Гостиница «Каленберг» рекламировала «свободный от пыли альпийский климат». Марта утверждала, что такая реклама справедлива и для Бельвю, и сразу же почувствовала себя намного лучше. Это позволило ей устроить прием по случаю своего тридцатичетырехлетия. Были приглашены Эмма Бенн, доктор Оскар Рие, отдыхавший в сельском домике родителей Эммы, Брейеры и другие знакомые. Залы для приемов располагали к музыке и танцам.
За три дня до вечеринки доктор Рие пришел в Бельвю осмотреть одного из детей, у которого болело горло. Он принес бутылку ананасного ликера в знак предстоящего дня рождения Марты. Зигмунд сострил:
– Оскар, у тебя привычка делать подарки по любому подходящему случаю. Найди себе жену, чтобы избавиться от этой привычки!
После обеда, когда открыли бутылку, из нее сильно потянуло сивушным маслом. Огорошенный Оскар воскликнул:
– Теперь ты видишь, почему я не спешу с браком? Если бы я сделал такой подарок своей жене, то был бы семейный скандал!
В то время как они взбирались на Леопольдсберг, Зигмунд спросил:
– Как ты нашел Эмми?
– Ей лучше, Зиг, но не совсем.
Зигмунд был расстроен. В словах Оскара не было упрека, но Зигмунду все же казалось, что доктор Фрейд обещал пациентке больше, чем дал. Оскар относился к Зигмунду так же бескорыстно, как Иосиф Панет, но его мало трогали методы Зигмунда по лечению невроза. Он хотел, чтобы Зигмунд, руководивший им в Институте Кассовица, оставался специалистом по детской неврологии. Несколько месяцев назад, желая найти сочувствующую душу в Вене, Зигмунд показал Оскару первоначальный проект доклада о сексуальной этиологии неврозов. Оскар пробежал несколько страниц, покачал головой в знак несогласия и вернул доклад, сказав те же самые слова, что и Шарко, когда Зигмунд рассказал ему историю лечения внушением, осуществленного Йозефом Брейером:
– Нет, в этом нет ничего.
Друг Зигмунда окулист Леопольд Кёнигштейн также выразил искреннее сомнение, спросив во время карточной игры вечером:
– Зиг, может ли твое лечение катарсисом действительно привести к смягчению симптомов?
Зигмунд ответил:
– Да, я думаю, что мы можем преобразовать несчастье, вызванное истерией, в обычное отсутствие счастья.
После того как Марта и дети отправились спать, он зажег лампу в кабинете и написал Йозефу Брейеру письмо с детальным объяснением своего прогноза и методов лечения Эммы Бенн. Он писал не прерываясь до полуночи, надеясь оправдаться в глазах Брейера и как бы отвечая Оскару Рие, намекавшему на неважно сделанную работу. Он не мог сразу заснуть, а к утру ему приснился сон.
«Большой зал, многочисленные гости, которых мы принимаем. Среди них Эмма. Я немедленно отвел ее в сторону, как бы желая ответить на ее письмо и упрекнуть за то, что она еще не приняла моего «решения». Я сказал ей: «Если у вас сохранятся боли, то только по вашей вине». Она ответила: «Если бы вы только знали, какие у меня боли в горле, желудке, в низу живота, они меня душат». Я тревожно посмотрел на нее: она выглядела бледной и одутловатой. Я подумал про себя, что в конце концов я проглядел какую–то соматическую причину. Я подвел ее к окну, чтобы осмотреть горло, она возражала, как всякая женщина с искусственными зубами. Я подумал про себя, что, наверное, нет необходимости в осмотре. Тогда она раскрыла рот, и на правой стороне я обнаружил большое белое пятно, а в другом месте – сероватые струпья на волнистых структурах, явно повторявших хрящ носовой перегородки. Я тут же позвал доктора Брейера, он повторил осмотр и подтвердил заключение… Доктор Брейер выглядел необычно: он был бледен, прихрамывал, а его подбородок был чисто выбрит… Около нее стоял уже и мой друг Оскар, а мой друг Леопольд выстукивал ее через лифчик и говорил при этом: «Слева внизу у нее область глухих тонов». Он также показал уплотненный участок кожи на ее левом плече. (Я также это заметил, несмотря на одежду.) Брейер сказал: «Несомненно, это инфекция, но это не имеет значения, наступит дизентерия, и токсин будет подавлен». Мы понимали характер инфекции. Не так давно, когда она чувствовала себя неважно, мой друг Оскар сделал вливание препарата пропила… проприоновой кислоты… триметиламина (перед моими глазами стояла формула, отпечатанная крупными буквами). Такого рода инъекции так бездумно не делаются… И, возможно, шприц не был простерилизован».
