Обнаружили слинявшие изображения на досках и тяблах древнего иконостаса. Нам рассказали, что к самому верху шатра привязали канат, за который тянули. Так как повалить шатровый сруб, по-видимому, было делом нелегким, то пришлось призывать на помощь жителей соседней деревни. Общими усилиями памятник был повален и лег на землю… Посетив с.Верхняя Тойма, мы узнали, что Георгиевская шатровая церковь начала ХVII в. также назначена к разборке. Об этом нами была послана телеграмма в «Академию архитектуры».
— А на озере Вселуг, в Ширкбвом погосте-последний и единственный памятник неповторимого тверского архитектурного, можно сказать, стиля XVII века! Когда я его обмерял в 1930 году, он уже был в полуразрушенном состоянии. Ему скоро триста лет.
— Многовато…
— Да. Необычная, простая на первый взгляд, но на самом деле очень сложная конструкция его покрытия надежно защищала основное здание-дожди и снега скатывались, как с гусиных крыльев. Разъять крышу на двадцать четыре крыла, вынести всю ее площадь наружу и разместить по вертикали мог только гениальный зодчий и строи-. тель! И самое поразительное-сооружению невиданной конструкции была придана красота, гармония. Эстетический вкус ни в одной детали не подвел великого безымянного зодчего! Как я горюю, что уже никогда больше не увижу это диво дивное…
— Петр Дмитриевич, извините, но я не способен понять, как это крышу или шатер можно разъять на двадцать пять частей…
— На двадцать четыре.
— …На двадцать четыре части, вывести их куда-то наружу да еще расположить по вертикали. И обойтись без тесаных осиновых дощечек, надежно покрывающих ту же, например, церковь Преображения в Кижах.
— Минутку!
Он поднялся, в несколько быстрых шагов достиг стеллажей, перебрал на ощупь несколько папок, достал одну из них и подал мне:
— Развязывайте! Листайте!.. Листайте дальше… Это все Селигер и Верховолжье.
Пролистнул я несколько рукописных страниц, эскизы, рисунки, увидел пожелтевший снимок какого-то необычного каменного крыльца.
— Крыльцо любопытное…
— А! Это крыльцо Селижарова монастыря,-оживился он.-Волшебство русской архитектуры! Внутри шаровидная стойка, вокруг четыре столба. Видите, облицован"— ный кирпич. Семнадцатый век. А собор стоял с пятнадда— того века!-Все было сломано на покрытие дороги. Какая мука-знать это! Я вывез оттуда в Болдино лишь деревянную скульптуру. Христа. Замечательная вещь! Поза, ноги, руки, глаза-все живое!.. Листайте дальше. Там где-то должно быть описание той дивной церкви на Вселуге…
Вот! Большие, сложенные вчетверо, кальки. План удивительно симметричного фундамента. Бревенчатый четверик суживается кверху, и с какой стороны ни глянь, в каком разрезе ни возьми, капитальные стены образуют высокие усеченные пирамиды математически идеальные. Интересно! Сотни, тысячи размеров-диаметры, длины, углы, укосины, зарубы… Окна верхние, окна нижние, стекольчатые оконницы, их размеры в свету… Очень маленькие окна. Но изображения всего храма пока нет.
Петр Дмитриевич услышал хруст кальки.
— Как это чудо уцелело — не знаю и не понимаю!.. Такая там жалкая деревенька на отшибе, такой бедный приход… А вот теперь, за кальками, должно идти описание.
Да, вот оно!..
Освящена в октябре 11 дня 1697 года при благоверном государе Петре Алексеевиче и патриархе Андриане… Ширкова погоста Осташковского уезда Тверской губернии… Описание сделано в 1847 году.
— Читайте! Только помедленней.
Включив диктофон, я начал читать:
— «Церковь деревянная соснового мачтового леса… Длиною с алтарем восемь сажен и восемь вершков. Шириною пять сажен с аршином и десятью вершками… Стены наверху связаны четырехугольником, на котором утверждена глава… Крашена снаружи желтою и белою красками… Один престол во имя Рождества Иоанна Предтечи… Пол деревянный, некрашеный… Во всей церкви восемь окон, а именно — вверху пять, внизу три, из них два в алтаре»…
По лицу Петра Дмитриевича я заметил, что он видит этот памятник.
— Крыша! — нетерпеливо потребовал он. — Где там о крыше?
— «Крыша тесовая, из капитальных стен выведенная, состоит из трех ярусов, каждый из них сдвоен в виде четырех треугольников с четырьмя».
— Ну, поняли что-нибудь?
— Нет, — честно признался я. — О крыше, выведенной из капитальных стен, ничего не понял.
Прошу и читателя по этому краткому описанию и нашей беседе с Барановским вообразить себе внешний вид уникального, единственного в мировой архитектуре памятника. Попробуйте-ка на клочке бумажки набросать его контуры. Что за пирамида, что за крыша у вас получается? Не ленитесь, подумайте и порисуйте еще! Особенно я прошу поусердствовать инженеров, конструкторов, строителей, архитекторов, которые никогда не слыхали об этой жемчужине русского деревянного зодчества…
— А вот теперь, — торжественно произнес Петр Дмитриевич. — Смотрите последние листы!
