Мы, ты и я, знаем лучше его; мы помогли больным людям, ты первый, а я, следуя за тобой.
Йозеф Брейер устремил свои усталые глаза на друга; он был мирным человеком.
– Согласен, Мейнерт зашел слишком далеко, но пусть ему придется преодолеть долгий путь от своего ошибочного утверждения. Вам, приват–доцент, не следует втягиваться в профессиональную ссору с более пожилым человеком.
Зигмунд не понимал логики его рассуждений, ибо был задет тем, что Йозеф говорил «вы» вместо привычного «ты». Но он не принял во внимание совет. На следующий день он составил обзор книги «Гипноз» швейцарского невролога Августа Фореля. Он высоко отозвался о книге, кратко изложил ее содержание и заключил словами: «Движение, старающееся ввести лечение посредством убеждения в терапевтический арсенал медицины, добилось успеха в других странах и вскоре добьется своей цели в Германии и Вене». Далее он обратил внимание на замечание Мейнерта, который лишь вскользь упомянул о Фореле перед научной аудиторией, назвав его к тому же «южанин Форель» и противопоставив «северным оппонентам гипноза», более склонным к хладнокровному мышлению. Зигмунд напоминал читателям, что Форель родился на берегу Женевского озера, которое Мейнерт, видимо, спутал со Средиземным морем. Устав от обвинений, что он–де прибегает «к уловкам и к ненаучному образу мыслей», пользуясь гипнозом, Зигмунд позволил себе выпад в адрес Мейнерта:
«Когда среди оппонентов оказываются люди вроде советника Мейнерта, завоевавшего своими печатными работами большой авторитет… в таком случае делу гипноза неизбежно наносится ущерб. Большинству людей трудно представить себе, чтобы ученый с большим опытом в некоторых областях невропатологии, показавший свою проницательность, полагал возможным для себя не считаться с авторитетами в других областях».
Зигмунд решил, что настало время узнать из первых рук о методах, применяемых докторами Бернгеймом и Льебо.
– Пока ты будешь в Нанси, – спросила его Марта с печальной улыбкой, – может быть, присмотреть для тебя лекционный зал?
– Мейнерт не такой, Марта. Он позволит мне пользоваться его аудиторией в зимний семестр. Меня огорчает, что я не буду здесь, когда появится обзор. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто я сбежал.
– Не бойся! По–моему, венский научный мир считает тебя человеком, который торопится подраться. Интересно, унаследует ли наш сын твой темперамент?
– …Наш сын?
– Да. Разве ты не говорил, что хочешь сына? Он понял, на что она намекает, и обнял ее.
– У нас будет чудесная семья. И я бы сказал, многочисленная! Может быть, снимем на лето ту же виллу в Земмеринге? Я проведу большую часть июля в Нанси; моя сестра Паули составит тебе компанию.
4
Он сошел с поезда на станции Нанси, недалеко от северо–восточной границы Франции, пересек привокзальную площадь и получил в коммерческой гостинице на третьем этаже достаточно просторный, со стенами горчичного цвета номер. Окно с задней стороны выходило на горный хребет, где добывалась железная руда для французской промышленности.
Зигмунд помылся, затем отправился в писчебумажный магазин, чтобы купить путеводитель по городу. Оставалось еще несколько часов до заката солнца, и он решил осмотреть город. Он не станет ужинать и не ляжет спать, пока не изучит город.
Из справочника он узнал, что с двенадцатого века Нанси был исторической столицей Лотарингии. Развернув план города, он сориентировался и решил начать осмотр с собора на улице Святого Георга. Собор имел витиеватый фасад и две увенчанные куполами башни, но Зигмунду он показался разочаровывающе скучным по сравнению с соборами Парижа и Вены. Затем он отыскал на плане гордость Нанси – площадь Станислава, построенную бывшим королем Польши Станиславом Лещинским, посвященным в герцоги Лотарингии.
Зигмунд вышел на площадь и громко воскликнул от удовольствия. Это была не просто площадь, а часть города, окруженная общественными зданиями единой архитектуры с изобилием украшений из кованого железа с позолотой. В центре стояла триумфальная арка, ее длинные карнизы были украшены рядами скульптур; изящные городская ратуша в стиле барокко, дворец правосудия, театр, обсаженная деревьями площадь Де ля Карьер – все это создавало чувство гармонии, подобно музыке Моцарта. Усталость после долгого путешествия как рукой сняло.
На следующее утро он встал в шесть часов. Хотя солнце уже стояло высоко, но узкая улочка под его окном оставалась еще в тени. По тротуарам мимо неосвещенных магазинов спешили на шахты и фабрики рабочие. Зигмунд вытерся влажной губкой перед зеркалом, надел свой венский костюм темно–серого цвета, белую сорочку и повязал галстук под тугим воротничком. Он выбрал место в открытом кафе на привокзальной площади и за чашкой кофе с рогаликом пробежал глазами местную газету.
