- Иван, действуй!
Скоро Соня охмелела, влажно зарумянились щеки, повеселели глаза, выступил на лбу пот. Она тоненько смеялась, слушая Игоря. А его вдруг охватила беспричинная злоба к ней, ненужной ему, чужой, потной, грудастой. Локтем чувствовал ее горячий бок. Усмехнувшись, нашел под скатертью ногу Сони. Ладонь скользнула под юбку. Хотел ущипнуть - не поддалась тугая гладкая кожа. С холодным злорадством смотрел на девушку, ждал: оскорбится, вскрикнет. Но на ее лице удивление сменилось улыбкой, раскрылись мокрые губы. Только порозовела сильней да опустила глаза.
Игорь, сунув руку в карман, долго вытирал пальцы о носовой платок. Злость, всколыхнувшая его, затихала, уходила вглубь.
За столом сделалось шумно. Не было уже общей беседы, говорили, спорили, разбившись на группы. Гости помоложе ушли в соседнюю комнату танцевать. Магомаев пригласил Соню. Игорь ел, с интересом следя за подвыпившими гостями. Строгий завуч - старая дева - привалилась плечом к дяде Ивану. Тот истово, серьезно слушал ее рассуждения.
- Годы, понимаете, годы жаль. И так мало сделано, так мало. Сидишь вечером одна, подводишь итоги…
Из неразберихи голосов вырывались обрывки фраз:
- Марфа Ивановна, за ваше…
- Свининку люблю, свининку…
- Все мир да мир, прожужжали все уши. И в газетах, и по радио. А знаете, что старики думают: если часто про мир говорят, значит, войны жди…
- В таком разе я, Марфа Ивановна, один выпью…
- Против русского мужика никто не устоит, - доказывал лесничий Брагин. - Русский, он прирожденный боец. У нас и одежда солдатская, обратите внимание. В Европе там народец мягкотелый, штиблеты да галстуки. А у нас - сапоги. Только рубаху на гимнастерку смени - и сейчас в строй. Сегодня с косой, а завтра с винтовкой.
- Эй, танцоры, еще по рюмке! Наливай, Дорофеич!
- А может, хватит, мужчины?
Черный Магомаев, появившийся в дверях, крикнул гортанно:
- Кто говорит хватит? Зачем на столе водка?! Пей водку! - и, гикнув, пошел вприсядку:
Эх, пить будем, я
Эх, гулять будем,
А смерть придет -
Помирать будем!
Испуганная, спиной пятилась от него Соня.
- Абрек, кинжал дать?
- Ножик ему!
- Не надо кинжал, я мирный. Рюмку за пляску! Григорий Дмитриевич, разрешаешь?
- Безвозбранно.
Снова уселись за стол. Шли теперь под горячую закуску: жареную гусятину с капустой.
- Марфа Ивановна, голубушка! Вы волшебница, а не хозяйка. Я вам волка за такое угощение привезу, - обещал расчувствовавшийся Брагин.
Соня горячо шептала в ухо Игоря:
- А Магомаев танцует как замечательно… На уроках строгий был… Он мне руку поцеловал.
- Ну и дурак, - сказал Игорь.
- Почему? Неудобно, да?
Булгаков только хмыкнул: прикасаться губами к этой холодной мокрой руке? Тьфу!
Спели хором несколько песен и перешли в другую комнату, ожидая, пока женщины соберут чай. Брагин пустился в пляс. Выпятив живот, уперев в бока могучие руки, шел, притопывая, по кругу, бил чечетку, оглушительно рвал слова:
Эх, топор, рукавица,
Жена мужа не боится,
Рукавица и топор -
Жена мужа об забор!
- Обирючел ты совсем, Егор, в лесу сидючи, - щурила глаза Марфа Ивановна. - И песни-то у тебя разбойные.
- А я и сам Соловей-разбойник, Муромца на меня нету!
- Так свистни!
- Р-разойдись, оглушу!
Эх, топор, рукавица…
Игорь вышел в сени взять из кармана пальто спички, но там сидели на сундуке дядя Иван и потерявшая свою строгость завуч. Они смутились. Игорь поспешил уйти. В комнате танцевали под патефон. Длинный носатый землемер, выставив локти, осторожно водил Соню. Григорий Дмитриевич тяжело и неуклюже топтался возле Антонины Николаевны. Мама улыбнулась Игорю, кивнула из-за плеча отца.