Перекинул я налево остатки бумаг — и ахнул: передо мной на фотографин воистину явилось чудо! В купах зелени стояло что-то совершенно удивительное — трогательно простое, по-детски незатейливое и несколько даже странное! Легкое, как хрупкий карточный домик, оно заняло своими сбежистыми стенами, маковкой и острыми крыльями не очень много пространства, но так, что исходит от этого прелестного сооружения какая-то необъяснимая притягательная сила, которую талантливый мастер ощутил, конечно, до того, как взялся за топор. Поразительная соразмерность во всем, гармоничность основных форм и деталировка, исполненная художественного такта. Крохотные оконца не могли быть на вершок шире-выше или отблескивать в других местах, длина выносных крыльев и расстояние между ярусами кажутся единственно возможными, колокольня в любом исполнении была бы лишней рядом, поэтому она сделана в виде часовенки — невелички. И никаких украшений, никакого отвлечения от главного, околдовывающего взгляд…
— Узнать бы, кто это построил!..
— Народ русский построил.
Петр Дмитриевич, кажется, ждал, что я еще скажу, а что я мог сказать? Просто смотрел на чудо, и дивился ему, и чувствовал себя счастливым, оттого что принадлежу народу, создавшему такое.
Статью искусствоведа В. Сергеева, опубликованную в сборнике вскоре после той нашей встречи с П. Д. Барановским, я прочел с увлечением, какого давно не замечал в себе. И не только потому, что в ней были, как и у меня на предыдущих страницах, вполне детективные строки: «Ночной международный поезд остановился на одной из пограничных станций. Перед тем как покинуть территорию нашей страны, его пассажиры проходили обычный таможенный досмотр. Один из иностранных путешественников с досадой смотрел, как из принадлежавших ему по праву вещей была извлечена небольшая икона в тяжелом серебряном окладе. Незаконный „бизнес“ не состоялся, и „небольшой русский сувенир“, взятый, по словам растерявшегося путешественника, „на память о гостеприимной России“, остался на ее действительно гостеприимной территории, а незадачливый бизнесмен эту территорию покинул. Заезжий бизнесмен и его туземные коллеги, ведущие финансовые операции в пригостиничных подворотнях, были, как выяснилось, непроходимыми дилетантами». И далее: «…под темной олифой различилось уникальное, редчайшее по сюжету произведение малоизученной, лишь недавно открытой тверской школы…»
Перевел я дух и начал выхватывать глазом обрывки фраз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
— А на озере Вселуг, в Ширкбвом погосте-последний и единственный памятник неповторимого тверского архитектурного, можно сказать, стиля XVII века! Когда я его обмерял в 1930 году, он уже был в полуразрушенном состоянии. Ему скоро триста лет.
— Многовато…
— Да. Необычная, простая на первый взгляд, но на самом деле очень сложная конструкция его покрытия надежно защищала основное здание-дожди и снега скатывались, как с гусиных крыльев. Разъять крышу на двадцать четыре крыла, вынести всю ее площадь наружу и разместить по вертикали мог только гениальный зодчий и строи-. тель! И самое поразительное-сооружению невиданной конструкции была придана красота, гармония. Эстетический вкус ни в одной детали не подвел великого безымянного зодчего! Как я горюю, что уже никогда больше не увижу это диво дивное…
— Петр Дмитриевич, извините, но я не способен понять, как это крышу или шатер можно разъять на двадцать пять частей…
— На двадцать четыре.
— …На двадцать четыре части, вывести их куда-то наружу да еще расположить по вертикали. И обойтись без тесаных осиновых дощечек, надежно покрывающих ту же, например, церковь Преображения в Кижах.
— Минутку!
Он поднялся, в несколько быстрых шагов достиг стеллажей, перебрал на ощупь несколько папок, достал одну из них и подал мне:
— Развязывайте! Листайте!.. Листайте дальше… Это все Селигер и Верховолжье.
Пролистнул я несколько рукописных страниц, эскизы, рисунки, увидел пожелтевший снимок какого-то необычного каменного крыльца.
— Крыльцо любопытное…
— А! Это крыльцо Селижарова монастыря,-оживился он.-Волшебство русской архитектуры! Внутри шаровидная стойка, вокруг четыре столба. Видите, облицован"— ный кирпич. Семнадцатый век. А собор стоял с пятнадда— того века!-Все было сломано на покрытие дороги. Какая мука-знать это! Я вывез оттуда в Болдино лишь деревянную скульптуру. Христа. Замечательная вещь! Поза, ноги, руки, глаза-все живое!.. Листайте дальше. Там где-то должно быть описание той дивной церкви на Вселуге…
Вот! Большие, сложенные вчетверо, кальки. План удивительно симметричного фундамента. Бревенчатый четверик суживается кверху, и с какой стороны ни глянь, в каком разрезе ни возьми, капитальные стены образуют высокие усеченные пирамиды математически идеальные. Интересно! Сотни, тысячи размеров-диаметры, длины, углы, укосины, зарубы… Окна верхние, окна нижние, стекольчатые оконницы, их размеры в свету… Очень маленькие окна. Но изображения всего храма пока нет.
