовестно выполнял обязанности "смертника". В-третьих, я никому не
становился поперек дороги, никому не мешал. В-четвертых, на мое поведение
смотрели как на мальчишество. Кто мог знать, что я был потенциальным автором
"Зияющих высот", если об этом не помышлял и я сам?!
Впрочем, в это время я сочинял много стихов. И начал задумываться над
тем, чтобы написать повесть или роман. И даже написал кое-что. Но рукописи
пропали при довольно комических обстоятельствах. Мы перебазировались с
одного аэродрома на другой. Личные вещи мы погрузили в бомболюки. На новом
аэродроме мы не успели разгрузиться, как нам подвесили внешние большие
бомбы, не влезавшие в люки, и сразу послали на задание. После обычной
бомбежки объекта нам с земли по радио приказали "продублировать аварийно".
Мы бомбы сбрасывали всегда с помощью электросбрасывателя. Иногда они
застревали в бомболюках. Это было опасно: при посадке бомбы могли вывалиться
и подорвать самолет. Чтобы этого не произошло, мы иногда открывали бомболюки
на всякий случай еще и механическими средствами - "аварийно". В этот раз нам
при[219] казали это сделать с земли. Я выполнил приказание, и мои личные
вещи, в том числе шинель, сапоги и рукописи, улетели в расположение
разбомбленного противника. Шинель и сапоги было жаль - это были
действительно большие ценности. О рукописях я даже не подумал. К тому же
хранить их было небезопасно. В то время, когда мы летали, дневальные и
дежурные по приказанию Особого отдела осматривали наши вещи. Рукописи мне
приходилось прятать, оставляя для осведомителей лишь то, в чем не было
ничего криминального.
ГЕРМАНИЯ
Германия ошеломила нас своим сказочным (сравнительно с нашей российской
нищетой) богатством. Миллионы советских людей вдруг увидели, что тот уровень
жизни, о каком они мечтали как о коммунистическом изобилии, уже был обычным
уровнем в Германии, а значит, так думали люди, и в других капиталистических
странах. Как мыльный пузырь, лопнул образ капиталистических стран,
создававшийся советской идеологией и пропагандой. Достойной насмешки стала
марксистская сказка об обществе изобилия в будущем. Еще более убогой стала
выглядеть российская убогость. Советские люди, придя в Германию, не увидели
того, как добывалось такое изобилие, какую цену люди тут платили за него.
Они видели лишь очевидные результаты - дома, дороги, одежду, обувь, посуду и
другие вещи, которые до сих пор являются предметом мечтаний и мерилом
богатства для советских людей. И то, что они видели, оказывало на них
гораздо более сильное влияние, чем слова идеологии и пропаганды об
эксплуатации и каторжном труде. И до сих пор советским людям Запад
представляется как общество изобилия материальных ценностей. До сих пор
советские люди игнорируют то, что за это изобилие западным людям приходится
платить высокую цену - цену, которую сами советские люди платить не хотят.
Миллионы советских людей вошли в Германию как победители. Массы населения
Германии бежали от советской армии, бросая все свое имущество. Это
усили[220] вало видимость богатства. Причем богатство это было доступно. Оно
рассматривалось как военные трофеи. Началось организованное и стихийное
разграбление брошенных ценностей. И не только брошенных.
Военнослужащие полка стали стремительно "обарахляться". За трофеями
снаряжались специальные машины и команды. Потом трофеи делились в полку в
соответствии с чинами и званиями. Началась оргия посылок в Советский Союз.
Опять-таки по нормам. Я категорически отказался участвовать в "обарахлении"
и в дележе трофеев. Я сказал себе, что, если даже под ногами у меня будут
валяться бриллианты, я не унижусь до того, чтобы нагнуться за ними. Я до сих
пор горжусь тем, что не взял в брошенных домах даже зубную щетку. Такое мое
поведение вызывало недовольство у прочих офицеров полка. Они чувствовали
себя грабителями, глядя на меня. Со мной имел длинный разговор новый
замполит полка, убеждая меня в том, что трофеи есть законная плата немцев за
ущерб, причиненный ими нашей стране. Я не оспаривал его мнение, но оставался
при своем. Я говорил, что не имею ничего против того, что наши солдаты и
офицеры подбирают вещи, брошенные немцами. Я лишь сам не хочу это делать
принципиально.