Возле накрытого к чаю стола сильно захмелевший Брагин обнимался с Магомаевым, басил:
- Друг, мы с тобой Маннергейма били?
- В клочья! - кричал Магомаев, страшно сверкая глазами.
- Мы этих… разобьем… Этих японцев, - покачивался Брагин. - Ты, друг, волков ко мне приезжай бить!
- Разобьем! - обещал Магомаев. - Завтра приеду, всех разобьем!
Игорь послушал, побрел на кухню. Им опять овладело тоскливое чувство одиночества. Захотелось выйти на улицу, в тишину, на чистый морозный воздух. Закрыл на минуту глаза: смутно всплыло перед ним лицо Ольги, косы, переброшенные через плечи. Он затряс головой, чуть не застонал от боли, стиснувшей сердце. Схватил графин, опрокинул его над стаканом и, не глядя сколько, выпил до дна водку, даже не почувствовав ее крепости. Взял огурец.
Растрепанная, красная вбежала Соня, крикнула со смехом:
- Вот ты где, обжора! Не наелся? А там чай пьют.
- Хочешь я провожу тебя? - хмуро спросил Игорь.
- Меня? - вытянулось ее лицо. - Но…
- Времени знаешь сколько? Одиннадцатый уже. Да и надоело мне здесь. Пойдем, что ли?
- Пойдем, - вяло согласилась она.
Игорь первым вышел во двор. Жадно хватал ртом холодный воздух, чувствуя, что от него ясней становится голова.
- Погуляем? - предложила Соня. - Я очень лунные ночи люблю. Все так неестественно, красиво. Как в театре. А тебе нравится?
- Ну, еще бы, - рассеянно ответил Игорь. Он думал, что и Ольга, может быть, вышла сейчас на улицу. Вот бы встретить ее! Или просто пройти хотя бы мимо Дьяконских… Если есть свет - стукнуть в окно. В темноте Ольга ничего не увидит, а он увидит ее.
Торопил Соню, даже подтолкнул, когда она остановилась. Девушка обиделась и замолчала. Игорь довел ее до почты, пожал руку и пошел в нижнюю часть города. Боялся сейчас одного - не пропала бы решимость.
Под валенками звонко хрустел снег, и звук этот, казавшийся слишком громким в ночной тишине, пугал Игоря. Он поднял воротник пальто, чтобы не узнали прохожие. Свернул в переулок, посмотрел направо, налево - никого нет. Перемахнул через невысокий забор, по колено в снегу выбрался к колодцу, на скользкую ледяную тропинку. «Сейчас или никогда… О Вите спрошу», - пронеслось в голове.
Свет горел только в одном окошке, выходившем во двор, - в комнате Ольги. «Читает, наверное…»
Было нестерпимо жарко, бешено колотилось сердце, и удары его отдавались в висках. Игорь подкрался к окну, встал на завалинку. За обмерзшим стеклом ничего нельзя было различить. Легонько, костяшками пальцев, постучал в раму. По стеклу промелькнула тень, и сразу вспыхнул свет в соседней комнате. Игорь побежал к крыльцу. Хлопнула дверь внутри дома, знакомый встревоженный голос спросил:
- Мама, ты?
- Открой, Оля.
Молчание показалось очень долгим. Голос Ольги прозвучал неуверенно:
- Кто это?
- Это я, Игорь Булгаков.
- Сейчас, сейчас.
Она долго возилась с засовом, никак не могла открыть.
- Проходи… Ну, проходи. - Ольга прижалась к стене, пропуская его, руки теребили, дергали косу на груди.
- Веник бы, в снегу я.
- Вот в углу… Напугал ты меня. Мама недавно на дежурство в больницу ушла. Вдруг - стучат. Думала, случилось что…
- Я не разбудил?
- Нет.
- Виктор пишет?
- Вчера получили. Я покажу потом. Раздевайся.
Ольга ушла в свою комнату. Игорь видел через дверь: накрыла одеялом кровать, скомкала и сунула под подушку что-то белое. Вешая пальто, чувствовал, что улыбается натянуто и глупо. Стиснув зубы, чтобы овладеть собой, шагнул в комнату. Гибкая и высокая Ольга повернулась к нему, растерянно улыбнулась, придерживая халат на груди.
- Вот, приехал я, - сказал Игорь, садясь на краешек стула.
