- Так, - удовлетворенно произнес пулеметчик. - Мы так и думали… Еще, значит, интересуется народ насчет урожая. Фашист много земли отхватил. Как теперь с хлебом-то? На зиму хватит?
- Урожай, товарищи, убран полностью. Продуктов у нас достаточно. Вы вот будете домой писать, не забудьте женщинам поклониться. Они в поле и за себя, и за вас работают…
Сразу же после беседы дивизионный комиссар, простившись с бойцами, пошел к своей машине. Бесстужев предложил ему поужинать.
- Неплохо бы закусить, да вот начальник не позволяет, - показал комиссар на часы.
Старшина Черновод, вспомнив, что в неприкосновенном запасе хранятся плитки трофейного шоколада, побежал в обоз. А когда возвратился, зеленая легковая машина была уже далеко, неслась по дороге, подскакивая на ухабах.
- Эх ты, жалость какая! - огорчился Черновод. - Уехал голодный, где он поест теперь, на ночь глядя? Тоже ведь незавидная у него жизнь. Забот полон рот, мотайся то туда, то сюда.
- Ничего, не переживай, - произнес Бесстужев, двигая бровями. - Он через пару часов в Харькове будет. А вот нам он задачку задал. Иди, собери командиров. Надо совет держать.
* * *
Передовые отряды немцев вышли к Ворскле в этот же день. Силы их были пока еще невелики. Фашисты попытались мелкими группами переправиться в нескольких местах через реку, но, встреченные частым беспорядочным огнем ополченцев и милиционеров, сразу же отступили. Командир милицейской роты доложил Бесстужеву, что атака отражена и что противник отброшен. Старший лейтенант в свою очередь разъяснил командиру роты, что никакой атаки не было. Немецкая разведка прощупывала нашу оборону и отошла сама, как только по ней начали стрелять. Бесстужев запретил открывать стрельбу из пулеметов по мелким группам, чтобы не выдавать расположение огневых точек.
Когда стало темнеть, немцы сели в грузовики и уехали ночевать в село, оставив на западном берегу реки боевое охранение.
Красноармейцы отдыхали в глубине леса. Измученные долгими переходами, люди крепко спали. Бесстужев и Дьяконский тоже рассчитывали выспаться наконец этой ночью. Легли на одеяло, расстеленное в шалаше, накрылись шинелями.
Но они не успели даже задремать. Старшина Черновод, дежуривший у телефона, сообщил, что на участке ополченцев через реку переплыли какая-то женщина и хочет немедленно видеть «самого главного командира».
- Пусть приведут сюда, - сказал, подавляя зевоту, Бесстужев. - Вот черт, одеться надо, - кряхтел он, доставая сапоги. - Неудобно все-таки… Ты бы волосы пригладил, - посоветовал он Виктору. - Уж больно лохматый.
Женщина пришла в сопровождении двух ополченцев. Маленькая, босая, она сначала показалась Бесстужеву совсем молодой. Она поеживалась от холода. Сквозь мокрое, прилипшее к телу платье, просвечивал белый бюстгальтер.
- Черновод, принесите сухую одежду. Да побыстрей, - распорядился Бесстужев. Протянул женщине флягу с водкой. Она оттолкнула его руку и спросила вздрагивающим голосом.
- Товарищ командир, вы тут самый главный?
- Вроде бы я, - ответил Бесстужев. - Выпейте глоток. Согреетесь.
- Нет-нет! Дайте я расскажу. Надо скорей идти к детям. Им там есть нечего, немцы все взяли себе. Но дело совсем не в этом. Нас прогнали в подвал и никому не разрешают выходить оттуда, - женщина говорила очень быстро и сумбурно, перескакивая с одного на другое. Бесстужев не перебивал ее, давая возможность успокоиться. Теперь он лучше разглядел ее. Ей было уже за тридцать. Лицо круглое, почти лишенное подбородка. Слишком большой рот и редкие зубы делали ее некрасивой.
