Захватил лопату. Шел рядом с Ольгой, немного смущаясь, особенно когда встречал знакомых ребят. Ольга смущения не замечала. Ей было приятно, что идет не одна: хоть не муж с ней, так брат мужа.
И на кладбище ей было не очень тяжело, потому что Славка не позволил сидеть без дела. Он принялся вырубать куски дерна у края оврага, а ее заставил носить дерн к могиле и обкладывать земляной холмик.
Вернувшись домой, Ольга взяла одеяло и отправилась в сад. Легла отдохнуть под кустом смородины, в пятнистую тень. Было очень тихо. Неподвижно застыли кроны деревьев. Лазурное небо затянуто знойной дымкой. Густо пахло липой и свежим сеном.
Ольга лежала, как в полусне. Давно не покидавшая ее щемящая боль в сердце ушла куда-то внутрь, растворилась, исчезла…
Подумала, что так легко и бездумно бывает, наверное, в раю.
Она невольно поморщилась, заслышав быстрый топот ног, одернула подол платья. Подошел Славка. Сел рядом, на краешек одеяла. Лицо красное, черными каплями выделяются на нем веснушки. Выпалил быстро:
- Слушай, Оль, ты только спокойно… Ты не волнуйся…
- Ну?! - сурово сказала она, веря, что хуже того, что есть, быть не может.
- Виктор ваш живой и здоровый!
Ольга села рывком, сильно стиснула его плечи.
- Кто сказал?
- А я на почту заходил. Письмо для тебя.
Ольга выхватила у него конверт. От нетерпения не могла читать подряд, пробегала глазами по строчкам то в одном, то в другом месте. «Дорогие!.. Нетрудно… Отдых… Купите дрова…»
Слезы брызнули у нее, закапали на письмо.
Славка сдерживал торжествующую улыбку, ожидая, пока Ольга успокоится. Ему было отчего торжествовать. За пазухой лежали еще два письма, оба от Игоря, посланные Ольге на ее прежний адрес.
Самое главное - не хватало сна. Отбой в двадцать три часа, подъем в шесть. Казалось, едва дотронешься щекой до подушки, а проклятый горнист уже выводит свое «ту-ту-ту», уже бегает по палаткам дежурный, больно тычет кулаками тех, с кого не сошла еще сонная одурь. Тело налито тяжестью, веки не поднимаются, суставы хрустят. Но надо вскакивать, натягивать шаровары, засовывать в сапоги ноги и спешить в строй, делать гимнастику. Утро в лесу холодное. Туман, сыро. На коже высыпают красные пупырышки. Едва занял место в строю, уже команда:
- Бего-о-о-ом! Марш!
Так начинался день, который казался Игорю бесконечным. Курсанты изучали оружие, уставы, основы партийно-политической работы в армии.
Заниматься приходилось по десять-двенадцать часов в сутки. Люди, привыкшие к неторопливой гражданской жизни, с трудом осваивали такую нагрузку. Однако не жаловались. Да и не на «ого было жаловаться, разве только самим на себя. Весь набор краткосрочных курсов младших политруков состоял из добровольцев: студентов гуманитарных вузов, партийных и комсомольских активистов с московских предприятий. Народ подобрался веселый и грамотный. Учеба давалась без особых трудов. Выматывало только физическое напряжение.
…Игорь, едва добравшись до палатки, плюхался на свою койку. Кряхтя снимал сапоги, рассуждал:
- На кой ляд она сдалась, эта поверка? Каждой минутой дорожим, а тут, как балбесы, стоим полчаса. И ради чего? Чтобы один раз «я» крикнуть?! Что мы, арестанты? Разбежимся, что ли? После отбоя командиры отделений пересчитали бы по пальцам каждый своих, доложили бы старшине: как было, так и осталось в отделении одиннадцать голов.
- Порядок такой, - возразили ему.
- Порядки - от человека.
- Не бунтуй, разночинец, а то тебе гражданскую казнь устроят, - подмигнул Левка Рожков, товарищ Игоря по институту, весельчак и заводила. В институте Рожков был комсоргом курса. Теперь он волею начальства - командир отделения, курсанты именуют его «унтером Пришибеевым» или просто «унтером».
