Распахнувшийся ворот халата открыл смуглые груди, темную между ними ложбинку. Запах ее кожи дурманил Игоря, путал мысли.
- Пришел наконец, - шептала Ольга, опустившись возле него на колени.
* * *
Волчий выводок дядя Иван выследил еще по чернотропу. Едва выпал снег, начал приваживать стаю, чтобы не уходила далеко от своего логова. Вывозил на скотомогильник падаль, волки по ночам сжирали ее, оставляя на снегу кости, до блеска отшлифованные зубами. Сытые, прямиком, ступая след в след, уходили в глухое урочище, в глубокий, заросший кустами овраг на краю леса.
Надо было торопиться с облавой. Скрываясь днем в урочище, волки ночами навещали окрестные деревни верст на десять вокруг, резали неопытных собачонок, гусей; в Стоялове сгубили молодого телка. Иван беспокоился: близилось время волчьего гона, когда стаи рассыпаются, и волчицы, тревожимые самцами, не спят днем, переходят с места на место.
У Булгаковых на празднике обговорили детали облавы. Старшим команды выбрали Егора Дорофеевича Брагина, охотника заядлого, знающего все порядки.
Председатель стояловского колхоза, не чаявший как избавиться от волков, прислал в город три подводы. На них выехали Григорий Дмитриевич с Игорем, Магомаев и еще трое охотников. В Стоялове, где провели ночь, к ним присоединился лесничий Брагин.
В поле вышли незадолго до рассвета. На полпути команда разделилась. Охотники остановились покурить. К лесу отправился дядя Иван, захватив флажки для оклада. С ним ушли пятеро стояловских мужиков-загонщиков. Припадая на левую ногу, прохромал мимо Игоря пасечник Герасим Светлов в пушистой заячьей шапке. Дед Крючок взял с собой берданку. Брагин отобрал у него патроны - загонщику стрелять нельзя, - но с берданкой дед не расстался.
- Пущай хоть ружье будет, - говорил он, вытирая рукавицей сизо-красный нос. - Без оружия нам иттить никак невозможно. Армяк у меня чужой. Случись чего - мне тогда Федька Кривцов голову с корнем скрутит.
По жеребьевке Игорю и Григорию Дмитриевичу места достались рядом, у верховья оврага, на самой волчьей тропе. Лес тут был редкий, поодаль друг от друга стояли толстые березы в пухлом белом убранстве. На рыжеватом снегу выделялась цепочка свежих следов с бороздками между глубокими ямками. Волки, возвратившись с ночного набега, недавно прошли в овраг.
Справа появился дядя Иван, подвязал к ветке красный флажок, полез по сугробам дальше, разматывая бечеву. Где-то слева окладывал овраг Герасим Светлов.
Игорь, утоптав снег, плотно прижался спиной к березе. Держал навскидку ружье, настороженно поводил глазами по сторонам. Вокруг было пустынно, только из-за дальнего дерева торчал ствол ружья - там затаился отец.
День выдался пасмурный. Одноцветная белесая пелена заволокла небо. Было сумрачно. В глубине леса надрывалась, трещала сорока. Игорь чувствовал себя каким-то возмужалым и обновленным. Это ощущение новизны началось у «его в то утро, когда вернулся он на рассвете от Ольги. Дома все спали, гости разошлись часа в три. Про Игоря думали, что он остался у Соломоновых. Открыла ему Марфа Ивановна, назвала обормотом. Игорь засмеялся, обнял ее. «Тише, оглашенный», - улыбнулась бабка.
А поздно вечером Игорь, крадучись, снова ушел к Ольге. Возвратился с зарей, опустошенный бессонной ночью, счастливый от впервые испытанной близости к любимому человеку. Открылась для него новая сторона жизни, о которой раньше только догадывался: полная безмерной радости до самозабвения, обогащавшая его, раздвигавшая прежние представления. То, что совсем недавно казалось серьезным, становилось смешным и ненужным. А слово «любовь», которое прежде бездумно и часто вырывалось у него, наполнилось тайным смыслом, стало своим, сокровенным.
