Ну, сберегла себя, а кому это нужно?
Ночью решила не идти с ребятами на выставку. А утром не выдержала, захотелось снова побыть с Игорем. Чувствовала Настя себя плохо. Лицо покрыл легкий налет желтизны, глаза усталые; вымученная, через силу, улыбка. Старалась держаться так, чтобы Игорь не видел ее лицо.
Окончательно испортилось у Насти настроение во время прогулки по каналу Москва - Волга. Было очень жарко, солнце накалило металл. Почти беспрерывно гремел, изматывая нервы, духовой оркестр. Теплоход подолгу стоял в шлюзах. В них было прохладней, но сильно пахло смолой. А когда шлюз заполнялся водой и теплоход поднимался, к горлу подкатывала тошнота.
Игорь тоже утомился.
Ему надоели медленное движение, духота, слепящая белизна теплохода. Раздражало молчание Насти, ее несчастный, убитый вид.
- Скуксилась, барышня, - сказал Игорь.
- Я ничего.
- Все люди как люди, а ты раскисла.
К Химкинскому речному вокзалу возвращались в темноте. Высокое, ажурное здание вокзала, освещенное множеством огней, казалось издали волшебным дворцом, поднявшимся над черной водой. Подул ветерок, легче стало дышать.
Оркестр продолжал греметь, не зная усталости.
- Вот кто честно зарабатывает свой хлеб, - засмеялся Виктор.
- К черту их! Это они пассажиров отпугивают, чтобы другой раз не ездили. И какой осел мог придумать оркестр на этой коробке? На берегу, если надоест, уйти есть куда, а здесь не скроешься. У меня, может, живот болит, я через пять минут ноги протяну, а тут фокстроты наяривают…
- Игорь, ты зол на всех.
- Кроме тебя.
- Чем обязан? - спросил Дьяконский.
- Скоро уедешь.
Настя, ссутулясь, стояла возле борта спиной к ним.
- Любуешься? - подошел Виктор. Заглянул в лицо, увидел слезы на глазах. - Ну, это ты зря, - взял он ее за локоть. - Не сердись. Игорь, он ведь такой… Никогда особой вежливостью не отличался.
- Не из-за него. Устала очень, - пыталась улыбнуться Настя. - Вот уйдете вы, и опять одна останусь.
- Я завтра отправляюсь, еще увидимся.
- Нет, - твердо сказала Настя. - Завтра я не могу.
Теплоход загудел протяжно и сердито, заглушая слова. Закачалась под ногами палуба. С правого борта быстро надвигался причал.
* * *
Высокие окна кабинета завешаны белыми шторами. В одном месте, где штора задернута неплотно, пробился косой солнечный луч. За несколько минут он так нагрел письменный прибор на столе, что горячо было притронуться. На улице жаркий день. Душно и в кабинете. Полковник Порошин давно бы расстегнул воротник гимнастерки, но неудобно при генерале. А Ватутин будто и не чувствовал духоты. Наклонив голову, постукивал по чернильнице карандашом, внимательно слушал Порошина. Генерал по-мужицки крепок, осанист. Простое русское лицо: нос картошкой, широкие, немного вывернутые ноздри, светлые волосы. От сидячей работы в Генеральном штабе он начал заметно полнеть. Появился второй подбородок, выдаются вперед толстые щеки, туго обтянутые кожей.
Ватутин еще молод, ему всего сорок - на пять лет старше Порошина. Он отлично окончил две военные академии, слыл крупным специалистом штабной работы.
У генерала маленькие, будто подпухшие глаза, умные и проницательные. Казалось, ему достаточно одного взгляда, чтобы определить, что за человек перед ним. А когда он улыбался, узкие и продолговатые глаза его почти совсем скрывались под складками век, поблескивали под изогнутыми бровями с веселой хитринкой.
Ватутин обладал довольно редким среди генералов даром: он мог подолгу терпеливо выслушивать людей, не перебивая, не навязывая своего мнения.
