на экране демонстрируются отрывки из современной киноэпопеи о Грюнвальдской битве. Какой она была?
В последней поездке по польским городам и весям у меня с собой была тоненькая книжечка, приобретенная случайно по пути. Со мной ездил мой польский друг, свободно владеющий пятью европейскими языками, он меня знает много лет и, значит, знал, что мне надо. В лодзинском магазине букинистической книги, быстро перебирая полку за полкой, он выудил тоненькую брошюрку, изданную в Петербурге в 1885 году. С ходу я взял ее — что в наше время сорок злотых? — это был, как говорится, мал золотник, да дорог: речь Михаила Осиповича Кояловича на торжественном заседании Славянского благотворительного общества, посвященном 475 — летию Грюнвальдской битвы. Раскрываю ее… «Наша Куликовская битва имела великое значение не в одной восточной России. Кроме восточной России и татарского мира нравственное ея влияние простиралось далеко на Запад, в тогдашнее Литовское княжество, и отразилось даже на Грюнвальдской битве, которая походила на Куликовскую даже внешним своим ходом».
Были, однако, и различия в общем ходе великого сражения и множестве частностей… «Перед началом битвы в литовско — русской и польской частях соединенного славянского войска обнаружились резко противоположные особенности. Витовт и его литовско — русское войско скоро устроились и сгорали нетерпением сразиться. Ягайло медлил, и польское войско плохо устраивалось. Ягайло горячо отдавался делам благочестия. Известно, что и наш Дмитрий Донской отдавался, перед походом на Дон, великому благочестию. Но у Ягайлы вышло нечто иное, утрированное. Еще до прихода на поле битвы все войско (т. е. христианская его часть) и его вожди исполняли христианские обязанности, исповедались и приобщились. Ягайло счел нужным еще исповедаться и приобщиться и потому отстоял обедню, но затем опять стал слушать вторую обедню,.а неприятель уже подходил, был на виду. Витовт понукал Ягайлу выезжать к войску (богослужения шли в ближнем тылу польской армии. — В. Ч.), начинать битву и насилу убедил его сесть на лошадь, но и на лошади Ягайло стал еще исповедоваться. Подозревали, впрочем, что он переговаривается с духовником насчет мирных предложений, которых ожидал от рыцарей»…
Все это было похоже на Ягайлу, сына Ольгерда и тверской княжны Ульяны, великого князя литовского и польского короля, того самого, что отвернул в 1380 году от Кулнкова поля. Основатель польско — литовской династии Ягеллонов около шестидесяти лет пробыл на политической арене Восточной Европы, не оставив, однако, слишком заметной печати своей личности на тогдашних событиях огромного исторического значения. Взгляды историков на Ягайлу противоречивы, и многие считают его человеком небольшого ума и слабого характера, десятилетиями руководимого польскими феодалами и главным образом католическим духовенством. Исторические события, несомненно, зависят от главных личностей эпохи, просветляют в сознании современников и памяти потомков натуры сильные, волевые, интересы и поведение коих объективно совпадали с интересами народных масс, поступательным ходом истории, — Александра Невского, Довмонта Псковского, Дмитрия Донского, и негативные, отражавшие регрессивные исторические тенденции — Мамая, Ульриха фон Юнгингена; да и Ягайло, как известно, не удостоился прозвания Грюнвальдского…
Ясное июльское солнце с утра било в глаза немецким рыцарям, их оруженосцам и лучникам, раскалило к полудню доспехи, и нельзя было покинуть строй, чтоб напоить коней, уставших под грузом тяжелых вооруженных всадников. Изнывали от зноя литовские, польские, русские, чешские полки. И вот Ульрих фон Юнгинген в нетерпении прислал Ягайле и Витовту обидный вызов на битву.
Грюнвальдская битва хорошо описана у замечательного польского историка Яна Длугоша, жившего в XV столетии. К сожалению, его двенадцатитомная «История Польши», написанная на латинском, полная ценнейшж исторических подробностей и художественных достоинств, на русский язык не переведена, и польские друзья изложили мне кое — что по краковскому изданию 1925 года. Вернувшись домой, я, однако, разыскал единственный русский перевод именно того отрезка польской истории, что был связан с Грюнвальдской битвой… Ульрих фон Юнгииген прислал, оказывается, королю Владиславу (Ягайле) с герольдами «два меча, как поощрение к предстоящей битве, чтобы ты с ними и со своим войском незамедлительно и с большей отвагой, чем ты выказываешь, вступил в бой и не таился дальше, затягивая сражение и отсиживаясь среди лесов и рощ»… Но и такой «подарок» не побудил Ягайло к действиям.