Подавляющее большинство солдат и офицеров нашей армии вообще не имели
возможности приобретать "трофеи" или получали ничтожные подачки. Грабежом
Германии занималось меньшинство. Но все равно этих "барахольщиков" было
много, и они влияли на общие настроения "барахольства" в армии. У нас в
полку было несколько таких хапуг. Их презирали. Настоящими грабителями,
однако, были офицеры, сержанты и солдаты частей, обслуживавших боевые части,
специальные трофейные команды, старшие офицеры и генералы. Многие грабили
очень практично, умело и со знанием дела. Они вывезли из Германии
действительно огромные ценности. Выше я упоминал об офицере, который
симулировал потерю ориентировки и стал адъютантом эскадрильи. После
окончания войны он сразу же демобилизовался из армии. Уехал он с двенадцатью
битком набитыми чемоданами. Не знаю, сумел он довезти их до дома или нет. Он
увозил вещи на первый взгляд бессмысленные, например швейные иголки и
копировальную бумагу для [221] пишущих машинок. Но в то время такие вещи
были дефицитом в России и стоили больших денег. Один из генералов нашей
армии, случайно напоровшийся на забытую мину и раненный в ноги, уехал в Союз
с двумя вагонами "барахла". В этом "барахле" были дорогие концертные рояли,
мотоциклы, зеркала, фарфоровая посуда, серебряные и золотые столовые
приборы, картины, рулоны мануфактуры, ящики вин. Уже находясь в резерве, я
познакомился с бывшим офицером трофейной команды. Он уезжал домой "налегке":
с мешочком драгоценностей.
У этого офицера сложилась забавная судьба. Он был летчиком-истребителем,
успешно летал, сбил несколько немецких самолетов, был награжден многими
орденами, был сбит и ранен, после госпиталя допущен к полетам лишь на
легкомоторных самолетах, стал летчиком связи при штабе корпуса. Однажды ему
надо было доставить политического генерала в штаб армии. Он спьяну потерял
ориентировку и сел на территорию, занятую немцами. Генерал вылез из
самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
и что за мной надо смотреть в оба. Но ему это не удалось. На нашем аэродроме
приземлился истребительный полк. Некоторое время мы жили вместе. Истребители
оказались еще более распущенными и анархичными, чем мы. Вечером на танцы они
приходили вдребезину пьяные и устраивали дебоши. Наш политрук однажды
приказал одному такому пьяному истребителю покинуть помещение и идти спать.
Тот вынул пистолет и пристрелил нашего замполита. В победоносной армии стали
замечаться признаки морально-психологического разложения.
Почему меня терпели? Во-первых, потому, что я был не один такой и даже не
худший. Были экземпляры и похуже меня. Во-вторых, была война, я
добросовестно выполнял обязанности "смертника". В-третьих, я никому не
становился поперек дороги, никому не мешал. В-четвертых, на мое поведение
смотрели как на мальчишество. Кто мог знать, что я был потенциальным автором
"Зияющих высот", если об этом не помышлял и я сам?!
Впрочем, в это время я сочинял много стихов. И начал задумываться над
тем, чтобы написать повесть или роман. И даже написал кое-что. Но рукописи
пропали при довольно комических обстоятельствах. Мы перебазировались с
одного аэродрома на другой. Личные вещи мы погрузили в бомболюки. На новом
аэродроме мы не успели разгрузиться, как нам подвесили внешние большие
бомбы, не влезавшие в люки, и сразу послали на задание. После обычной
бомбежки объекта нам с земли по радио приказали "продублировать аварийно".
Мы бомбы сбрасывали всегда с помощью электросбрасывателя. Иногда они
застревали в бомболюках. Это было опасно: при посадке бомбы могли вывалиться
и подорвать самолет. Чтобы этого не произошло, мы иногда открывали бомболюки
на всякий случай еще и механическими средствами - "аварийно". В этот раз нам
при[219] казали это сделать с земли. Я выполнил приказание, и мои личные
вещи, в том числе шинель, сапоги и рукописи, улетели в расположение
разбомбленного противника. Шинель и сапоги было жаль - это были
действительно большие ценности. О рукописях я даже не подумал. К тому же
хранить их было небезопасно. В то время, когда мы летали, дневальные и
дежурные по приказанию Особого отдела осматривали наши вещи. Рукописи мне
приходилось прятать, оставляя для осведомителей лишь то, в чем не было
ничего криминального.
