Я убедила раввина, что мы ограничимся церемониальными молитвами, и тебе не нужно будет читать молитву об обязанностях супругов. Когда церемония закончится, ты наступишь на рюмку и раздавишь ее. Это принесет нам удачу в браке. Семья провозгласит тосты в честь невесты и жениха, и испытание останется позади.
В последующие три дня в доме царило необычное оживление: то и дело приносили цветы, сладости, подарки. Деревянная решетка хуппы была украшена зелеными листьями. Временами Зигмунд наблюдал за происходящим через открытую дверь, временами чувствовал, что мешает, и уходил побродить вдоль доков, разглядывая иностранные суда, приходившие в порт.
Вернувшись однажды после полудня, он взял в ладони лицо Марты и поцеловал ее.
– Я не пошел бы на это ради кого–либо другого. Она ответила благодарным поцелуем.
– А я не стала бы убеждать кого–либо другого!
Они провели счастливые две недели в Травемюнде, курортном городке на Балтике к северу от Гамбурга. Они нежились во сне по утрам, а пробуждаясь, снова оказывались в объятиях друг друга. Затем на уединенном балконе с видом на море поглощали запоздалый завтрак: дымящийся горячий шоколад, теплые булочки, завернутые в салфетки, свежее сливочное масло. После завтрака купались в мягких волнах своей бухточки, дремали после ланча, вечером прогуливались по опустевшему песчаному пляжу. Между ними была полная гармония: для пары, преданно любившей и ожидавшей друг друга четыре года, полных трудностей, борьбы, лишений, а иногда и разногласий, брак был не только окончанием долгой осады, закалившей их, но и концом борьбы. Теперь пришло время наслаждаться плодами победы. Они проявили настойчивость и одержали ее, одолев внешне враждебный мир.
– Мы были честолюбивыми. Лишь скромные желания выполняются быстро, – прошептал он, когда они лежали в постели и наблюдали за лунной дорожкой на море.
6
Они приехали в Вену в полдень в конце сентября. На Северном вокзале их встречали его родители и сестры, Дольфи и Паули принесли цветы для Марты. Носильщик поставил их чемоданы на свою тележку и направился к дому. Роза села с ними в фиакр, горя желанием рассказать Марте, как добросовестно выполнила она ее письменные указания. Остальные члены семьи Фрейд пошли пешком, предварительно получив от новобрачных обещание явиться в родительский дом к семи часам на торжественный обед.
Зигмунд просил кучера проехать перед фасадом здания, по Шоттенринг, где он снял помещение. Марта была в восторге, увидев похожий на храм фасад, импозантный вход в виде готической арки высотой в два этажа, круглое углубленное окно с витражами над аркой, искусно обрамленные итальянские окна и балконы в стиле Ренессанса, купола, карнизы, башенки, шпили на уровне крыши и по фронтону, выразительные мужские и женские фигуры. Император Франц–Иосиф надеялся, что богатые украшения дома залечат память о жертвах катастрофы.
Входная дверь в квартиру Фрейда находилась за углом, на Марие–Терезиенштрассе; вход не был столь пышно украшен, если не считать красивых перил из кованого железа, которые вели к их квартире. Смотритель дома проводил их до двери, открыл ее и церемонно вручил ключи. Зигмунд дал золотую монету в четыре гульдена мужчине, который привез тяжелые сундуки и ящики с приданым Марты из Вандсбека.
Марта провела рукой по фарфоровой вывеске, сделанной по рисунку Матильды Брейер. Зигмунд распахнул дверь. Она вошла в просторную прихожую, где могла разместиться дюжина пациентов, затем окинула беглым взглядом другие комнаты; прежде чем повернуть направо и войти в спальню, задержалась в дверях, и ее лицо озарилось широкой улыбкой. Роза и Марта постоянно обменивались письмами, пересылали лоскутки материй различной текстуры и цвета для штор и обивки мебели и даже наброски рисунков мебели, которую следует купить. Марта пошла тем не менее на риск, предоставив Розе и Зигмунду право последнего слова в решении, как обставить дом и эту наиболее интимную из комнат. Как ни уговаривала Роза владельцев магазинов Ярейя и Пор–туа и Фикса, самое большее, чего она смогла добиться, – это договоренность, что фрау Фрейд может вернуть лишь один гарнитур мебели, но взяв на себя оплату доставки в оба конца. Марта обняла в порыве радости Розу, и та вздохнула с облегчением.
– Слава богу! Я так надеялась, что тебе понравится. До свиданья. До семи вечера.
Считая, что негигиенично покрывать весь пол в спальне коврами, Роза ограничилась тем, что положила по обе стороны кровати яркие подделки под восточные ковры, изготовлявшиеся в Вене. Над двумя окнами, выходившими во внутренний дворик, были пристроены карнизы для гардин, а сами гардины бордового цвета подвязывались по бокам лентами с кистями. Кровать была закрыта бархатным покрывалом цвета доброго бургундского вина. Деревянные части кровати были украшены резьбой, особенно красивыми были арабески из цветов и геометрических фигур на изголовье, высоком, почти в рост Марты.