Во время завтрака сновидение давило на его сознание; оно не позволяло думать ни о чем другом. Он вновь и вновь обдумывал его содержание. В отличие от своего более раннего убеждения, что сны представляют собой неупорядоченную форму работы спящего мозга, он заподозрил в своем сновидении намек на случившееся с ним за день или за несколько дней ранее, что, видимо, составляло частицу смысла; некоторые его пациенты пугались или расстраивались по поводу своих сновидений и стремились их пересказать во время сеансов. В их сновидениях ему удавалось случайно найти линию или образ, которые, по–видимому, отражали или в какой–то пусть небольшой степени освещали одну из сторон болезни пациента. Однако он не был способен их анализировать или увязывать между собой независимо от того, о скольких сновидениях рассказывал пациент. Очевидно, сновидения имеют связь с подсознанием и, когда индивид спит, обрывки воспоминаний, взбитые, подобно омлету, находят средство выйти наружу. Он взглянул на Марту, ведь, усаживаясь за стол, он пожелал ей доброго утра сварливым тоном.
Он встал, обошел вокруг стола, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
– Прости меня за черствость, но, перед тем как проснуться, я видел странный сон, и он преследует меня. Я должен сесть и подумать, имеет ли это сновидение какой–либо смысл. У меня такое ощущение, что этот сон может быть важным и его можно даже расшифровать… хотя сейчас он представляется сплошным хаосом.
Он закрыл дверь в свой рабочий кабинет, наполнил чернильницу, поправил стопку бумаги перед собой и решительно сел спиной к панораме зеленых лесов и гор. Он сказал себе: «Я должен разделить это сновидение на части, как швейцарский часовщик разбирает часовой механизм».
Он размышлял, что ему следует выделить каждый образ, каждое действие и каждое выражение в диалоге и дать возможность разуму вольно выбирать в духе свободной ассоциации, предлагавшейся им своим пациентам. Он должен выполнить свои предписания с той же точностью, какую требовал от своих пациентов. Он остановит свою мысль на каждом лице, появившемся в сновидении, затем, когда запишет на бумаге спонтанно появившееся, попытается связать отдельные части между собой и со своими переживаниями.
Время и место очевидны: день рождения Марты и главный зал Бельвю, где он и Марта принимают гостей. Эмма, бесспорно, главное лицо.
Положив пальцы левой руки на лобную кость, он подумал:
«Мой ум был озабочен необходимостью упрекнуть Эмму, что она не приняла мое решение о том, как лечиться. В сновидении я сказал: «Если у вас боли, то это ваша собственная вина». Я верю, что, выявив скрытые значения внешних симптомов, я выполнил свой долг и обязанность перед пациентом. Излечение содержится в самом этом акте. Не моя вина, если она не принимает мой диагноз. Следовательно, для меня важно, чтобы она верила в мое решение и следовала моим предписаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260
За три дня до вечеринки доктор Рие пришел в Бельвю осмотреть одного из детей, у которого болело горло. Он принес бутылку ананасного ликера в знак предстоящего дня рождения Марты. Зигмунд сострил:
– Оскар, у тебя привычка делать подарки по любому подходящему случаю. Найди себе жену, чтобы избавиться от этой привычки!
После обеда, когда открыли бутылку, из нее сильно потянуло сивушным маслом. Огорошенный Оскар воскликнул:
– Теперь ты видишь, почему я не спешу с браком? Если бы я сделал такой подарок своей жене, то был бы семейный скандал!
В то время как они взбирались на Леопольдсберг, Зигмунд спросил:
– Как ты нашел Эмми?
– Ей лучше, Зиг, но не совсем.
Зигмунд был расстроен. В словах Оскара не было упрека, но Зигмунду все же казалось, что доктор Фрейд обещал пациентке больше, чем дал. Оскар относился к Зигмунду так же бескорыстно, как Иосиф Панет, но его мало трогали методы Зигмунда по лечению невроза. Он хотел, чтобы Зигмунд, руководивший им в Институте Кассовица, оставался специалистом по детской неврологии. Несколько месяцев назад, желая найти сочувствующую душу в Вене, Зигмунд показал Оскару первоначальный проект доклада о сексуальной этиологии неврозов. Оскар пробежал несколько страниц, покачал головой в знак несогласия и вернул доклад, сказав те же самые слова, что и Шарко, когда Зигмунд рассказал ему историю лечения внушением, осуществленного Йозефом Брейером:
– Нет, в этом нет ничего.
Друг Зигмунда окулист Леопольд Кёнигштейн также выразил искреннее сомнение, спросив во время карточной игры вечером:
– Зиг, может ли твое лечение катарсисом действительно привести к смягчению симптомов?
Зигмунд ответил:
– Да, я думаю, что мы можем преобразовать несчастье, вызванное истерией, в обычное отсутствие счастья.
После того как Марта и дети отправились спать, он зажег лампу в кабинете и написал Йозефу Брейеру письмо с детальным объяснением своего прогноза и методов лечения Эммы Бенн. Он писал не прерываясь до полуночи, надеясь оправдаться в глазах Брейера и как бы отвечая Оскару Рие, намекавшему на неважно сделанную работу. Он не мог сразу заснуть, а к утру ему приснился сон.
