абсолютный покой, все внимание на сердечную деяте
льность, руку временно приходилось забыть, для нее только легкая контентивная повязка, чтобы трущиеся при невольном движении отломки костей не доставляли раненому ненужных страданий. Я с удовольствием согласился и поддерживал предложение Вл. А. Обуха при
гласить вечером на новую консультацию д-ра Николая Николаевича Мамонова, большого терапевта, талантливого и удивительного мастера в подходе к больному. Такой врач нам, хирургам, был нужен, чтобы детальнее следить за изменениями в плевре и в легком. Вопро
с о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход
был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Констан-
тиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шеве-
литься, не разговаривать. На это - улыбка и слова: "ничего, ничего, хо-
рошо, со всяким революционером это может случиться". А пульса все нет и
нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока
дело не наладилось, т.-е. 4-5 недель.
Пульс восстановился только через 2-е суток, т.-е. стал таковым, что
его можно было назвать удовлетворительным. Через четыре дня общее состо-
яние настолько улучшилось, что позволительно было подумать о том, чтобы
приняться за правильное лечение перебитой руки.
Опасность инфекции как будто миновала, и могучая натура Вл. Ил. стала
быстро справляться с громадным кровоизлиянием в плевру. Выпот быстро
всасывался, сердце возвращалось к нормальному положению, дышать больному
становилось все легче и легче, а нам, врачам, становилось все труднее и
труднее: дело в том, что как только Вл. Ил. стал чувствовать себя лучше,
как только у него поокреп голос, заставить его быть спокойным, заставить
его не шевелиться, не разговаривать, заставить его поверить нам, что
опасность еще не миновала, - представлялось совершенно невозможным: он
хотел и работать, и быть в курсе всех дел. На наши приставания: всегда
улыбка, всегда очень милая, но совершенно откровенная, т.-е. "я вам ве-
рю, верю, что вы говорите по совести, но"... Вот это-то "но" и заставля-
ло нас быть благодарными переломанной руке. Рука была повешена на вытя-
жение и тем самым волей-неволей приковывала Вл. Ил. к постели. Сращение
руки шло прекрасно, и недели через 3 появилась уже настолько хорошая
спайка, что удерживать Вл. Ил. в постели не представлялось нужным, так
как вытягивающий груз можно было хорошо приспособить и при вертикальном
положении больного.
Вл. Ильич нас, врачей, меня в частности, всегда встречал очень радуш-
но и приветливо, хотя неоднократно высказывал свое неудовольствие, очень
искренно и горячо, что нас заставляют навещать его 2 раза в день, отры-
вая нас от других больных. Я ему на это всегда отвечал: "Вл. Ил., ведь
вы тоже больной и больной серьезный, со всех сторон". Раз он мне за это
"со всех сторон" и ответил довольно сердито: "а разве от "этих сторон"
болезнь течет иначе? все ведь это товарищи пристают". Я ему на это:
"обязательно, Вл. Ил., иначе, все равно, как у врачей: до 7-го колена
болезни текут всегда как-то шиворот навыворот". Вл. Ил. рассмеялся и,
сказавши: "Вас не переспоришь", со смехом стал снимать сорочку, чтобы
проделать скучную процедуру выстукивания и выслушивания легкого.
Выражаясь нашим врачебным языком, можно сказать, что случай протек
изумительно гладко: выпот в плевру рассосался бесследно, легкое распра-
вилось совершенно. Я не помню, чтобы тогда мы отмечали что-либо особен-
ное в смысле склероза, склероз был соответственный возрасту. Спайка руки
шла прекрасно, были только небольшие боли по тракту лучевого нерва, не-
большие, очевидно, зависящие от ушиба этого нерва одним из отломков сло-
манной кости. На руку был сделан протезным заводом легкий, с'емный кожа-
ный протез с шинками, с'емный, чтобы можно было сделать массаж, и Вл.
Ил., по настоянию всех врачей, уехал на несколько недель в деревню. Уе-
хать было необходимо, так как здесь, в Кремле, Вл. Ил. все-таки занимал-
ся, а отдохнуть и набраться сил после тяжелейшего ранения было нужно. В
конце сентября Вл. Ил. приехал показаться нам, лечащим врачам, т.-е. В.