- Это что же, штык, что ли, над головой сломают? - осведомился Игорь.
- Много чести. Пойдешь сортир выгребать.
- Братцы, надо же совесть иметь. Я же не какой-нибудь кадровый вояка. Я временнообязанный. Ну, за полгода двухгодичный курс пройти - это ясно. Война, нужно. Но на кой черт из меня солдафона делать?
- Философствуешь, Булгаков, философствуешь, - стягивая гимнастерку, дурашливым басом говорил Рожков. - Ты, собственно, кто такой есть?
- Рядовой, вашкородь!
- А я для тебя кто?
- Так что, значит, мой командир, вашкородь. Отец родной!
- Тэ-э-экс! - Рожков изобразил на лице брезгливость. - А вши у тебя, братец, есть?
- Никак нет! - стукнул босыми пятками Игорь. - Но не извольте беспокоиться, обзаведусь.
- А жрать ты хочешь?
- Так точно!
- Лезь, братец, в мой в чемодан, достань там баранки. Они хоть и черствые, но тебе, деревенщина, по зубам.
- Рад стараться! - гаркнул Булгаков и, сорвавшись с игры, спросил радостно: - Левка, правда?
- Доставай. На всех. Это я на станции купил, когда за бензином ездил.
- Спасибо, Левочка, - хлопнул Игорь отделенного по спине и полез под кровать. - Налетай, ребята!
Курсанты грызли твердокаменные баранки, шутили:
- С прошлой войны сохранились.
- А Игорь-то! Как кусок увидел, сразу взбодрился!
- Чего же ты хочешь, материя, она, дорогой товарищ, определяет…
- Ребята, вы наворачивайте побыстрей, - морща конопатый нос, попросил Рожков. - Сейчас отбой будет, Лезьте под одеяла и грызите там втихомолку, как суслики.
Перед началом занятий по тактике преподаватель, молодой капитан, вызвал из строя Булгакова, с любопытством посмотрел на него.
- Вас срочно требует заместитель начальника курсов по строевой части. Идите.
- Игорь был удивлен: почему заинтересовались его персоной? Ничего плохого не совершил, оценки у него сносные.
По пути Игорь несколько раз останавливался, принимал положение «смирно», подносил ладонь к виску, шептал слова доклада: «Товарищ подполковник, курсант Булгаков прибыл по вашему приказанию…»
Возле двухэтажной дачки, где помещался штаб, осмотрел себя, затянул ремень еще на две дырки, так, что трудно стало дышать. В конце коридора смело постучал в дощатую дверь. Услышав громкое «да», привычным жестом сдернул с головы пилотку. И тут же спохватился: к пустой голове руку не прикладывают. Надел снова, наугад проверяя, так ли сидит. Пауза затянулась, Игорь злился. В комнату вошел без прежней бодрости, опасаясь сделать что-либо не так.
- Товарищ подполковник, - он запнулся. - Товарищ подполковник, курсант Булгаков пришел по вашему вызову.
- Приходят поезда, - назидательно произнес начальник. - Пассажирские, курьерские и все прочие… Слабо, товарищ курсант, очень слабо.
- Верно, - согласился Игорь.
- Надо подтянуться. Вы давно у нас?
- Давно, - ответил Игорь и, подумав, добавил: - Двенадцать дней. Я на первой машине приехал.
- Да, срок порядочный, - улыбнулся подполковник. - Так вот, сегодня утром мне звонил Ермаков, просил, чтобы вас отпустили на сутки.
- А в чем дело? - удивился Игорь.
- Не знаю. Кажется, Степан Степанович уезжает… Но смотрите, Булгаков. Отпуска в город, запрещены. Не подведите меня. Отдавайте честь всем, от ефрейтора и выше. Не попадайтесь на глаза патрулям.
- Не подведу, - сказал Игорь. - Доберусь до квартиры и носа на улицу не покажу.
В палатке, торопясь, написал записку Рожкову. Схватил вещмешок - и на станцию. Почти всю дорогу бежал и успел как раз к отходу пригородного поезда. Отдышался только в вагоне.