«Большой зал, многочисленные гости, которых мы принимаем. Среди них Эмма. Я немедленно отвел ее в сторону, как бы желая ответить на ее письмо и упрекнуть за то, что она еще не приняла моего «решения». Я сказал ей: «Если у вас сохранятся боли, то только по вашей вине». Она ответила: «Если бы вы только знали, какие у меня боли в горле, желудке, в низу живота, они меня душат». Я тревожно посмотрел на нее: она выглядела бледной и одутловатой. Я подумал про себя, что в конце концов я проглядел какую–то соматическую причину. Я подвел ее к окну, чтобы осмотреть горло, она возражала, как всякая женщина с искусственными зубами. Я подумал про себя, что, наверное, нет необходимости в осмотре. Тогда она раскрыла рот, и на правой стороне я обнаружил большое белое пятно, а в другом месте – сероватые струпья на волнистых структурах, явно повторявших хрящ носовой перегородки. Я тут же позвал доктора Брейера, он повторил осмотр и подтвердил заключение… Доктор Брейер выглядел необычно: он был бледен, прихрамывал, а его подбородок был чисто выбрит… Около нее стоял уже и мой друг Оскар, а мой друг Леопольд выстукивал ее через лифчик и говорил при этом: «Слева внизу у нее область глухих тонов». Он также показал уплотненный участок кожи на ее левом плече. (Я также это заметил, несмотря на одежду.) Брейер сказал: «Несомненно, это инфекция, но это не имеет значения, наступит дизентерия, и токсин будет подавлен». Мы понимали характер инфекции. Не так давно, когда она чувствовала себя неважно, мой друг Оскар сделал вливание препарата пропила… проприоновой кислоты… триметиламина (перед моими глазами стояла формула, отпечатанная крупными буквами). Такого рода инъекции так бездумно не делаются… И, возможно, шприц не был простерилизован».
Во время завтрака сновидение давило на его сознание; оно не позволяло думать ни о чем другом. Он вновь и вновь обдумывал его содержание. В отличие от своего более раннего убеждения, что сны представляют собой неупорядоченную форму работы спящего мозга, он заподозрил в своем сновидении намек на случившееся с ним за день или за несколько дней ранее, что, видимо, составляло частицу смысла; некоторые его пациенты пугались или расстраивались по поводу своих сновидений и стремились их пересказать во время сеансов. В их сновидениях ему удавалось случайно найти линию или образ, которые, по–видимому, отражали или в какой–то пусть небольшой степени освещали одну из сторон болезни пациента. Однако он не был способен их анализировать или увязывать между собой независимо от того, о скольких сновидениях рассказывал пациент. Очевидно, сновидения имеют связь с подсознанием и, когда индивид спит, обрывки воспоминаний, взбитые, подобно омлету, находят средство выйти наружу. Он взглянул на Марту, ведь, усаживаясь за стол, он пожелал ей доброго утра сварливым тоном.
Он встал, обошел вокруг стола, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
– Прости меня за черствость, но, перед тем как проснуться, я видел странный сон, и он преследует меня. Я должен сесть и подумать, имеет ли это сновидение какой–либо смысл. У меня такое ощущение, что этот сон может быть важным и его можно даже расшифровать… хотя сейчас он представляется сплошным хаосом.
Он закрыл дверь в свой рабочий кабинет, наполнил чернильницу, поправил стопку бумаги перед собой и решительно сел спиной к панораме зеленых лесов и гор. Он сказал себе: «Я должен разделить это сновидение на части, как швейцарский часовщик разбирает часовой механизм».
Он размышлял, что ему следует выделить каждый образ, каждое действие и каждое выражение в диалоге и дать возможность разуму вольно выбирать в духе свободной ассоциации, предлагавшейся им своим пациентам. Он должен выполнить свои предписания с той же точностью, какую требовал от своих пациентов. Он остановит свою мысль на каждом лице, появившемся в сновидении, затем, когда запишет на бумаге спонтанно появившееся, попытается связать отдельные части между собой и со своими переживаниями.
Время и место очевидны: день рождения Марты и главный зал Бельвю, где он и Марта принимают гостей. Эмма, бесспорно, главное лицо.
Положив пальцы левой руки на лобную кость, он подумал:
«Мой ум был озабочен необходимостью упрекнуть Эмму, что она не приняла мое решение о том, как лечиться. В сновидении я сказал: «Если у вас боли, то это ваша собственная вина». Я верю, что, выявив скрытые значения внешних симптомов, я выполнил свой долг и обязанность перед пациентом. Излечение содержится в самом этом акте. Не моя вина, если она не принимает мой диагноз. Следовательно, для меня важно, чтобы она верила в мое решение и следовала моим предписаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260