М. Минцу, Н. Н. Мамонову и мне. Вл. Ил. выглядел прекрасно: бодрый, све-
жий, со стороны легких и сердца - полная норма, рука срослась прекрасно,
так что протез свободно можно было бросить; жалоба только одна: неприят-
ные, порой болевые ощущения в большом и указательном пальцах больной ру-
ки - результат указанного выше ушиба лучевого нерва. На этой консульта-
ции было решено, что д-ру Мамонову делать больше нечего, а мы, хирурги,
увидимся еще раз недели через 1 1/2 - 2. Вл. Ил. во время этой кон-
сультации долго болтал с нами, расспрашивал меня про нашу больницу,
обеспокоился тем, что у нас уже начались затруднения с отоплением корпу-
сов, что-то записал себе на бумажке, при этом долго смеялся тому, что
нигде у себя в комнате не мог найти какой-либо бумажки, говоря: "вот,
что значит быть председателем". На мой вопрос: беспокоят ли его пули, из
которых одна на шее прощупывалась очень легко и отчетливо, он ответил
отрицательно и при этом, смеясь, сказал: "а вынимать мы с вами их будем
в 1920 году, когда с Вильсоном справимся".
На последней консультации, когда мы распрощались с Вл. Ил., произошел
один маленький эпизод, который хорошо выявляет удивительную деликатность
и чуткость Вл. Ил. От Ц. К. ко мне несколько раз обращались с вопросом о
гонораре за лечение Вл. Ил. Говорил об этом и Вл. А. Обух, которого я
очень просил, чтобы этот вопрос о деньгах не поднимался.
Я эти разговоры передал, конечно, коллегам Минцу и Мамонову; нам ка-
залось совершенно невозможным представлять какой-то счет Вл. Ил., выздо-
ровление которого мы буквально сами переболели.
Вл. Ил. решил этот вопрос сам деликатно и великолепно. На последней
консультации были только я и В. М. Минц. Осмотрели, побеседовали немно-
го, попросили его некоторое время массировать руку, указывали ему на не-
обходимость беречься и позаботиться о том, чтобы в квартире было потеп-
лее. Здесь Вл. Ил. нас насмешил и сам посмеялся: "Вы говорите - потеп-
лее, велел себе электрическую печку поставить, - поставили, а оказывает-
ся это против декрета; вот как быть? - придется все-таки оставить... по
предписанию врачей". Хотим проститься (я не помню, кто с нами здесь еще
был, кажется Мария Ильинична), - Вл. Ил. встает как-то немного смущен-
ный, и говорит: "на минутку", зовет в спальню. Протягивает одной рукой
конверт В. М. Минцу, а другой - мне. И, буквально конфузясь, говорит:
"Это - за лечение, я глубоко вам благодарен, вы так много на меня трати-
ли времени". Мы с Минцем оба смешались на несколько секунд и держались
за конверты, которые оставались в руках у Вл. Ил. Выйдя из этого замеша-
тельства, я, наконец, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
льность, руку временно приходилось забыть, для нее только легкая контентивная повязка, чтобы трущиеся при невольном движении отломки костей не доставляли раненому ненужных страданий. Я с удовольствием согласился и поддерживал предложение Вл. А. Обуха при
гласить вечером на новую консультацию д-ра Николая Николаевича Мамонова, большого терапевта, талантливого и удивительного мастера в подходе к больному. Такой врач нам, хирургам, был нужен, чтобы детальнее следить за изменениями в плевре и в легком. Вопро
с о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход
был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Констан-
тиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шеве-
литься, не разговаривать. На это - улыбка и слова: "ничего, ничего, хо-
рошо, со всяким революционером это может случиться". А пульса все нет и
нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока
дело не наладилось, т.-е. 4-5 недель.
Пульс восстановился только через 2-е суток, т.-е. стал таковым, что
его можно было назвать удовлетворительным. Через четыре дня общее состо-
яние настолько улучшилось, что позволительно было подумать о том, чтобы
приняться за правильное лечение перебитой руки.
Опасность инфекции как будто миновала, и могучая натура Вл. Ил. стала
быстро справляться с громадным кровоизлиянием в плевру. Выпот быстро
всасывался, сердце возвращалось к нормальному положению, дышать больному
становилось все легче и легче, а нам, врачам, становилось все труднее и
труднее: дело в том, что как только Вл. Ил. стал чувствовать себя лучше,
как только у него поокреп голос, заставить его быть спокойным, заставить
его не шевелиться, не разговаривать, заставить его поверить нам, что
опасность еще не миновала, - представлялось совершенно невозможным: он
хотел и работать, и быть в курсе всех дел. На наши приставания: всегда
улыбка, всегда очень милая, но совершенно откровенная, т.-е. "я вам ве-
рю, верю, что вы говорите по совести, но"... Вот это-то "но" и заставля-
ло нас быть благодарными переломанной руке. Рука была повешена на вытя-
жение и тем самым волей-неволей приковывала Вл. Ил. к постели. Сращение
руки шло прекрасно, и недели через 3 появилась уже настолько хорошая
спайка, что удерживать Вл. Ил. в постели не представлялось нужным, так
как вытягивающий груз можно было хорошо приспособить и при вертикальном
положении больного.