Зигмунд обхватил руками талию жены, стоя сзади нее, и прижался к ней.
– Кровать выглядит достаточно крепкой, не так ли? Сможем ли мы заложить здесь династию?
Она повернулась и быстро поцеловала его.
– Да, но не сейчас.
Она нежно провела рукой по высокому инкрустированному деревом гардеробу, посмотрела на стойку в углу с двумя кувшинами и тазами на тонкой мраморной плите.
В кухне пол и нижняя часть стен были выложены керамическими плитками; под полками были закреплены крючки для мешалок, черпаков, кухонных полотенец. Буфет для посуды был светлым, из сосны; на верхней полке стояли в ряд фарфоровые банки с надписями: «Соль», «Кофе», «Чай», «Сахар», «Мука», «Манная крупа». На стене над столом висели забавная картинка и круглая салфетка с вышитой Амалией надписью: «Собственный очаг стоит золота».
Марта сказала:
– Верно. В Гамбурге говорят, что в браке добрый очаг важнее хорошей кровати.
Напротив спальни, по другую сторону прихожей, имелись три комнаты. Самая отдаленная из трех должна была стать приемным кабинетом доктора Фрейда; здесь размещались письменный стол и кресло, книжные полки и черная кушетка. В средней комнате, самой маленькой из трех, обшитой деревом, стоял большой обеденный стол из красного дерева с массивной верхней доской и резными ножками. Восемь стульев по просьбе Марты были обиты кожей, их сиденья были достаточно широкими для любого венца среднего возраста, который сполна поглотил отведенную ему долю супа с клецками и разных закусок. Как того требовал этикет, под столом во всю его длину лежал ковер, а в оставшемся свободном пространстве доминировал огромный буфет, вернее, комбинация буфета со шкафом, в ящиках которого хранилось столовое серебро, а верхние полки со стеклянными дверцами были заставлены фарфором, бокалами. Деревянные детали буфета не имели и миллиметра, свободного от резьбы, изображавшей херувимов, фрукты и цветы.
– Поистине австрийцы боятся пустоты. Каждый дюйм поверхности, оставшийся без украшений, считается голым, а следовательно, неприглядным, – заметил Зигмунд.
Столовая производила впечатление солидности, свидетельствующей о благонадежности и процветании владельцев.
Жилые комнаты были настолько просторными, что Роза смогла выполнить пожелания Марты, поставив по обе стороны широких окон большие застекленные книжные шкафы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260
В последующие три дня в доме царило необычное оживление: то и дело приносили цветы, сладости, подарки. Деревянная решетка хуппы была украшена зелеными листьями. Временами Зигмунд наблюдал за происходящим через открытую дверь, временами чувствовал, что мешает, и уходил побродить вдоль доков, разглядывая иностранные суда, приходившие в порт.
Вернувшись однажды после полудня, он взял в ладони лицо Марты и поцеловал ее.
– Я не пошел бы на это ради кого–либо другого. Она ответила благодарным поцелуем.
– А я не стала бы убеждать кого–либо другого!
Они провели счастливые две недели в Травемюнде, курортном городке на Балтике к северу от Гамбурга. Они нежились во сне по утрам, а пробуждаясь, снова оказывались в объятиях друг друга. Затем на уединенном балконе с видом на море поглощали запоздалый завтрак: дымящийся горячий шоколад, теплые булочки, завернутые в салфетки, свежее сливочное масло. После завтрака купались в мягких волнах своей бухточки, дремали после ланча, вечером прогуливались по опустевшему песчаному пляжу. Между ними была полная гармония: для пары, преданно любившей и ожидавшей друг друга четыре года, полных трудностей, борьбы, лишений, а иногда и разногласий, брак был не только окончанием долгой осады, закалившей их, но и концом борьбы. Теперь пришло время наслаждаться плодами победы. Они проявили настойчивость и одержали ее, одолев внешне враждебный мир.
– Мы были честолюбивыми. Лишь скромные желания выполняются быстро, – прошептал он, когда они лежали в постели и наблюдали за лунной дорожкой на море.
6
Они приехали в Вену в полдень в конце сентября. На Северном вокзале их встречали его родители и сестры, Дольфи и Паули принесли цветы для Марты. Носильщик поставил их чемоданы на свою тележку и направился к дому. Роза села с ними в фиакр, горя желанием рассказать Марте, как добросовестно выполнила она ее письменные указания. Остальные члены семьи Фрейд пошли пешком, предварительно получив от новобрачных обещание явиться в родительский дом к семи часам на торжественный обед.