Ольга робко, боком подвинулась к нему и вдруг, охнув, горячими руками охватила его голову, прижалась щекой к его лбу, гладила волосы, шею, говорила, говорила что-то бессвязное, жалкое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Скоро Соня охмелела, влажно зарумянились щеки, повеселели глаза, выступил на лбу пот. Она тоненько смеялась, слушая Игоря. А его вдруг охватила беспричинная злоба к ней, ненужной ему, чужой, потной, грудастой. Локтем чувствовал ее горячий бок. Усмехнувшись, нашел под скатертью ногу Сони. Ладонь скользнула под юбку. Хотел ущипнуть - не поддалась тугая гладкая кожа. С холодным злорадством смотрел на девушку, ждал: оскорбится, вскрикнет. Но на ее лице удивление сменилось улыбкой, раскрылись мокрые губы. Только порозовела сильней да опустила глаза.
Игорь, сунув руку в карман, долго вытирал пальцы о носовой платок. Злость, всколыхнувшая его, затихала, уходила вглубь.
За столом сделалось шумно. Не было уже общей беседы, говорили, спорили, разбившись на группы. Гости помоложе ушли в соседнюю комнату танцевать. Магомаев пригласил Соню. Игорь ел, с интересом следя за подвыпившими гостями. Строгий завуч - старая дева - привалилась плечом к дяде Ивану. Тот истово, серьезно слушал ее рассуждения.
- Годы, понимаете, годы жаль. И так мало сделано, так мало. Сидишь вечером одна, подводишь итоги…
Из неразберихи голосов вырывались обрывки фраз:
- Марфа Ивановна, за ваше…
- Свининку люблю, свининку…
- Все мир да мир, прожужжали все уши. И в газетах, и по радио. А знаете, что старики думают: если часто про мир говорят, значит, войны жди…
- В таком разе я, Марфа Ивановна, один выпью…
- Против русского мужика никто не устоит, - доказывал лесничий Брагин. - Русский, он прирожденный боец. У нас и одежда солдатская, обратите внимание. В Европе там народец мягкотелый, штиблеты да галстуки. А у нас - сапоги. Только рубаху на гимнастерку смени - и сейчас в строй. Сегодня с косой, а завтра с винтовкой.
- Эй, танцоры, еще по рюмке! Наливай, Дорофеич!
- А может, хватит, мужчины?
Черный Магомаев, появившийся в дверях, крикнул гортанно:
- Кто говорит хватит? Зачем на столе водка?! Пей водку! - и, гикнув, пошел вприсядку:
Эх, пить будем, я
Эх, гулять будем,
А смерть придет -
Помирать будем!
Испуганная, спиной пятилась от него Соня.
- Абрек, кинжал дать?
- Ножик ему!
- Не надо кинжал, я мирный. Рюмку за пляску! Григорий Дмитриевич, разрешаешь?
- Безвозбранно.
Снова уселись за стол. Шли теперь под горячую закуску: жареную гусятину с капустой.
- Марфа Ивановна, голубушка! Вы волшебница, а не хозяйка. Я вам волка за такое угощение привезу, - обещал расчувствовавшийся Брагин.
Соня горячо шептала в ухо Игоря:
- А Магомаев танцует как замечательно… На уроках строгий был… Он мне руку поцеловал.
- Ну и дурак, - сказал Игорь.
- Почему? Неудобно, да?
Булгаков только хмыкнул: прикасаться губами к этой холодной мокрой руке? Тьфу!
Спели хором несколько песен и перешли в другую комнату, ожидая, пока женщины соберут чай. Брагин пустился в пляс. Выпятив живот, уперев в бока могучие руки, шел, притопывая, по кругу, бил чечетку, оглушительно рвал слова:
Эх, топор, рукавица,
Жена мужа не боится,
Рукавица и топор -
Жена мужа об забор!
- Обирючел ты совсем, Егор, в лесу сидючи, - щурила глаза Марфа Ивановна. - И песни-то у тебя разбойные.
- А я и сам Соловей-разбойник, Муромца на меня нету!
- Так свистни!
- Р-разойдись, оглушу!
Эх, топор, рукавица…
Игорь вышел в сени взять из кармана пальто спички, но там сидели на сундуке дядя Иван и потерявшая свою строгость завуч. Они смутились. Игорь поспешил уйти. В комнате танцевали под патефон. Длинный носатый землемер, выставив локти, осторожно водил Соню. Григорий Дмитриевич тяжело и неуклюже топтался возле Антонины Николаевны. Мама улыбнулась Игорю, кивнула из-за плеча отца.
Возле накрытого к чаю стола сильно захмелевший Брагин обнимался с Магомаевым, басил:
- Друг, мы с тобой Маннергейма били?