Порошин уже представил письменный доклад о результатах инспекции, а теперь делился личными впечатлениями. Ватутин молчал, изредка, порой невпопад, кивал головой. Прохор Севостьянович смотрел на его руки, державшие карандаш. Они были совсем не крестьянские: узкая кисть, длинные пальцы. Это были руки интеллигента, привычные к бумаге, к циркулю, но не к топору.
- Вам известно, Николай Федорович, о сообщениях перебежчиков. С одним я беседовал. Он переплыл ночью Буг, несмотря на холодную воду. Немецкий коммунист, рабочий. Утверждает, что в приграничном районе сосредоточивается 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана. Назвал даже некоторые соединения: 24-й танковый корпус, мотодивизия СС «Рейх» генерал-лейтенанта Гауссера, пехотный полк «Великая Германия». Нет оснований не доверять этим показаниям. А мы знаем; что танковая группа Гудериана - ударный кулак для наступления. Отсюда выводы.
Порошин вопросительно посмотрел на Ватутина. Тот кивнул.
- Я слушаю.
- Меня удивляет благодушие в приграничных войсках. Решение Высшего Военного Совета о приведении в боевую готовность войсковых частей на западе было принято еще десятого апреля. Прошло больше двух месяцев, а решение фактически не выполняется. Строительство укреплений на берегу Буга ведется медленно, готовые уже укрепления не имеют гарнизонов. Части выведены в лагеря, командиры ездят ночевать на квартиры. Что это, Николай Федорович: недопустимое благодушие? Зазнайство? Глупость?
- Не горячитесь. Эти факты известны и мне, и там, выше. Видимо, есть определенные соображения, о которых нам с вами не говорят. Нужны достаточные основания. Не забывайте - у нас с немцами хорошие отношения.
- Может случиться, что когда появятся достаточные основания, будет уже поздно.
- Думаю, Прохор Севостьянович, что черт не так уж страшен, - улыбнулся генерал. - Если немцы рискнут начать когда-нибудь войну с нами, то сделают это в конце весны, чтобы иметь запас хорошей погоды. А нынешняя весна прошла спокойно.
- Еще не поздно.
- Упущены два месяца, это большой срок. Войска Гитлера были заняты на Балканах и только начинают освобождаться.
Ватутин поднялся.
Поняв, что разговор окончен, Порошин встал, одернул гимнастерку.
- Разрешите идти, товарищ генерал?
- Да, пожалуйста.
Ватутин долго стоял у карты, задумчиво смотрел туда, где синей змейкой тянулся Буг. «Не годится… Нет, не годится», - негромко повторял он, вытирая платком повлажневший лоб. Обстановка на западной границе тревожила его не меньше, чем Порошина. Но полковнику он не мог сказать об этом. По долгу службы обязан был в разговорах с подчиненными придерживаться той точки зрения, которая существовала официально.
Первому заместителю начальника Генерального штаба генерал-лейтенанту Ватутину было известно гораздо больше, чем полковнику Порошину. Еще в январе правительство США предупредило Советский Союз о возможности нападения со стороны Германии. 19 апреля такое же предупреждение было сделано правительством Англии. И США, и Англия преследовали, конечно, свои определенные цели. Однако и советская разведка располагала сведениями о прибытии крупных контингентов фашистских войск в Польшу, Румынию и Финляндию. Участились полеты немецких самолетов над советской территорией. Почти ежедневно регистрировалось несколько нарушений воздушной границы.
В войсках имелся приказ, строго запрещавший открывать по самолетам огонь, чтобы не вызвать серьезных провокационных действий. Советским истребителям разрешалось только без применения оружия принуждать нарушителей к посадке. Но как принудишь немцев сесть, если их самолеты имеют большую скорость и легко отрываются от преследователей? Кроме того, немцы, оказавшись в трудном положении, не стеснялись применять пулеметы против русских истребителей, поднявшихся в воздух без боеприпасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Ночью решила не идти с ребятами на выставку. А утром не выдержала, захотелось снова побыть с Игорем. Чувствовала Настя себя плохо. Лицо покрыл легкий налет желтизны, глаза усталые; вымученная, через силу, улыбка. Старалась держаться так, чтобы Игорь не видел ее лицо.