Зигмунд просил кучера проехать перед фасадом здания, по Шоттенринг, где он снял помещение. Марта была в восторге, увидев похожий на храм фасад, импозантный вход в виде готической арки высотой в два этажа, круглое углубленное окно с витражами над аркой, искусно обрамленные итальянские окна и балконы в стиле Ренессанса, купола, карнизы, башенки, шпили на уровне крыши и по фронтону, выразительные мужские и женские фигуры. Император Франц–Иосиф надеялся, что богатые украшения дома залечат память о жертвах катастрофы.
Входная дверь в квартиру Фрейда находилась за углом, на Марие–Терезиенштрассе; вход не был столь пышно украшен, если не считать красивых перил из кованого железа, которые вели к их квартире. Смотритель дома проводил их до двери, открыл ее и церемонно вручил ключи. Зигмунд дал золотую монету в четыре гульдена мужчине, который привез тяжелые сундуки и ящики с приданым Марты из Вандсбека.
Марта провела рукой по фарфоровой вывеске, сделанной по рисунку Матильды Брейер. Зигмунд распахнул дверь. Она вошла в просторную прихожую, где могла разместиться дюжина пациентов, затем окинула беглым взглядом другие комнаты; прежде чем повернуть направо и войти в спальню, задержалась в дверях, и ее лицо озарилось широкой улыбкой. Роза и Марта постоянно обменивались письмами, пересылали лоскутки материй различной текстуры и цвета для штор и обивки мебели и даже наброски рисунков мебели, которую следует купить. Марта пошла тем не менее на риск, предоставив Розе и Зигмунду право последнего слова в решении, как обставить дом и эту наиболее интимную из комнат. Как ни уговаривала Роза владельцев магазинов Ярейя и Пор–туа и Фикса, самое большее, чего она смогла добиться, – это договоренность, что фрау Фрейд может вернуть лишь один гарнитур мебели, но взяв на себя оплату доставки в оба конца. Марта обняла в порыве радости Розу, и та вздохнула с облегчением.
– Слава богу! Я так надеялась, что тебе понравится. До свиданья. До семи вечера.
Считая, что негигиенично покрывать весь пол в спальне коврами, Роза ограничилась тем, что положила по обе стороны кровати яркие подделки под восточные ковры, изготовлявшиеся в Вене. Над двумя окнами, выходившими во внутренний дворик, были пристроены карнизы для гардин, а сами гардины бордового цвета подвязывались по бокам лентами с кистями. Кровать была закрыта бархатным покрывалом цвета доброго бургундского вина. Деревянные части кровати были украшены резьбой, особенно красивыми были арабески из цветов и геометрических фигур на изголовье, высоком, почти в рост Марты.
Зигмунд обхватил руками талию жены, стоя сзади нее, и прижался к ней.
– Кровать выглядит достаточно крепкой, не так ли? Сможем ли мы заложить здесь династию?
Она повернулась и быстро поцеловала его.
– Да, но не сейчас.
Она нежно провела рукой по высокому инкрустированному деревом гардеробу, посмотрела на стойку в углу с двумя кувшинами и тазами на тонкой мраморной плите.
В кухне пол и нижняя часть стен были выложены керамическими плитками; под полками были закреплены крючки для мешалок, черпаков, кухонных полотенец. Буфет для посуды был светлым, из сосны; на верхней полке стояли в ряд фарфоровые банки с надписями: «Соль», «Кофе», «Чай», «Сахар», «Мука», «Манная крупа». На стене над столом висели забавная картинка и круглая салфетка с вышитой Амалией надписью: «Собственный очаг стоит золота».
Марта сказала:
– Верно. В Гамбурге говорят, что в браке добрый очаг важнее хорошей кровати.
Напротив спальни, по другую сторону прихожей, имелись три комнаты. Самая отдаленная из трех должна была стать приемным кабинетом доктора Фрейда; здесь размещались письменный стол и кресло, книжные полки и черная кушетка. В средней комнате, самой маленькой из трех, обшитой деревом, стоял большой обеденный стол из красного дерева с массивной верхней доской и резными ножками. Восемь стульев по просьбе Марты были обиты кожей, их сиденья были достаточно широкими для любого венца среднего возраста, который сполна поглотил отведенную ему долю супа с клецками и разных закусок. Как того требовал этикет, под столом во всю его длину лежал ковер, а в оставшемся свободном пространстве доминировал огромный буфет, вернее, комбинация буфета со шкафом, в ящиках которого хранилось столовое серебро, а верхние полки со стеклянными дверцами были заставлены фарфором, бокалами. Деревянные детали буфета не имели и миллиметра, свободного от резьбы, изображавшей херувимов, фрукты и цветы.
– Поистине австрийцы боятся пустоты. Каждый дюйм поверхности, оставшийся без украшений, считается голым, а следовательно, неприглядным, – заметил Зигмунд.
Столовая производила впечатление солидности, свидетельствующей о благонадежности и процветании владельцев.
Жилые комнаты были настолько просторными, что Роза смогла выполнить пожелания Марты, поставив по обе стороны широких окон большие застекленные книжные шкафы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260