По-новому ощущал он и свое тело. Выбрав время, когда никого не было в комнате, раздевался до пояса, смотрел на себя в зеркало, радуясь, что у него широкие плечи, что под гладкой кожей крепкие набухают на руках мускулы.
Теперь Игорь принадлежал не только себе. О чем бы он ни думал, невольно и подсознательно в мыслях его всегда присутствовала Ольга, была незримой соучастницей всех его дел.
Неприятно было то, что мать в последние дни сухо и сдержанно обращалась с ним, будто он оскорбил ее чем-то. Отец, хоть и хмурился чаще обычного, говорил с Игорем спокойно.
С дальнего конца оврага донеслись приглушенные крики, удары палок по деревьям. Это пошли загонщики, выгоняя волков из логова вверх по оврагу, оцепленному с обеих сторон красными флажками. Игорь вскинул ружье. Гладкое ложе холодило правую щеку.
Загонщики приближались, крики становились отчетливей. Прислушиваясь к шорохам, Игорь напряженно всматривался в кусты. Глаза застилало туманом, но он боялся пошевелиться, поднять руку, чтобы вытереть их.
Выстрел, гулко раскатившийся слева, заставил Игоря вздрогнуть. «Туда пошли!» Он повернулся в ту сторону и вдруг увидел волка. Вытянув длинное серое туловище, волк медленно крался, почти полз шагах в двадцати от него, совсем не там, где ждал Игорь. Прижав острые уши, оскалив красную пасть, он спружинился перед поваленным деревом, собираясь прыгнуть.
Серый ком легко взлетел в воздух, и в эту секунду Игорь нажал курок. Волк ткнулся головой в снег, вскочил, стремительно метнулся в сторону. Игорь, уже не видя его, ударил вторым зарядом, побежал, увязая в сугробах.
В лесу бухали выстрелы, и совсем близко, и в отдалении.
Возле поваленного дерева Игорь увидел на примятом снегу ярко-красные, глубоко запавшие пятна.
- Ну, где он? Упустил? - выскочил из кустов дядя Иван, потный, с засунутыми за пояс рукавицами. - Эх, упустил, парень! Матерый на тебя шел!
Игорь молча указал на кровавый след.
- Иван, тут он! - крикнул Григорий Дмитриевич.
- Ну-у-у! Я думал - Игорь стрелял!
- Я подранка добил!
Волк лежал на боку, вытянув лапы. От красного, мокрого языка, вывалившегося на снег, шел еще легкий парок.
- Хорош зверюга! - удовлетворенно говорил Григорий Дмитриевич, наклонившись над ним. - Достань-ка кисет, Иван. Замучился без курева, пока стоял… Но ты смотри, до чего же живуч, черт. Игорь ему в шею две картечины всадил, а о» галопом на меня выскочил.
- Волчица ушла, - свертывая папиросу, рассказывал дядя Иван. - Как услышала выстрелы, назад повернула. Возле оклада проскочила. Опытная, видать, стерва. Дед Сидор ее в упор видел. И трех переярков с собой увела.
Игорь, опершись на ружье, рассматривал волка. Вблизи он не казался серым, густая шерсть его имела красноватый, ржавый оттенок. Вдоль спины по хребту тянулась ремнем черная полоса. Лобастый, широкогрудый, с подтянутым животом и сильными ногами, он и сейчас, мертвый, был по-своему красив. Его полуприкрытые, остекленевшие глаза с укором глядели на Игоря, будто спрашивали; «Зачем ты убил меня? Что я тебе сделал?»
Игорь отвернулся. Стало жаль этого ловкого, быстрого зверя, без движения валявшегося теперь на снегу.
- Ты что молчишь, парень? - обратился к нему дядя Иван.
- Так… Ноги замерзли.
- А мы вот выпьем сейчас для сугреву.
Подошли остальные охотники и загонщики, притащили еще трех добытых волков: двух молодых и одного покрупней - переярка. Брагин приказал всем разрядить ружья.
Уселись тут же, кто на пенек, кто прямо на снег, достали четыре бутылки водки. Дядя Иван охотничьим ножом резал сало.
