пятнадцать боевых машин, сплошь облепленных танкистами, потерявшими свои танки, два командирских бронеавтомобиля и несколько грузовиков. Машины ворвались на поляну с гулом и грохотом, ломая кустарник. Злые, грязные, многие перевязанные, танкисты будто принесли с собой горячий ветер сражения. Их командир, майор, весь покрытый пылью, плотный, на коротких толстых ногах, выпрыгнув из броневика, с силой захлопнул за собой дверцу, захрипел сорванным голосом:
- Эй, кто тут у вас главный? - Увидел проходившего мимо старшину, подозвал: - Кухня есть? Людей накорми от пуза, сколько съедят. Самое лучшее в котел вали. Ну, марш!
- С этим надо в штаб обратиться.
- Выполняй, крот лесной. Из боя люди, ослеп, что ли? Бегом!
Танкисты устремились к ручью, падали на колени, пили, умывались, мочили головы. Вода стала черной. Водители, потные, уставшие до изнеможения, вылезали из люков и валились спать на траву возле гусениц.
Виктор повел майора в шалаш; танкист шел покачиваясь, как пьяный, от него остро пахло бензином. Шлем, сдвинутый на затылок, едва держался на русых волосах. На лбу и по щекам грязные полосы, глаза красные, воспаленные, блуждают, как у безумного. Под распахнутой кожаной курткой на груди - Звезда Героя с загрязненной колодкой.
- Сержант, где я тебя встречал? - прохрипел майор. - Танкист?
- Нет. Из Бреста. Вас не знаю.
- Встречал. Лицо знакомое. Вспомни! - повелительно бросил майор. - Что за чин у вас тут командует? Генерал? Не может танкистов встретить.
- Командует полковой комиссар, он ранен.
- Это здесь, среди елочок, на лужайке ранен? В этом санатории?
Майор находился в таком нервозном, взвинченном состоянии, когда человек не может молчать и в зависимости от характера или ругается, или плачет.
- А вы подлечиться в наш санаторий? - сухо спросил Дьяконский, и его вопрос окончательно вывел майора из себя. Напряглась жилистая шея, он хрипло выругался, тряся от напряжения головой, но его ругань заглушил испуганный резкий крик: «Возду-у-ух!»
И сразу же ударил в уши вой и треск, они упали рядом в траву, на них посыпались комья земли. В воздухе роем кружились мелкие листья осинок.
- Паразиты! Сволочи! - хрипел майор, грозя кулаком. - Чтоб тебе лопнуть, вонючая колбаса! Опять нащупали, - повернулся он к Виктору. - От самого Белостока ведут, ты можешь понять?.. И клюют, и клюют всю дорогу! Вцепились, как клещ в загривок! До последней точки хотят, можешь понять?!
Немцы сверху не видели замаскированных людей и машины, бомбили наугад, зная, что танки где-то здесь. Несколько бомб попали в обоз у ручья, на открытое место шарахнулись лошади. Немцы заподозрили что-то. Самолет снизился, долго скользил над верхушками деревьев, высматривая.
Виктор привел майора в штабной шалаш. Танкист представился Коротилову. Фамилия его была Коршунов. Прислушиваясь к удаляющемуся гулу самолетов, он говорил комиссару:
- До чего упорные, стервецы! Третьи сутки по следу находят. По три штуки через каждый час. Аптечная порция. Я бы этим летчикам горло перервал. Люди без сна, идем украдкой.
- Отдохни, майор, - ласково посоветовал комиссар.
- Нет, - рывком поднялся тот и качнулся, упершись руками в стол. - Я к своим ребятам пойду.
- О них позаботятся.
Дьяконский мигнул писарю. Через минуту на столе стояла бутылка водки и открытая банка консервов. Майор трясущейся рукой налил себе полный стакан, выпил и уснул тут же, сразу, как умер. С него сняли куртку, стянули сапоги, размотали сопревшие от жары портянки и положили на кучу травы. Коротилов посмотрел на него, вздохнул и сказал:
- Подкрепление нужное. Только теперь немцы и в нас вцепятся. Я думал - простоим тут еще сутки. А теперь все переиначивать нужно. Собирай командиров, Дьяконский.