Общего сигнала так и не последовало, и вот литовская конница отважно и стремительно ринулась в атаку. Быстро смешались ряды сражавшихся, и бомбардиры врага не успели управиться — более или менее эффективными оказались лишь первые два залпа, и тут же главный удар тяжелого конного рыцарства немцы направили на литовско — русское войско. Пение победоносного орденского гимна огласило окрестности, его заглушил лязг стали…
Согласно Я. Длугошу, вступили в сражение и поляки. Войско крестоносцев было жестко и строго организовано. Основу его составляла ударная конница. Начальная боевая единица — «копье» — состояла из тяжеловооруженного рыцаря, легковооруженного оруженосца и лучника. 20 — 100 копий составляли «знамена», отряды, которые выстраивались в клинья. И вот гигантский клин потянулся по дорогам и полям, нацеливаясь острием на центр союзного войска, где стояли русские полки. Замысел Ульриха фон Юнгингена и его командующих — великого контура Фридриха фон Валленрода и великого маршала Конрада фон Лихтенштейна — состоял, очевидно, в том, чтобы, уничтожив центральные русские полки, рассечь союзные войска надвое и бить по частям поляков и литовцев. Ян Длугош:
«Когда же ряды сошлись, то поднялся такой шум и грохот от ломающихся копий и ударов о доспехи, как будто рушилось какое — то огромное строение, и такой резкий лязг мечей, что его отчетливо слышали люди на расстоянии даже нескольких миль. Нога наступала на ногу, доспехи ударялись о доспехи, и острия копий направлялись в лица врагов; когда же хоругви сошлись, то нельзя было отличить робкого от отважного, мужественного от труса, так как те и другие сгрудились в какой — то клубок и было даже невозможно ни переменить места, ни продвинуться на шаг, пока победитель, сбросив с коня или убив противника, не занимал место побежденного».
Первый ряд русских был изрублен без остатка, смялись второй и третий ряды, потом в сече пал весь передовой полк смолян, уронив свою хоругвь. Возникла опасность для правого фланга польского войска, который стал подаваться под натиском немцев, часть коих уже прорывалась к обозам, а некоторые литовские беглецы понесли в Литву паническую весть о победе немцев, которые в десятки тысяч глоток уже запели над полем: «Христос воскрес!»
В речи М. О. Кояловича меня поразило одно сведение — оказывается, немецкие историки, совсем в духе будущих «евразийцев», приписывали великую грюнвальдскую победу той самой легкой татарской коннице, что стояла на крайнем правом фланге соединенных славянских войск, готовая в любой момент броситься на добивание бегущего противника или… стрекануть по спасительной дороге на Ульново!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
В последней поездке по польским городам и весям у меня с собой была тоненькая книжечка, приобретенная случайно по пути. Со мной ездил мой польский друг, свободно владеющий пятью европейскими языками, он меня знает много лет и, значит, знал, что мне надо. В лодзинском магазине букинистической книги, быстро перебирая полку за полкой, он выудил тоненькую брошюрку, изданную в Петербурге в 1885 году. С ходу я взял ее — что в наше время сорок злотых? — это был, как говорится, мал золотник, да дорог: речь Михаила Осиповича Кояловича на торжественном заседании Славянского благотворительного общества, посвященном 475 — летию Грюнвальдской битвы. Раскрываю ее… «Наша Куликовская битва имела великое значение не в одной восточной России. Кроме восточной России и татарского мира нравственное ея влияние простиралось далеко на Запад, в тогдашнее Литовское княжество, и отразилось даже на Грюнвальдской битве, которая походила на Куликовскую даже внешним своим ходом».
Были, однако, и различия в общем ходе великого сражения и множестве частностей… «Перед началом битвы в литовско — русской и польской частях соединенного славянского войска обнаружились резко противоположные особенности. Витовт и его литовско — русское войско скоро устроились и сгорали нетерпением сразиться. Ягайло медлил, и польское войско плохо устраивалось. Ягайло горячо отдавался делам благочестия. Известно, что и наш Дмитрий Донской отдавался, перед походом на Дон, великому благочестию. Но у Ягайлы вышло нечто иное, утрированное. Еще до прихода на поле битвы все войско (т. е. христианская его часть) и его вожди исполняли христианские обязанности, исповедались и приобщились. Ягайло счел нужным еще исповедаться и приобщиться и потому отстоял обедню, но затем опять стал слушать вторую обедню,.а неприятель уже подходил, был на виду. Витовт понукал Ягайлу выезжать к войску (богослужения шли в ближнем тылу польской армии. — В. Ч.), начинать битву и насилу убедил его сесть на лошадь, но и на лошади Ягайло стал еще исповедоваться. Подозревали, впрочем, что он переговаривается с духовником насчет мирных предложений, которых ожидал от рыцарей»…
Все это было похоже на Ягайлу, сына Ольгерда и тверской княжны Ульяны, великого князя литовского и польского короля, того самого, что отвернул в 1380 году от Кулнкова поля. Основатель польско — литовской династии Ягеллонов около шестидесяти лет пробыл на политической арене Восточной Европы, не оставив, однако, слишком заметной печати своей личности на тогдашних событиях огромного исторического значения. Взгляды историков на Ягайлу противоречивы, и многие считают его человеком небольшого ума и слабого характера, десятилетиями руководимого польскими феодалами и главным образом католическим духовенством. Исторические события, несомненно, зависят от главных личностей эпохи, просветляют в сознании современников и памяти потомков натуры сильные, волевые, интересы и поведение коих объективно совпадали с интересами народных масс, поступательным ходом истории, — Александра Невского, Довмонта Псковского, Дмитрия Донского, и негативные, отражавшие регрессивные исторические тенденции — Мамая, Ульриха фон Юнгингена; да и Ягайло, как известно, не удостоился прозвания Грюнвальдского…
Ясное июльское солнце с утра било в глаза немецким рыцарям, их оруженосцам и лучникам, раскалило к полудню доспехи, и нельзя было покинуть строй, чтоб напоить коней, уставших под грузом тяжелых вооруженных всадников. Изнывали от зноя литовские, польские, русские, чешские полки. И вот Ульрих фон Юнгинген в нетерпении прислал Ягайле и Витовту обидный вызов на битву.