- После честного труда выпить рюмку нет вреда, - гудел Брагин, казавшийся огромным в белом халате поверх полушубка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
- Пришел наконец, - шептала Ольга, опустившись возле него на колени.
* * *
Волчий выводок дядя Иван выследил еще по чернотропу. Едва выпал снег, начал приваживать стаю, чтобы не уходила далеко от своего логова. Вывозил на скотомогильник падаль, волки по ночам сжирали ее, оставляя на снегу кости, до блеска отшлифованные зубами. Сытые, прямиком, ступая след в след, уходили в глухое урочище, в глубокий, заросший кустами овраг на краю леса.
Надо было торопиться с облавой. Скрываясь днем в урочище, волки ночами навещали окрестные деревни верст на десять вокруг, резали неопытных собачонок, гусей; в Стоялове сгубили молодого телка. Иван беспокоился: близилось время волчьего гона, когда стаи рассыпаются, и волчицы, тревожимые самцами, не спят днем, переходят с места на место.
У Булгаковых на празднике обговорили детали облавы. Старшим команды выбрали Егора Дорофеевича Брагина, охотника заядлого, знающего все порядки.
Председатель стояловского колхоза, не чаявший как избавиться от волков, прислал в город три подводы. На них выехали Григорий Дмитриевич с Игорем, Магомаев и еще трое охотников. В Стоялове, где провели ночь, к ним присоединился лесничий Брагин.
В поле вышли незадолго до рассвета. На полпути команда разделилась. Охотники остановились покурить. К лесу отправился дядя Иван, захватив флажки для оклада. С ним ушли пятеро стояловских мужиков-загонщиков. Припадая на левую ногу, прохромал мимо Игоря пасечник Герасим Светлов в пушистой заячьей шапке. Дед Крючок взял с собой берданку. Брагин отобрал у него патроны - загонщику стрелять нельзя, - но с берданкой дед не расстался.
- Пущай хоть ружье будет, - говорил он, вытирая рукавицей сизо-красный нос. - Без оружия нам иттить никак невозможно. Армяк у меня чужой. Случись чего - мне тогда Федька Кривцов голову с корнем скрутит.
По жеребьевке Игорю и Григорию Дмитриевичу места достались рядом, у верховья оврага, на самой волчьей тропе. Лес тут был редкий, поодаль друг от друга стояли толстые березы в пухлом белом убранстве. На рыжеватом снегу выделялась цепочка свежих следов с бороздками между глубокими ямками. Волки, возвратившись с ночного набега, недавно прошли в овраг.
Справа появился дядя Иван, подвязал к ветке красный флажок, полез по сугробам дальше, разматывая бечеву. Где-то слева окладывал овраг Герасим Светлов.
Игорь, утоптав снег, плотно прижался спиной к березе. Держал навскидку ружье, настороженно поводил глазами по сторонам. Вокруг было пустынно, только из-за дальнего дерева торчал ствол ружья - там затаился отец.
День выдался пасмурный. Одноцветная белесая пелена заволокла небо. Было сумрачно. В глубине леса надрывалась, трещала сорока. Игорь чувствовал себя каким-то возмужалым и обновленным. Это ощущение новизны началось у «его в то утро, когда вернулся он на рассвете от Ольги. Дома все спали, гости разошлись часа в три. Про Игоря думали, что он остался у Соломоновых. Открыла ему Марфа Ивановна, назвала обормотом. Игорь засмеялся, обнял ее. «Тише, оглашенный», - улыбнулась бабка.
А поздно вечером Игорь, крадучись, снова ушел к Ольге. Возвратился с зарей, опустошенный бессонной ночью, счастливый от впервые испытанной близости к любимому человеку. Открылась для него новая сторона жизни, о которой раньше только догадывался: полная безмерной радости до самозабвения, обогащавшая его, раздвигавшая прежние представления. То, что совсем недавно казалось серьезным, становилось смешным и ненужным. А слово «любовь», которое прежде бездумно и часто вырывалось у него, наполнилось тайным смыслом, стало своим, сокровенным.
По-новому ощущал он и свое тело. Выбрав время, когда никого не было в комнате, раздевался до пояса, смотрел на себя в зеркало, радуясь, что у него широкие плечи, что под гладкой кожей крепкие набухают на руках мускулы.