Было приятно вновь пройтись по французскому городу, где здания на главной улице внушительные, богатые, но несколько скучные. На окраине города он нашел госпиталь и медицинскую школу. Это была группа зданий с внутренними дворами, напоминавшими венскую Городскую больницу и Сальпетриер. Здания были безупречно чисты; внутренние дворы имели навесы, под ними были разбиты клумбы и посажены декоративные растения.
Пока Ипполит Бернгейм приветствовал Зигмунда и благодарил за перевод его книги на немецкий язык, Зигмунд разглядывал собеседника, коренастого мужчину, гладко выбритого, со скромными седеющими усами, его коротко остриженные волосы были подернуты сединой. Глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками казались одновременно и заинтересованными и отчужденными, но наиболее приметной особенностью его лица были широкие скулы и выступающий подбородок. Зигмунду он казался больше немцем, чем французом. Бернгейм родился в Эльзасе и получил медицинское образование в Страсбурге. В Нанси переехал в начале своей карьеры, занимался неврологией в течение двадцати пяти лет в качестве частнопрактикующего врача, а также в гражданском госпитале, где возглавлял клинику, преподавал на медицинском факультете и, подобно Мейнерту, в свои ранние годы работал в приюте для умалишенных при университете.
Зигмунд знал, что Бернгейм увлекся гипнозом шесть лет назад в связи с затяжным ишиасом у пациента, который не поддавался излечению. Он вывез этого пациента на лоно природы, к сельскому врачу Августу Льебо, полугению, полумистику и, как утверждали некоторые деятели медицинского факультета, полушарлатану. Доктор Льебо вылечил пациента с помощью внушений в ходе трех сеансов гипноза. Так же скрытно Бернгейм привел к доктору Льебо еще нескольких пациентов с заболеваниями, физические причины которых он не мог установить и которые не поддавались лечению обычными методами. И всякий раз Льебо добивался либо ослабления болезни, либо излечения ее.
Таким образом он убедил доктора Ипполита Бернгей–ма в целесообразности применения гипноза.
– Господин Фрейд, я предупредил глав отделений, что вы приступите к работе с сегодняшнего дня. Хотелось бы, чтобы вы встретились с каждым из них, как этого требует наша практика. Ни один пациент не допускается в нашей клинике к лечению гипнозом до тех пор, пока руководитель каждого отделения не проведет тщательного обследования и не убедится в том, что нет физического недомогания или болезни соматического происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260
Йозеф Брейер устремил свои усталые глаза на друга; он был мирным человеком.
– Согласен, Мейнерт зашел слишком далеко, но пусть ему придется преодолеть долгий путь от своего ошибочного утверждения. Вам, приват–доцент, не следует втягиваться в профессиональную ссору с более пожилым человеком.
Зигмунд не понимал логики его рассуждений, ибо был задет тем, что Йозеф говорил «вы» вместо привычного «ты». Но он не принял во внимание совет. На следующий день он составил обзор книги «Гипноз» швейцарского невролога Августа Фореля. Он высоко отозвался о книге, кратко изложил ее содержание и заключил словами: «Движение, старающееся ввести лечение посредством убеждения в терапевтический арсенал медицины, добилось успеха в других странах и вскоре добьется своей цели в Германии и Вене». Далее он обратил внимание на замечание Мейнерта, который лишь вскользь упомянул о Фореле перед научной аудиторией, назвав его к тому же «южанин Форель» и противопоставив «северным оппонентам гипноза», более склонным к хладнокровному мышлению. Зигмунд напоминал читателям, что Форель родился на берегу Женевского озера, которое Мейнерт, видимо, спутал со Средиземным морем. Устав от обвинений, что он–де прибегает «к уловкам и к ненаучному образу мыслей», пользуясь гипнозом, Зигмунд позволил себе выпад в адрес Мейнерта:
«Когда среди оппонентов оказываются люди вроде советника Мейнерта, завоевавшего своими печатными работами большой авторитет… в таком случае делу гипноза неизбежно наносится ущерб. Большинству людей трудно представить себе, чтобы ученый с большим опытом в некоторых областях невропатологии, показавший свою проницательность, полагал возможным для себя не считаться с авторитетами в других областях».
Зигмунд решил, что настало время узнать из первых рук о методах, применяемых докторами Бернгеймом и Льебо.
– Пока ты будешь в Нанси, – спросила его Марта с печальной улыбкой, – может быть, присмотреть для тебя лекционный зал?
– Мейнерт не такой, Марта. Он позволит мне пользоваться его аудиторией в зимний семестр. Меня огорчает, что я не буду здесь, когда появится обзор. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто я сбежал.
– Не бойся! По–моему, венский научный мир считает тебя человеком, который торопится подраться. Интересно, унаследует ли наш сын твой темперамент?
– …Наш сын?
