Две недели провел на Южном Урале. Новостройка. До войны - маленький рабочий поселок. В январе туда подвели железнодорожную ветку. Начали строить военный завод. Он вступил бы в действие через два года. Теперь приказ - через два месяца. Когда ехал туда, думал: за такой срок невозможно. Однако нет преград энергии человека и энтузиазму. Это не громкая фраза. Это на самом деле.
Там, где был поселок, уже целый город. Палатки, бараки, землянки. Вокруг ровная, опаленная солнцем степь. Жара, духота, пыль. На поле - кирпичный корпус. Еще нет крыши, но уже смонтировано оборудование, работают станки. Рядом каменщики начали возводить новый цех. Они строят стены вокруг станков: этот цех тоже введен в действие. Началась сборка танков.
Подходят эшелоны с запада. Разгружают оборудование эвакуированного завода. Люди прямо из эшелона идут в цех. Работают по двенадцать часов. Русские, украинцы, казахи, башкиры - все вместе. Много комсомольцев. Местных, с Урала. Девушки роют котлованы под фундамент. Одна худенькая, черная, будто обугленная. На руках от лопаты кровяные мозоли. Ей делают перевязку. Я приказал идти в медпункт, а потом отдохнуть. Посмотрела снизу вверх, глаза сердитые. Сказала: у меня отец на фронте и два брата.
Людей не надо агитировать, убеждать. Они знают, как нужен завод. При мне был опробован первый танк. Люди плакали от радости. Ведь эта броня - для их братьев, отцов, мужей. Воюет не только армия, воюет весь народ, и в этом наша главная сила.
Завод начал давать новые танки Т-34. С каждым днем все больше. Он станет работать на полную мощность в установленный срок. И этот завод и многие другие: авиационные, артиллерийские, оружейные.
Помню споры несколько лет назад. Некоторые наши военные теоретики вкупе с производственниками утверждали, что нужно выпускать как можно больше танков тех образцов, какие приняты на вооружение. Другие возражали: нельзя делать ставку на БТ, у них слабая броня. Надо искать, конструировать, дать армии надежные танки - средние и тяжелые.
Долго спорили. На наше счастье, в дело вмешался Центральный Комитет. В ЦК собрали военных и конструкторов. Обсудили все и решили немедленно приступить к созданию новых танков. Теперь у нас есть Т-34 - самый лучший танк из всех, какие я знаю. И у нас и за рубежом. Есть теперь тяжелые КВ. Их мало, войска задыхаются без техники, но эти новые машины уже поступают в части. И чем дальше, тем больше.
Теперь, в эти трудные дни, стало особенно ясно, какой правильный курс держала наша партия. Курс на индустриализацию и коллективизацию. Мы со Степанычем как-то разговорились об этом. Ермаков вспомнил такие цифры: в 1929 году вся Красная Армия имела на вооружении только 7 тысяч орудий и около 200 танков и бронемашин. Это - мизерное количество. Тогда у нас почти не имелось заводов, мало было шахт, рудников, электроэнергии. Делали ширпотреб. Крестьянин ковырялся с сохой на своем клочке. Даже не верится, что все происходило только двенадцать лет назад! Двенадцать лет - но каких! Это был штурм, мирный штурм! Мартены, домны, электростанции! Пятилетки дали нам новую индустрию, создали прочную сырьевую базу в деревне.
Не будь этого, мы оказались бы сейчас голыми перед фашизмом. Нам нечем было бы воевать.
12 сентября 41 г. Москва. От Степана письмо. Обороняется на реке Судость. Пишет, что жив, бодр, прочно врылся в землю. Просит узнать про Игоря Булгакова. Ездил к нему в госпиталь на Пироговку. У него в палате пять девушек-студенток. Шефствуют над раненым. Младший политрук Булгаков - ныне гордость всего их второго курса. Ходить он еще не может, не срослась кость. Голова цела. Мечтает вырваться из богадельни и вернуться в свою дивизию. О чем и просил меня. Врач сказал, что думать об этом рано, лежать нужно еще месяца два.