Петр Дмитриевич услышал хруст кальки.
— Как это чудо уцелело — не знаю и не понимаю!.. Такая там жалкая деревенька на отшибе, такой бедный приход… А вот теперь, за кальками, должно идти описание.
Да, вот оно!..
Освящена в октябре 11 дня 1697 года при благоверном государе Петре Алексеевиче и патриархе Андриане… Ширкова погоста Осташковского уезда Тверской губернии… Описание сделано в 1847 году.
— Читайте! Только помедленней.
Включив диктофон, я начал читать:
— «Церковь деревянная соснового мачтового леса… Длиною с алтарем восемь сажен и восемь вершков. Шириною пять сажен с аршином и десятью вершками… Стены наверху связаны четырехугольником, на котором утверждена глава… Крашена снаружи желтою и белою красками… Один престол во имя Рождества Иоанна Предтечи… Пол деревянный, некрашеный… Во всей церкви восемь окон, а именно — вверху пять, внизу три, из них два в алтаре»…
По лицу Петра Дмитриевича я заметил, что он видит этот памятник.
— Крыша! — нетерпеливо потребовал он. — Где там о крыше?
— «Крыша тесовая, из капитальных стен выведенная, состоит из трех ярусов, каждый из них сдвоен в виде четырех треугольников с четырьмя».
— Ну, поняли что-нибудь?
— Нет, — честно признался я. — О крыше, выведенной из капитальных стен, ничего не понял.
Прошу и читателя по этому краткому описанию и нашей беседе с Барановским вообразить себе внешний вид уникального, единственного в мировой архитектуре памятника. Попробуйте-ка на клочке бумажки набросать его контуры. Что за пирамида, что за крыша у вас получается? Не ленитесь, подумайте и порисуйте еще! Особенно я прошу поусердствовать инженеров, конструкторов, строителей, архитекторов, которые никогда не слыхали об этой жемчужине русского деревянного зодчества…
— А вот теперь, — торжественно произнес Петр Дмитриевич. — Смотрите последние листы!
Перекинул я налево остатки бумаг — и ахнул: передо мной на фотографин воистину явилось чудо! В купах зелени стояло что-то совершенно удивительное — трогательно простое, по-детски незатейливое и несколько даже странное! Легкое, как хрупкий карточный домик, оно заняло своими сбежистыми стенами, маковкой и острыми крыльями не очень много пространства, но так, что исходит от этого прелестного сооружения какая-то необъяснимая притягательная сила, которую талантливый мастер ощутил, конечно, до того, как взялся за топор. Поразительная соразмерность во всем, гармоничность основных форм и деталировка, исполненная художественного такта. Крохотные оконца не могли быть на вершок шире-выше или отблескивать в других местах, длина выносных крыльев и расстояние между ярусами кажутся единственно возможными, колокольня в любом исполнении была бы лишней рядом, поэтому она сделана в виде часовенки — невелички. И никаких украшений, никакого отвлечения от главного, околдовывающего взгляд…
— Узнать бы, кто это построил!..
— Народ русский построил.
Петр Дмитриевич, кажется, ждал, что я еще скажу, а что я мог сказать? Просто смотрел на чудо, и дивился ему, и чувствовал себя счастливым, оттого что принадлежу народу, создавшему такое.
Статью искусствоведа В. Сергеева, опубликованную в сборнике вскоре после той нашей встречи с П. Д. Барановским, я прочел с увлечением, какого давно не замечал в себе. И не только потому, что в ней были, как и у меня на предыдущих страницах, вполне детективные строки: «Ночной международный поезд остановился на одной из пограничных станций. Перед тем как покинуть территорию нашей страны, его пассажиры проходили обычный таможенный досмотр. Один из иностранных путешественников с досадой смотрел, как из принадлежавших ему по праву вещей была извлечена небольшая икона в тяжелом серебряном окладе. Незаконный „бизнес“ не состоялся, и „небольшой русский сувенир“, взятый, по словам растерявшегося путешественника, „на память о гостеприимной России“, остался на ее действительно гостеприимной территории, а незадачливый бизнесмен эту территорию покинул. Заезжий бизнесмен и его туземные коллеги, ведущие финансовые операции в пригостиничных подворотнях, были, как выяснилось, непроходимыми дилетантами». И далее: «…под темной олифой различилось уникальное, редчайшее по сюжету произведение малоизученной, лишь недавно открытой тверской школы…»
Перевел я дух и начал выхватывать глазом обрывки фраз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198