ГЕРМАНИЯ
Германия ошеломила нас своим сказочным (сравнительно с нашей российской
нищетой) богатством. Миллионы советских людей вдруг увидели, что тот уровень
жизни, о каком они мечтали как о коммунистическом изобилии, уже был обычным
уровнем в Германии, а значит, так думали люди, и в других капиталистических
странах. Как мыльный пузырь, лопнул образ капиталистических стран,
создававшийся советской идеологией и пропагандой. Достойной насмешки стала
марксистская сказка об обществе изобилия в будущем. Еще более убогой стала
выглядеть российская убогость. Советские люди, придя в Германию, не увидели
того, как добывалось такое изобилие, какую цену люди тут платили за него.
Они видели лишь очевидные результаты - дома, дороги, одежду, обувь, посуду и
другие вещи, которые до сих пор являются предметом мечтаний и мерилом
богатства для советских людей. И то, что они видели, оказывало на них
гораздо более сильное влияние, чем слова идеологии и пропаганды об
эксплуатации и каторжном труде. И до сих пор советским людям Запад
представляется как общество изобилия материальных ценностей. До сих пор
советские люди игнорируют то, что за это изобилие западным людям приходится
платить высокую цену - цену, которую сами советские люди платить не хотят.
Миллионы советских людей вошли в Германию как победители. Массы населения
Германии бежали от советской армии, бросая все свое имущество. Это
усили[220] вало видимость богатства. Причем богатство это было доступно. Оно
рассматривалось как военные трофеи. Началось организованное и стихийное
разграбление брошенных ценностей. И не только брошенных.
Военнослужащие полка стали стремительно "обарахляться". За трофеями
снаряжались специальные машины и команды. Потом трофеи делились в полку в
соответствии с чинами и званиями. Началась оргия посылок в Советский Союз.
Опять-таки по нормам. Я категорически отказался участвовать в "обарахлении"
и в дележе трофеев. Я сказал себе, что, если даже под ногами у меня будут
валяться бриллианты, я не унижусь до того, чтобы нагнуться за ними. Я до сих
пор горжусь тем, что не взял в брошенных домах даже зубную щетку. Такое мое
поведение вызывало недовольство у прочих офицеров полка. Они чувствовали
себя грабителями, глядя на меня. Со мной имел длинный разговор новый
замполит полка, убеждая меня в том, что трофеи есть законная плата немцев за
ущерб, причиненный ими нашей стране. Я не оспаривал его мнение, но оставался
при своем. Я говорил, что не имею ничего против того, что наши солдаты и
офицеры подбирают вещи, брошенные немцами. Я лишь сам не хочу это делать
принципиально.
Подавляющее большинство солдат и офицеров нашей армии вообще не имели
возможности приобретать "трофеи" или получали ничтожные подачки. Грабежом
Германии занималось меньшинство. Но все равно этих "барахольщиков" было
много, и они влияли на общие настроения "барахольства" в армии. У нас в
полку было несколько таких хапуг. Их презирали. Настоящими грабителями,
однако, были офицеры, сержанты и солдаты частей, обслуживавших боевые части,
специальные трофейные команды, старшие офицеры и генералы. Многие грабили
очень практично, умело и со знанием дела. Они вывезли из Германии
действительно огромные ценности. Выше я упоминал об офицере, который
симулировал потерю ориентировки и стал адъютантом эскадрильи. После
окончания войны он сразу же демобилизовался из армии. Уехал он с двенадцатью
битком набитыми чемоданами. Не знаю, сумел он довезти их до дома или нет. Он
увозил вещи на первый взгляд бессмысленные, например швейные иголки и
копировальную бумагу для [221] пишущих машинок. Но в то время такие вещи
были дефицитом в России и стоили больших денег. Один из генералов нашей
армии, случайно напоровшийся на забытую мину и раненный в ноги, уехал в Союз
с двумя вагонами "барахла". В этом "барахле" были дорогие концертные рояли,
мотоциклы, зеркала, фарфоровая посуда, серебряные и золотые столовые
приборы, картины, рулоны мануфактуры, ящики вин. Уже находясь в резерве, я
познакомился с бывшим офицером трофейной команды. Он уезжал домой "налегке":
с мешочком драгоценностей.
У этого офицера сложилась забавная судьба. Он был летчиком-истребителем,
успешно летал, сбил несколько немецких самолетов, был награжден многими
орденами, был сбит и ранен, после госпиталя допущен к полетам лишь на
легкомоторных самолетах, стал летчиком связи при штабе корпуса. Однажды ему
надо было доставить политического генерала в штаб армии. Он спьяну потерял
ориентировку и сел на территорию, занятую немцами. Генерал вылез из
самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144