Сразу же после короткого совещания у комиссара командиры начали по лесу скрытно выводить своя подразделения на рубеж атаки. А высоко в загустевшей перед вечером синеве неба беспрерывно трещал немецкий разведчик.
Коротилов провожал красноармейцев. Стоял возле шалаша, отираясь на палку, маленький, худощавый, костистый; внимательно, опытным взглядом прощупывал лица бойцов. Да, люди были не те, что вчера. Не бродячие одиночки. Вновь спаянные дисциплиной, строем, отдохнувшие, почистившиеся, они знали свою задачу, смотрели бодро.
Лагерь быстро пустел. Танкисты спали, свернувшись черными клубками под своими машинами, на случай налета бомбардировщиков. Возле груды воинского имущества, окруженные грузовиками, молча покуривали политрук и два красноармейца. Им предстояло после того, как прорыв будет совершен, облить керосином и поджечь имущество и грузовики. А потом, по возможности, догонять своих.
Коротилов и Виктор, обойдя поляну, возвратились в шалаш в одиннадцатом часу вечера. Майор уже не спал, кто-то успел разбудить его. Взлохмаченный, без сапог, сидел за столом. Горела лампа без стекла, от язычка пламени поднималась копоть. Бутылка из-под водки была почти пуста. Майор закусывал.
- А-а-а, комиссар, - сказал он. Голос его звучал хотя и хрипло, но уже более отчетливо. - А я вот воспользовался гостеприимством.
- Непохвально, - строго ответил Коротилов.
- Имею я право немного встряхнуться, черт возьми? - исподлобья смотрел майор опухшими, мутными глазами. Поблескивала на груди Золотая Звезда. - Мне сейчас без водки жвачка в горло не лезет. Я с первого дня войны…
Он замер с открытым ртом, хмыкнул и спросил с любопытством:
- Да, а какое у нас сегодня число?
- Второе, - сказал Коротилов. - Второе июля.
Виктор придвинул ему чурбак. Коротилов сел, расческой взбил подусники.
- Значит, десять суток воюем? - удивился майор. - Уже десять суток, вот черт!.. Знаешь, за что я пью, комиссар? За свой полк. За бывший свой полк. Давай вместе, а?
- Нет, я не стану.
- Знаешь, какие люди были? Эх! - вырвалось у него со стоном. - Всю финскую вместе прошли… А знаешь, сколько мы покалечили немцев этих? В лоб, на таран ходили, танк на танк! С хрустом! - Майор быстро хмелел. - Я из Белостока, из колечка, шестьдесят машин вывел, понимаешь, шестьдесят машин! Мы же как шли, ты представь, как мы шли! Они нас и сбоку, и сверху, и сзади. Днем отбиваемся, а ночью жмем. По лесам. Горючего нет. С двух машин сливали в одну. А танки, думаешь, немцам бросали? Не-е-е-ет! - погрозил он пальцем. - Ты понимаешь, какие у меня люди! Я поставил четыре машины на дороге. Бок к боку. Горючего ни капли. Взорвать хотел. Танк без горючего - гроб! А ребята просят: останемся, хвост прикроем. Сидели, понимаешь! Били с места. Из гробов немцев били. Вплотную. Сгорели там! Понимаешь, сгорели в коробках и люки не открыли. Девятнадцать человек - ты это можешь понять? А я через час колонну бензовозов встретил. Пять цистерн. Полненькие, на дороге. Шоферня бросила, разбежалась… Я танки заправил, назад повернул. А те сгорели… Ты можешь понять, как я немца крошил?! - Майор скрипнул зубами. - А ведь их сорок пять штук моих, кровных танков там на дороге! От Белостока на всем пути стоят… Чего смотришь так, комиссар? Осуждаешь? А я за своих пью. Которых нет. За них море выпить - и то мало будет.
- Через два часа бой, командир.
- Я не от водки пьян, я с горя хмельной. Думал, с ума сойду. Мне вчера немца привели, парашютиста. С дерева стрелял, гад. Я ему семь пуль в лоб сам, своею рукой.
- Все понимаю, майор! - У Коротилова холодно поблескивали суженные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217