Окончательно испортилось у Насти настроение во время прогулки по каналу Москва - Волга. Было очень жарко, солнце накалило металл. Почти беспрерывно гремел, изматывая нервы, духовой оркестр. Теплоход подолгу стоял в шлюзах. В них было прохладней, но сильно пахло смолой. А когда шлюз заполнялся водой и теплоход поднимался, к горлу подкатывала тошнота.
Игорь тоже утомился.
Ему надоели медленное движение, духота, слепящая белизна теплохода. Раздражало молчание Насти, ее несчастный, убитый вид.
- Скуксилась, барышня, - сказал Игорь.
- Я ничего.
- Все люди как люди, а ты раскисла.
К Химкинскому речному вокзалу возвращались в темноте. Высокое, ажурное здание вокзала, освещенное множеством огней, казалось издали волшебным дворцом, поднявшимся над черной водой. Подул ветерок, легче стало дышать.
Оркестр продолжал греметь, не зная усталости.
- Вот кто честно зарабатывает свой хлеб, - засмеялся Виктор.
- К черту их! Это они пассажиров отпугивают, чтобы другой раз не ездили. И какой осел мог придумать оркестр на этой коробке? На берегу, если надоест, уйти есть куда, а здесь не скроешься. У меня, может, живот болит, я через пять минут ноги протяну, а тут фокстроты наяривают…
- Игорь, ты зол на всех.
- Кроме тебя.
- Чем обязан? - спросил Дьяконский.
- Скоро уедешь.
Настя, ссутулясь, стояла возле борта спиной к ним.
- Любуешься? - подошел Виктор. Заглянул в лицо, увидел слезы на глазах. - Ну, это ты зря, - взял он ее за локоть. - Не сердись. Игорь, он ведь такой… Никогда особой вежливостью не отличался.
- Не из-за него. Устала очень, - пыталась улыбнуться Настя. - Вот уйдете вы, и опять одна останусь.
- Я завтра отправляюсь, еще увидимся.
- Нет, - твердо сказала Настя. - Завтра я не могу.
Теплоход загудел протяжно и сердито, заглушая слова. Закачалась под ногами палуба. С правого борта быстро надвигался причал.
* * *
Высокие окна кабинета завешаны белыми шторами. В одном месте, где штора задернута неплотно, пробился косой солнечный луч. За несколько минут он так нагрел письменный прибор на столе, что горячо было притронуться. На улице жаркий день. Душно и в кабинете. Полковник Порошин давно бы расстегнул воротник гимнастерки, но неудобно при генерале. А Ватутин будто и не чувствовал духоты. Наклонив голову, постукивал по чернильнице карандашом, внимательно слушал Порошина. Генерал по-мужицки крепок, осанист. Простое русское лицо: нос картошкой, широкие, немного вывернутые ноздри, светлые волосы. От сидячей работы в Генеральном штабе он начал заметно полнеть. Появился второй подбородок, выдаются вперед толстые щеки, туго обтянутые кожей.
Ватутин еще молод, ему всего сорок - на пять лет старше Порошина. Он отлично окончил две военные академии, слыл крупным специалистом штабной работы.
У генерала маленькие, будто подпухшие глаза, умные и проницательные. Казалось, ему достаточно одного взгляда, чтобы определить, что за человек перед ним. А когда он улыбался, узкие и продолговатые глаза его почти совсем скрывались под складками век, поблескивали под изогнутыми бровями с веселой хитринкой.
Ватутин обладал довольно редким среди генералов даром: он мог подолгу терпеливо выслушивать людей, не перебивая, не навязывая своего мнения.