Всего две недели пробыл Игорь в лагере, но Москва за это время сильно изменилась. Много было непривычного, бросавшегося в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
И на кладбище ей было не очень тяжело, потому что Славка не позволил сидеть без дела. Он принялся вырубать куски дерна у края оврага, а ее заставил носить дерн к могиле и обкладывать земляной холмик.
Вернувшись домой, Ольга взяла одеяло и отправилась в сад. Легла отдохнуть под кустом смородины, в пятнистую тень. Было очень тихо. Неподвижно застыли кроны деревьев. Лазурное небо затянуто знойной дымкой. Густо пахло липой и свежим сеном.
Ольга лежала, как в полусне. Давно не покидавшая ее щемящая боль в сердце ушла куда-то внутрь, растворилась, исчезла…
Подумала, что так легко и бездумно бывает, наверное, в раю.
Она невольно поморщилась, заслышав быстрый топот ног, одернула подол платья. Подошел Славка. Сел рядом, на краешек одеяла. Лицо красное, черными каплями выделяются на нем веснушки. Выпалил быстро:
- Слушай, Оль, ты только спокойно… Ты не волнуйся…
- Ну?! - сурово сказала она, веря, что хуже того, что есть, быть не может.
- Виктор ваш живой и здоровый!
Ольга села рывком, сильно стиснула его плечи.
- Кто сказал?
- А я на почту заходил. Письмо для тебя.
Ольга выхватила у него конверт. От нетерпения не могла читать подряд, пробегала глазами по строчкам то в одном, то в другом месте. «Дорогие!.. Нетрудно… Отдых… Купите дрова…»
Слезы брызнули у нее, закапали на письмо.
Славка сдерживал торжествующую улыбку, ожидая, пока Ольга успокоится. Ему было отчего торжествовать. За пазухой лежали еще два письма, оба от Игоря, посланные Ольге на ее прежний адрес.
Самое главное - не хватало сна. Отбой в двадцать три часа, подъем в шесть. Казалось, едва дотронешься щекой до подушки, а проклятый горнист уже выводит свое «ту-ту-ту», уже бегает по палаткам дежурный, больно тычет кулаками тех, с кого не сошла еще сонная одурь. Тело налито тяжестью, веки не поднимаются, суставы хрустят. Но надо вскакивать, натягивать шаровары, засовывать в сапоги ноги и спешить в строй, делать гимнастику. Утро в лесу холодное. Туман, сыро. На коже высыпают красные пупырышки. Едва занял место в строю, уже команда:
- Бего-о-о-ом! Марш!
Так начинался день, который казался Игорю бесконечным. Курсанты изучали оружие, уставы, основы партийно-политической работы в армии.
Заниматься приходилось по десять-двенадцать часов в сутки. Люди, привыкшие к неторопливой гражданской жизни, с трудом осваивали такую нагрузку. Однако не жаловались. Да и не на «ого было жаловаться, разве только самим на себя. Весь набор краткосрочных курсов младших политруков состоял из добровольцев: студентов гуманитарных вузов, партийных и комсомольских активистов с московских предприятий. Народ подобрался веселый и грамотный. Учеба давалась без особых трудов. Выматывало только физическое напряжение.
…Игорь, едва добравшись до палатки, плюхался на свою койку. Кряхтя снимал сапоги, рассуждал:
- На кой ляд она сдалась, эта поверка? Каждой минутой дорожим, а тут, как балбесы, стоим полчаса. И ради чего? Чтобы один раз «я» крикнуть?! Что мы, арестанты? Разбежимся, что ли? После отбоя командиры отделений пересчитали бы по пальцам каждый своих, доложили бы старшине: как было, так и осталось в отделении одиннадцать голов.
- Порядок такой, - возразили ему.
- Порядки - от человека.
- Не бунтуй, разночинец, а то тебе гражданскую казнь устроят, - подмигнул Левка Рожков, товарищ Игоря по институту, весельчак и заводила. В институте Рожков был комсоргом курса. Теперь он волею начальства - командир отделения, курсанты именуют его «унтером Пришибеевым» или просто «унтером».
- Это что же, штык, что ли, над головой сломают? - осведомился Игорь.