14 сентября 41 г. Москва. Последнее время - кровопролитные бои в районе Киева и под Ленинградом. А на Западном фронте сравнительно тихо. Если в начале войны немцы двигались вперед по всему фронту одновременно, то теперь рывками, то в одном, то в другом месте. Они вынуждены останавливаться, отдыхать, пополнять потрепанные части.
Сейчас уже можно подвести некоторые итоги. Да, мы отступили, отдали большую территорию. Да, наши потери велики. Но немцы не смогли сломить нас. Планы фашистов сорваны дважды. Они рассчитывали захватить Москву через месяц после начала войны. Прошло уже почти три месяца, а фронт стоит в трехстах километрах от столицы. Фашисты рассчитывали добиться решающей победы за десять недель выйти на линию Ленинград - Москва - Ростов, захватить эти города. Но до сих пор фашистам удалось приблизиться только к Ленинграду.
Гудериан, Гот, Клейст - «мастера» молниеносной войны. Гитлер надеялся на их опыт и танки. А мы сорвали эту надежду. Молниеносной войны не получилось. Война становится затяжной. Близится зима. Я думаю, что сейчас немцы будут рваться вперед особенно упорно.
16 сентября 41 г. Москва. Начальник отдела вернул мне рапорт о переводе в действующую армию. Без резолюции. Только сказал: «Разорви». Это уже второй рапорт. Степан, старый хрыч, воюет, а я - курьер. Вероятно, полечу в Ленинград с пакетом. Положение там усложнилось. Город блокирован, связь по воздуху и через Ладожское озеро, Непоправимая потеря - немцы разбомбили склады имени Бадаева, где хранились основные запасы продовольствия. Сгорели мука и сахар. Восполнить запасы нет возможности. Моя задача - уточнить на месте перспективы снабжения войск.
17 сентября. Неля, девчонка, коза! Еще так недавно я звал ее куклой, кукленком. Не могу понять, что со мной! Неужели? Боюсь произнести это слово. Я вдвое старше ее. А она сказала. Пришла вчера и сказала сама. Я не знал, что ответить… Милая, чистая девушка! Я всегда скучал, долго не видя тебя, но ведь это было совсем другое чувство…
Сегодня Неля уехала со своим, цехом далеко, в Сибирь. Стояла на подножке вагона в стареньком ватнике, в платочке, такая родная мне… Мы не будем близки, это невозможно…
Простился нарочно холодно, поцеловал в щеку. Неля не плакала. Я мог заплакать. Она увезла с собой что-то привязывавшее меня к Москве. Раньше я не замечал, это было привычно. А теперь пусто и очень, очень одиноко. Хочу написать ей, рассказать что-то. Но что? Сентименты? Смешно. Написать шутливое? Грустно… Трудно будет девочке на новом месте, но как я могу помочь ей?
Говорят, что влюбленные женщины смелеют, а мужчины глупеют. Это верно. Голова - чужая.
19 сентября 41 г. Я в Ленинграде, в Смольном. С этим местом связаны воспоминания молодости. Идешь по парку. Повсюду чистота, порядок. Слева - купола старинного собора. А впереди прекрасное здание. Строгое, массивное и в то же время легкое. Даже сочетание красок на редкость удачное. Желтый цвет фасада служит фоном для белой колоннады.
В этом здании я видел Сергея Мироновича.
Сейчас в Смольном - мозг обороны. Здесь и штаб, здесь и гражданское руководство. Немцы знают об этом. Их самолеты каждый день разыскивают Смольный. Но найти непросто. Фасад скрыт густой маскировочной сеткой, сливается с парком. Крыша и сторона, обращенная к Неве, разрисованы под цвет осенних деревьев. Немецкие летчики, потеряв надежду, бомбят по площади. Рассказывают, что 8 сентября бросали особенно крупные бомбы, ориентируясь на мост Петра Первого. Самолеты заходили из-за Невы, правее моста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217