- В клочья! - кричал Магомаев, страшно сверкая глазами.
- Мы этих… разобьем… Этих японцев, - покачивался Брагин. - Ты, друг, волков ко мне приезжай бить!
- Разобьем! - обещал Магомаев. - Завтра приеду, всех разобьем!
Игорь послушал, побрел на кухню. Им опять овладело тоскливое чувство одиночества. Захотелось выйти на улицу, в тишину, на чистый морозный воздух. Закрыл на минуту глаза: смутно всплыло перед ним лицо Ольги, косы, переброшенные через плечи. Он затряс головой, чуть не застонал от боли, стиснувшей сердце. Схватил графин, опрокинул его над стаканом и, не глядя сколько, выпил до дна водку, даже не почувствовав ее крепости. Взял огурец.
Растрепанная, красная вбежала Соня, крикнула со смехом:
- Вот ты где, обжора! Не наелся? А там чай пьют.
- Хочешь я провожу тебя? - хмуро спросил Игорь.
- Меня? - вытянулось ее лицо. - Но…
- Времени знаешь сколько? Одиннадцатый уже. Да и надоело мне здесь. Пойдем, что ли?
- Пойдем, - вяло согласилась она.
Игорь первым вышел во двор. Жадно хватал ртом холодный воздух, чувствуя, что от него ясней становится голова.
- Погуляем? - предложила Соня. - Я очень лунные ночи люблю. Все так неестественно, красиво. Как в театре. А тебе нравится?
- Ну, еще бы, - рассеянно ответил Игорь. Он думал, что и Ольга, может быть, вышла сейчас на улицу. Вот бы встретить ее! Или просто пройти хотя бы мимо Дьяконских… Если есть свет - стукнуть в окно. В темноте Ольга ничего не увидит, а он увидит ее.
Торопил Соню, даже подтолкнул, когда она остановилась. Девушка обиделась и замолчала. Игорь довел ее до почты, пожал руку и пошел в нижнюю часть города. Боялся сейчас одного - не пропала бы решимость.
Под валенками звонко хрустел снег, и звук этот, казавшийся слишком громким в ночной тишине, пугал Игоря. Он поднял воротник пальто, чтобы не узнали прохожие. Свернул в переулок, посмотрел направо, налево - никого нет. Перемахнул через невысокий забор, по колено в снегу выбрался к колодцу, на скользкую ледяную тропинку. «Сейчас или никогда… О Вите спрошу», - пронеслось в голове.
Свет горел только в одном окошке, выходившем во двор, - в комнате Ольги. «Читает, наверное…»
Было нестерпимо жарко, бешено колотилось сердце, и удары его отдавались в висках. Игорь подкрался к окну, встал на завалинку. За обмерзшим стеклом ничего нельзя было различить. Легонько, костяшками пальцев, постучал в раму. По стеклу промелькнула тень, и сразу вспыхнул свет в соседней комнате. Игорь побежал к крыльцу. Хлопнула дверь внутри дома, знакомый встревоженный голос спросил:
- Мама, ты?
- Открой, Оля.
Молчание показалось очень долгим. Голос Ольги прозвучал неуверенно:
- Кто это?
- Это я, Игорь Булгаков.
- Сейчас, сейчас.
Она долго возилась с засовом, никак не могла открыть.
- Проходи… Ну, проходи. - Ольга прижалась к стене, пропуская его, руки теребили, дергали косу на груди.
- Веник бы, в снегу я.
- Вот в углу… Напугал ты меня. Мама недавно на дежурство в больницу ушла. Вдруг - стучат. Думала, случилось что…
- Я не разбудил?
- Нет.
- Виктор пишет?
- Вчера получили. Я покажу потом. Раздевайся.
Ольга ушла в свою комнату. Игорь видел через дверь: накрыла одеялом кровать, скомкала и сунула под подушку что-то белое. Вешая пальто, чувствовал, что улыбается натянуто и глупо. Стиснув зубы, чтобы овладеть собой, шагнул в комнату. Гибкая и высокая Ольга повернулась к нему, растерянно улыбнулась, придерживая халат на груди.
- Вот, приехал я, - сказал Игорь, садясь на краешек стула.
Ольга робко, боком подвинулась к нему и вдруг, охнув, горячими руками охватила его голову, прижалась щекой к его лбу, гладила волосы, шею, говорила, говорила что-то бессвязное, жалкое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217