Порошин уже представил письменный доклад о результатах инспекции, а теперь делился личными впечатлениями. Ватутин молчал, изредка, порой невпопад, кивал головой. Прохор Севостьянович смотрел на его руки, державшие карандаш. Они были совсем не крестьянские: узкая кисть, длинные пальцы. Это были руки интеллигента, привычные к бумаге, к циркулю, но не к топору.
- Вам известно, Николай Федорович, о сообщениях перебежчиков. С одним я беседовал. Он переплыл ночью Буг, несмотря на холодную воду. Немецкий коммунист, рабочий. Утверждает, что в приграничном районе сосредоточивается 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана. Назвал даже некоторые соединения: 24-й танковый корпус, мотодивизия СС «Рейх» генерал-лейтенанта Гауссера, пехотный полк «Великая Германия». Нет оснований не доверять этим показаниям. А мы знаем; что танковая группа Гудериана - ударный кулак для наступления. Отсюда выводы.
Порошин вопросительно посмотрел на Ватутина. Тот кивнул.
- Я слушаю.
- Меня удивляет благодушие в приграничных войсках. Решение Высшего Военного Совета о приведении в боевую готовность войсковых частей на западе было принято еще десятого апреля. Прошло больше двух месяцев, а решение фактически не выполняется. Строительство укреплений на берегу Буга ведется медленно, готовые уже укрепления не имеют гарнизонов. Части выведены в лагеря, командиры ездят ночевать на квартиры. Что это, Николай Федорович: недопустимое благодушие? Зазнайство? Глупость?
- Не горячитесь. Эти факты известны и мне, и там, выше. Видимо, есть определенные соображения, о которых нам с вами не говорят. Нужны достаточные основания. Не забывайте - у нас с немцами хорошие отношения.
- Может случиться, что когда появятся достаточные основания, будет уже поздно.
- Думаю, Прохор Севостьянович, что черт не так уж страшен, - улыбнулся генерал. - Если немцы рискнут начать когда-нибудь войну с нами, то сделают это в конце весны, чтобы иметь запас хорошей погоды. А нынешняя весна прошла спокойно.
- Еще не поздно.
- Упущены два месяца, это большой срок. Войска Гитлера были заняты на Балканах и только начинают освобождаться.
Ватутин поднялся.
Поняв, что разговор окончен, Порошин встал, одернул гимнастерку.
- Разрешите идти, товарищ генерал?
- Да, пожалуйста.
Ватутин долго стоял у карты, задумчиво смотрел туда, где синей змейкой тянулся Буг. «Не годится… Нет, не годится», - негромко повторял он, вытирая платком повлажневший лоб. Обстановка на западной границе тревожила его не меньше, чем Порошина. Но полковнику он не мог сказать об этом. По долгу службы обязан был в разговорах с подчиненными придерживаться той точки зрения, которая существовала официально.
Первому заместителю начальника Генерального штаба генерал-лейтенанту Ватутину было известно гораздо больше, чем полковнику Порошину. Еще в январе правительство США предупредило Советский Союз о возможности нападения со стороны Германии. 19 апреля такое же предупреждение было сделано правительством Англии. И США, и Англия преследовали, конечно, свои определенные цели. Однако и советская разведка располагала сведениями о прибытии крупных контингентов фашистских войск в Польшу, Румынию и Финляндию. Участились полеты немецких самолетов над советской территорией. Почти ежедневно регистрировалось несколько нарушений воздушной границы.
В войсках имелся приказ, строго запрещавший открывать по самолетам огонь, чтобы не вызвать серьезных провокационных действий. Советским истребителям разрешалось только без применения оружия принуждать нарушителей к посадке. Но как принудишь немцев сесть, если их самолеты имеют большую скорость и легко отрываются от преследователей? Кроме того, немцы, оказавшись в трудном положении, не стеснялись применять пулеметы против русских истребителей, поднявшихся в воздух без боеприпасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217