– Да. Разве ты не говорил, что хочешь сына? Он понял, на что она намекает, и обнял ее.
– У нас будет чудесная семья. И я бы сказал, многочисленная! Может быть, снимем на лето ту же виллу в Земмеринге? Я проведу большую часть июля в Нанси; моя сестра Паули составит тебе компанию.
4
Он сошел с поезда на станции Нанси, недалеко от северо–восточной границы Франции, пересек привокзальную площадь и получил в коммерческой гостинице на третьем этаже достаточно просторный, со стенами горчичного цвета номер. Окно с задней стороны выходило на горный хребет, где добывалась железная руда для французской промышленности.
Зигмунд помылся, затем отправился в писчебумажный магазин, чтобы купить путеводитель по городу. Оставалось еще несколько часов до заката солнца, и он решил осмотреть город. Он не станет ужинать и не ляжет спать, пока не изучит город.
Из справочника он узнал, что с двенадцатого века Нанси был исторической столицей Лотарингии. Развернув план города, он сориентировался и решил начать осмотр с собора на улице Святого Георга. Собор имел витиеватый фасад и две увенчанные куполами башни, но Зигмунду он показался разочаровывающе скучным по сравнению с соборами Парижа и Вены. Затем он отыскал на плане гордость Нанси – площадь Станислава, построенную бывшим королем Польши Станиславом Лещинским, посвященным в герцоги Лотарингии.
Зигмунд вышел на площадь и громко воскликнул от удовольствия. Это была не просто площадь, а часть города, окруженная общественными зданиями единой архитектуры с изобилием украшений из кованого железа с позолотой. В центре стояла триумфальная арка, ее длинные карнизы были украшены рядами скульптур; изящные городская ратуша в стиле барокко, дворец правосудия, театр, обсаженная деревьями площадь Де ля Карьер – все это создавало чувство гармонии, подобно музыке Моцарта. Усталость после долгого путешествия как рукой сняло.
На следующее утро он встал в шесть часов. Хотя солнце уже стояло высоко, но узкая улочка под его окном оставалась еще в тени. По тротуарам мимо неосвещенных магазинов спешили на шахты и фабрики рабочие. Зигмунд вытерся влажной губкой перед зеркалом, надел свой венский костюм темно–серого цвета, белую сорочку и повязал галстук под тугим воротничком. Он выбрал место в открытом кафе на привокзальной площади и за чашкой кофе с рогаликом пробежал глазами местную газету.
Было приятно вновь пройтись по французскому городу, где здания на главной улице внушительные, богатые, но несколько скучные. На окраине города он нашел госпиталь и медицинскую школу. Это была группа зданий с внутренними дворами, напоминавшими венскую Городскую больницу и Сальпетриер. Здания были безупречно чисты; внутренние дворы имели навесы, под ними были разбиты клумбы и посажены декоративные растения.
Пока Ипполит Бернгейм приветствовал Зигмунда и благодарил за перевод его книги на немецкий язык, Зигмунд разглядывал собеседника, коренастого мужчину, гладко выбритого, со скромными седеющими усами, его коротко остриженные волосы были подернуты сединой. Глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками казались одновременно и заинтересованными и отчужденными, но наиболее приметной особенностью его лица были широкие скулы и выступающий подбородок. Зигмунду он казался больше немцем, чем французом. Бернгейм родился в Эльзасе и получил медицинское образование в Страсбурге. В Нанси переехал в начале своей карьеры, занимался неврологией в течение двадцати пяти лет в качестве частнопрактикующего врача, а также в гражданском госпитале, где возглавлял клинику, преподавал на медицинском факультете и, подобно Мейнерту, в свои ранние годы работал в приюте для умалишенных при университете.
Зигмунд знал, что Бернгейм увлекся гипнозом шесть лет назад в связи с затяжным ишиасом у пациента, который не поддавался излечению. Он вывез этого пациента на лоно природы, к сельскому врачу Августу Льебо, полугению, полумистику и, как утверждали некоторые деятели медицинского факультета, полушарлатану. Доктор Льебо вылечил пациента с помощью внушений в ходе трех сеансов гипноза. Так же скрытно Бернгейм привел к доктору Льебо еще нескольких пациентов с заболеваниями, физические причины которых он не мог установить и которые не поддавались лечению обычными методами. И всякий раз Льебо добивался либо ослабления болезни, либо излечения ее.
Таким образом он убедил доктора Ипполита Бернгей–ма в целесообразности применения гипноза.
– Господин Фрейд, я предупредил глав отделений, что вы приступите к работе с сегодняшнего дня. Хотелось бы, чтобы вы встретились с каждым из них, как этого требует наша практика. Ни один пациент не допускается в нашей клинике к лечению гипнозом до тех пор, пока руководитель каждого отделения не проведет тщательного обследования и не убедится в том, что нет физического недомогания или болезни соматического происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260