Из слов женщины постепенно выяснилось, что зовут ее Варей и что она - воспитательница из детского дома. Когда приблизился фронт, для эвакуации детей обещали прислать грузовики. Но грузовиков долго не было. Тогда директор увел старших ребят на станцию пешком «Тридцать километров, вы представляете?!»). Он увел детей вечером, а наутро приехали немцы. Теперь все оставшиеся воспитанники сидят в подвале. Фашисты ходят по двору и стреляют: охотятся за курами и за кроликами. Кроликов много было в детском доме, а теперь они разбежались по всей территории.
И еще Варя сказала, что в подвале холодно, сыро, а среди детей есть больные. И что вообще нельзя оставлять детей там, где фашисты.
- Нельзя, - хмуро согласился Бесстужев. - Сколько там немцев?
- Немного, немного, - поспешно ответила она. - Тридцать или сорок. На двух машинах они. Ведь наш дом на отлете стоил, в стороне от шоссе. Бывшее дворянское имение. И парк, и пруд…
- Расстояние?
- Если по дороге, то километров пятнадцать. Но я напрямик, по тропинке…
- Сколько детей?
- Сорок восемь.
- Возраст?
- Всякие они. И четырех лет есть, и семи.
- Идите в шалаш, переодевайтесь, - кивком головы показал Бесстужев.
Виктор, разложив на земле карту, водил по ней пальцем, светя себе трофейной зажигалкой.
- Нашел? - Бесстужев сел рядом с ним.
- Вот тут. По прямой, действительно, километров десять… Сейчас полночь, а светать начнет в шесть. Можно успеть, а?
- Трудно, Витя. Судя по словам женщины, там взвод стоит. А то и больше.
- Возьму с собой человек сто, - уверенно, как о деле уже решенном, сказал Дьяконский.
- Сам поведешь?
- А кому же еще? Тебе нельзя. А мне не в первый раз по немецким тылам путешествовать. Ну, я людей подниму. - Виктор взял автомат.
- Переправляйся через брод против просеки. В лесу немцев нет, - напутствовал Бесстужев. - А женщину на лошадь посади. Пешком она не угонится…
Через полчаса отряд Виктора сосредоточился на западном берегу. Реку переходили по пояс в холодной воде. Это вынужденное купание взбодрило не успевших выспаться красноармейцев. Километра два пробежали бегом. Дьяконский был впереди. Растянувшуюся по просеке цепочку замыкал худой и длинноногий старший сержант Носов, считавшийся неутомимым ходоком.
Женщина, не проехав и половины пути, попросила помочь ей слезть с лошади.
- Не умею, - сказала она, будто прося извинения, - Больно мне, лучше пешком пойду.
Лес кончился. Тропинка пересекла широкое ровное поле, а потом раздвоилась. Женщина повернула вправо и первой спустилась в заросший кустами овраг.
- Теперь скоро, - предупредила она.
На окраине парка, окружавшего детский дом, Виктор остановился, подождал, пока подтянутся все красноармейцы. Тут отряд разбился на две части. Старший сержант Носов должен был со своей группой подобраться к главному входу, который охранялся часовыми, и, затаившись, ждать. В случае, если немцы поднимут тревогу, Носов должен был или уничтожить их, или заблокировать в доме.
- Только, пожалуйста, стреляйте поменьше, - попросила женщина. - Детей не пугайте.
- За это не ручаюсь, гражданочка, - ответил Носов. - Это уж как получится.
Виктор повел своих людей к задней стене дома, куда выходила дверь из подвала. С этой стороны деревья подступали к двухэтажному кирпичному зданию почти вплотную. Только неширокая аллея отделяла парк от стены. Под деревьями гуще была темнота. Ветер шелестел листвой, заглушая звук шагов.
Дьяконский вслед за женщиной пересек аллею, спустился по каменным ступеням подвала. Стараясь, чтобы не скрипнула, открыл тяжелую, окованную железом дверь. В лицо пахнуло сыростью, потянуло гнилью. Виктор зябко пошевелил плечами.
- Нагнитесь, - зашептала женщина. - Тут арка… Держитесь за мою руку, здесь еще три ступеньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217