Вл. Ильич нас, врачей, меня в частности, всегда встречал очень радуш-
но и приветливо, хотя неоднократно высказывал свое неудовольствие, очень
искренно и горячо, что нас заставляют навещать его 2 раза в день, отры-
вая нас от других больных. Я ему на это всегда отвечал: "Вл. Ил., ведь
вы тоже больной и больной серьезный, со всех сторон". Раз он мне за это
"со всех сторон" и ответил довольно сердито: "а разве от "этих сторон"
болезнь течет иначе? все ведь это товарищи пристают". Я ему на это:
"обязательно, Вл. Ил., иначе, все равно, как у врачей: до 7-го колена
болезни текут всегда как-то шиворот навыворот". Вл. Ил. рассмеялся и,
сказавши: "Вас не переспоришь", со смехом стал снимать сорочку, чтобы
проделать скучную процедуру выстукивания и выслушивания легкого.
Выражаясь нашим врачебным языком, можно сказать, что случай протек
изумительно гладко: выпот в плевру рассосался бесследно, легкое распра-
вилось совершенно. Я не помню, чтобы тогда мы отмечали что-либо особен-
ное в смысле склероза, склероз был соответственный возрасту. Спайка руки
шла прекрасно, были только небольшие боли по тракту лучевого нерва, не-
большие, очевидно, зависящие от ушиба этого нерва одним из отломков сло-
манной кости. На руку был сделан протезным заводом легкий, с'емный кожа-
ный протез с шинками, с'емный, чтобы можно было сделать массаж, и Вл.
Ил., по настоянию всех врачей, уехал на несколько недель в деревню. Уе-
хать было необходимо, так как здесь, в Кремле, Вл. Ил. все-таки занимал-
ся, а отдохнуть и набраться сил после тяжелейшего ранения было нужно. В
конце сентября Вл. Ил. приехал показаться нам, лечащим врачам, т.-е. В.
М. Минцу, Н. Н. Мамонову и мне. Вл. Ил. выглядел прекрасно: бодрый, све-
жий, со стороны легких и сердца - полная норма, рука срослась прекрасно,
так что протез свободно можно было бросить; жалоба только одна: неприят-
ные, порой болевые ощущения в большом и указательном пальцах больной ру-
ки - результат указанного выше ушиба лучевого нерва. На этой консульта-
ции было решено, что д-ру Мамонову делать больше нечего, а мы, хирурги,
увидимся еще раз недели через 1 1/2 - 2. Вл. Ил. во время этой кон-
сультации долго болтал с нами, расспрашивал меня про нашу больницу,
обеспокоился тем, что у нас уже начались затруднения с отоплением корпу-
сов, что-то записал себе на бумажке, при этом долго смеялся тому, что
нигде у себя в комнате не мог найти какой-либо бумажки, говоря: "вот,
что значит быть председателем". На мой вопрос: беспокоят ли его пули, из
которых одна на шее прощупывалась очень легко и отчетливо, он ответил
отрицательно и при этом, смеясь, сказал: "а вынимать мы с вами их будем
в 1920 году, когда с Вильсоном справимся".
На последней консультации, когда мы распрощались с Вл. Ил., произошел
один маленький эпизод, который хорошо выявляет удивительную деликатность
и чуткость Вл. Ил. От Ц. К. ко мне несколько раз обращались с вопросом о
гонораре за лечение Вл. Ил. Говорил об этом и Вл. А. Обух, которого я
очень просил, чтобы этот вопрос о деньгах не поднимался.
Я эти разговоры передал, конечно, коллегам Минцу и Мамонову; нам ка-
залось совершенно невозможным представлять какой-то счет Вл. Ил., выздо-
ровление которого мы буквально сами переболели.
Вл. Ил. решил этот вопрос сам деликатно и великолепно. На последней
консультации были только я и В. М. Минц. Осмотрели, побеседовали немно-
го, попросили его некоторое время массировать руку, указывали ему на не-
обходимость беречься и позаботиться о том, чтобы в квартире было потеп-
лее. Здесь Вл. Ил. нас насмешил и сам посмеялся: "Вы говорите - потеп-
лее, велел себе электрическую печку поставить, - поставили, а оказывает-
ся это против декрета; вот как быть? - придется все-таки оставить... по
предписанию врачей". Хотим проститься (я не помню, кто с нами здесь еще
был, кажется Мария Ильинична), - Вл. Ил. встает как-то немного смущен-
ный, и говорит: "на минутку", зовет в спальню. Протягивает одной рукой
конверт В. М. Минцу, а другой - мне. И, буквально конфузясь, говорит:
"Это - за лечение, я глубоко вам благодарен, вы так много на меня трати-
ли времени". Мы с Минцем оба смешались на несколько секунд и держались
за конверты, которые оставались в руках у Вл. Ил. Выйдя из этого замеша-
тельства, я, наконец, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108