- Много чести. Пойдешь сортир выгребать.
- Братцы, надо же совесть иметь. Я же не какой-нибудь кадровый вояка. Я временнообязанный. Ну, за полгода двухгодичный курс пройти - это ясно. Война, нужно. Но на кой черт из меня солдафона делать?
- Философствуешь, Булгаков, философствуешь, - стягивая гимнастерку, дурашливым басом говорил Рожков. - Ты, собственно, кто такой есть?
- Рядовой, вашкородь!
- А я для тебя кто?
- Так что, значит, мой командир, вашкородь. Отец родной!
- Тэ-э-экс! - Рожков изобразил на лице брезгливость. - А вши у тебя, братец, есть?
- Никак нет! - стукнул босыми пятками Игорь. - Но не извольте беспокоиться, обзаведусь.
- А жрать ты хочешь?
- Так точно!
- Лезь, братец, в мой в чемодан, достань там баранки. Они хоть и черствые, но тебе, деревенщина, по зубам.
- Рад стараться! - гаркнул Булгаков и, сорвавшись с игры, спросил радостно: - Левка, правда?
- Доставай. На всех. Это я на станции купил, когда за бензином ездил.
- Спасибо, Левочка, - хлопнул Игорь отделенного по спине и полез под кровать. - Налетай, ребята!
Курсанты грызли твердокаменные баранки, шутили:
- С прошлой войны сохранились.
- А Игорь-то! Как кусок увидел, сразу взбодрился!
- Чего же ты хочешь, материя, она, дорогой товарищ, определяет…
- Ребята, вы наворачивайте побыстрей, - морща конопатый нос, попросил Рожков. - Сейчас отбой будет, Лезьте под одеяла и грызите там втихомолку, как суслики.
Перед началом занятий по тактике преподаватель, молодой капитан, вызвал из строя Булгакова, с любопытством посмотрел на него.
- Вас срочно требует заместитель начальника курсов по строевой части. Идите.
- Игорь был удивлен: почему заинтересовались его персоной? Ничего плохого не совершил, оценки у него сносные.
По пути Игорь несколько раз останавливался, принимал положение «смирно», подносил ладонь к виску, шептал слова доклада: «Товарищ подполковник, курсант Булгаков прибыл по вашему приказанию…»
Возле двухэтажной дачки, где помещался штаб, осмотрел себя, затянул ремень еще на две дырки, так, что трудно стало дышать. В конце коридора смело постучал в дощатую дверь. Услышав громкое «да», привычным жестом сдернул с головы пилотку. И тут же спохватился: к пустой голове руку не прикладывают. Надел снова, наугад проверяя, так ли сидит. Пауза затянулась, Игорь злился. В комнату вошел без прежней бодрости, опасаясь сделать что-либо не так.
- Товарищ подполковник, - он запнулся. - Товарищ подполковник, курсант Булгаков пришел по вашему вызову.
- Приходят поезда, - назидательно произнес начальник. - Пассажирские, курьерские и все прочие… Слабо, товарищ курсант, очень слабо.
- Верно, - согласился Игорь.
- Надо подтянуться. Вы давно у нас?
- Давно, - ответил Игорь и, подумав, добавил: - Двенадцать дней. Я на первой машине приехал.
- Да, срок порядочный, - улыбнулся подполковник. - Так вот, сегодня утром мне звонил Ермаков, просил, чтобы вас отпустили на сутки.
- А в чем дело? - удивился Игорь.
- Не знаю. Кажется, Степан Степанович уезжает… Но смотрите, Булгаков. Отпуска в город, запрещены. Не подведите меня. Отдавайте честь всем, от ефрейтора и выше. Не попадайтесь на глаза патрулям.
- Не подведу, - сказал Игорь. - Доберусь до квартиры и носа на улицу не покажу.
В палатке, торопясь, написал записку Рожкову. Схватил вещмешок - и на станцию. Почти всю дорогу бежал и успел как раз к отходу пригородного поезда. Отдышался только в вагоне.
Всего две недели пробыл Игорь в лагере, но Москва за это время сильно изменилась. Много было непривычного, бросавшегося в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217