Теперь Игорь принадлежал не только себе. О чем бы он ни думал, невольно и подсознательно в мыслях его всегда присутствовала Ольга, была незримой соучастницей всех его дел.
Неприятно было то, что мать в последние дни сухо и сдержанно обращалась с ним, будто он оскорбил ее чем-то. Отец, хоть и хмурился чаще обычного, говорил с Игорем спокойно.
С дальнего конца оврага донеслись приглушенные крики, удары палок по деревьям. Это пошли загонщики, выгоняя волков из логова вверх по оврагу, оцепленному с обеих сторон красными флажками. Игорь вскинул ружье. Гладкое ложе холодило правую щеку.
Загонщики приближались, крики становились отчетливей. Прислушиваясь к шорохам, Игорь напряженно всматривался в кусты. Глаза застилало туманом, но он боялся пошевелиться, поднять руку, чтобы вытереть их.
Выстрел, гулко раскатившийся слева, заставил Игоря вздрогнуть. «Туда пошли!» Он повернулся в ту сторону и вдруг увидел волка. Вытянув длинное серое туловище, волк медленно крался, почти полз шагах в двадцати от него, совсем не там, где ждал Игорь. Прижав острые уши, оскалив красную пасть, он спружинился перед поваленным деревом, собираясь прыгнуть.
Серый ком легко взлетел в воздух, и в эту секунду Игорь нажал курок. Волк ткнулся головой в снег, вскочил, стремительно метнулся в сторону. Игорь, уже не видя его, ударил вторым зарядом, побежал, увязая в сугробах.
В лесу бухали выстрелы, и совсем близко, и в отдалении.
Возле поваленного дерева Игорь увидел на примятом снегу ярко-красные, глубоко запавшие пятна.
- Ну, где он? Упустил? - выскочил из кустов дядя Иван, потный, с засунутыми за пояс рукавицами. - Эх, упустил, парень! Матерый на тебя шел!
Игорь молча указал на кровавый след.
- Иван, тут он! - крикнул Григорий Дмитриевич.
- Ну-у-у! Я думал - Игорь стрелял!
- Я подранка добил!
Волк лежал на боку, вытянув лапы. От красного, мокрого языка, вывалившегося на снег, шел еще легкий парок.
- Хорош зверюга! - удовлетворенно говорил Григорий Дмитриевич, наклонившись над ним. - Достань-ка кисет, Иван. Замучился без курева, пока стоял… Но ты смотри, до чего же живуч, черт. Игорь ему в шею две картечины всадил, а о» галопом на меня выскочил.
- Волчица ушла, - свертывая папиросу, рассказывал дядя Иван. - Как услышала выстрелы, назад повернула. Возле оклада проскочила. Опытная, видать, стерва. Дед Сидор ее в упор видел. И трех переярков с собой увела.
Игорь, опершись на ружье, рассматривал волка. Вблизи он не казался серым, густая шерсть его имела красноватый, ржавый оттенок. Вдоль спины по хребту тянулась ремнем черная полоса. Лобастый, широкогрудый, с подтянутым животом и сильными ногами, он и сейчас, мертвый, был по-своему красив. Его полуприкрытые, остекленевшие глаза с укором глядели на Игоря, будто спрашивали; «Зачем ты убил меня? Что я тебе сделал?»
Игорь отвернулся. Стало жаль этого ловкого, быстрого зверя, без движения валявшегося теперь на снегу.
- Ты что молчишь, парень? - обратился к нему дядя Иван.
- Так… Ноги замерзли.
- А мы вот выпьем сейчас для сугреву.
Подошли остальные охотники и загонщики, притащили еще трех добытых волков: двух молодых и одного покрупней - переярка. Брагин приказал всем разрядить ружья.
Уселись тут же, кто на пенек, кто прямо на снег, достали четыре бутылки водки. Дядя Иван охотничьим ножом резал сало.
- После честного труда выпить рюмку нет вреда, - гудел Брагин, казавшийся огромным в белом халате поверх полушубка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217