Грюнвальдская битва хорошо описана у замечательного польского историка Яна Длугоша, жившего в XV столетии. К сожалению, его двенадцатитомная «История Польши», написанная на латинском, полная ценнейшж исторических подробностей и художественных достоинств, на русский язык не переведена, и польские друзья изложили мне кое — что по краковскому изданию 1925 года. Вернувшись домой, я, однако, разыскал единственный русский перевод именно того отрезка польской истории, что был связан с Грюнвальдской битвой… Ульрих фон Юнгииген прислал, оказывается, королю Владиславу (Ягайле) с герольдами «два меча, как поощрение к предстоящей битве, чтобы ты с ними и со своим войском незамедлительно и с большей отвагой, чем ты выказываешь, вступил в бой и не таился дальше, затягивая сражение и отсиживаясь среди лесов и рощ»… Но и такой «подарок» не побудил Ягайло к действиям.
Общего сигнала так и не последовало, и вот литовская конница отважно и стремительно ринулась в атаку. Быстро смешались ряды сражавшихся, и бомбардиры врага не успели управиться — более или менее эффективными оказались лишь первые два залпа, и тут же главный удар тяжелого конного рыцарства немцы направили на литовско — русское войско. Пение победоносного орденского гимна огласило окрестности, его заглушил лязг стали…
Согласно Я. Длугошу, вступили в сражение и поляки. Войско крестоносцев было жестко и строго организовано. Основу его составляла ударная конница. Начальная боевая единица — «копье» — состояла из тяжеловооруженного рыцаря, легковооруженного оруженосца и лучника. 20 — 100 копий составляли «знамена», отряды, которые выстраивались в клинья. И вот гигантский клин потянулся по дорогам и полям, нацеливаясь острием на центр союзного войска, где стояли русские полки. Замысел Ульриха фон Юнгингена и его командующих — великого контура Фридриха фон Валленрода и великого маршала Конрада фон Лихтенштейна — состоял, очевидно, в том, чтобы, уничтожив центральные русские полки, рассечь союзные войска надвое и бить по частям поляков и литовцев. Ян Длугош:
«Когда же ряды сошлись, то поднялся такой шум и грохот от ломающихся копий и ударов о доспехи, как будто рушилось какое — то огромное строение, и такой резкий лязг мечей, что его отчетливо слышали люди на расстоянии даже нескольких миль. Нога наступала на ногу, доспехи ударялись о доспехи, и острия копий направлялись в лица врагов; когда же хоругви сошлись, то нельзя было отличить робкого от отважного, мужественного от труса, так как те и другие сгрудились в какой — то клубок и было даже невозможно ни переменить места, ни продвинуться на шаг, пока победитель, сбросив с коня или убив противника, не занимал место побежденного».
Первый ряд русских был изрублен без остатка, смялись второй и третий ряды, потом в сече пал весь передовой полк смолян, уронив свою хоругвь. Возникла опасность для правого фланга польского войска, который стал подаваться под натиском немцев, часть коих уже прорывалась к обозам, а некоторые литовские беглецы понесли в Литву паническую весть о победе немцев, которые в десятки тысяч глоток уже запели над полем: «Христос воскрес!»
В речи М. О. Кояловича меня поразило одно сведение — оказывается, немецкие историки, совсем в духе будущих «евразийцев», приписывали великую грюнвальдскую победу той самой легкой татарской коннице, что стояла на крайнем правом фланге соединенных славянских войск, готовая в любой момент броситься на добивание бегущего противника или… стрекануть по спасительной дороге на Ульново!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198