– Далее, – уже спокойно, даже меланхолично продолжал Табадзе. – Из того, что сделано. Задействованы наши люди на всех постах таможни, в аэропортах, на железных дорогах, на автострадах. Идет поиск – пока безуспешный – трех машин: фургона «Мерседес-бенц», красных «Жигулей-девятки» и белой «Волги». Знать бы мне, что этот конопатый водитель «Жигулей» до нас на Коле Корчном засветился, причем демонстративно, когда ребята квартиру Воротаева раскручивали… Вообще, Вениамин Георгиевич, ерунда какая-то с этими красными «Жигулями». Зачем им на рожон лезть? Пока можно только предположить, что они навязывают нам какую-то свою игру.
В салоне машины зазвонил телефон. Миров поднял трубку, слушал несколько мгновений, положив трубку, сообщил:
– Нашли белую «Волгу».

Путешествие «Золотой братины»

Глава 25
Ради Дарьюшки…

Берлин, 7 ноября 1918 года
Таких заведений, как кафе «Кайзерхоф» на площади у вокзала Анхальтер, было много. За столиком у окна, из которого хорошо было видно вокзальное здание, сидели граф Оболин и Глеб Забродин. Молчали. Не смотрели друг на друга. Ждали. Оба были подавлены гибелью Саида Алмади. Алексей Григорьевич сокрушен вдвойне: он в сетях чекистов! В их руках и его судьба, и Дарьи, и «Братины»…
«Если это действительно так, – думал граф Оболин, – значит, нет Бога, нет справедливости, мир рухнул, торжествует дьявол. И Кирилл Захарович с ними? Нет, это невозможно!.. Я, кажется, схожу с ума!..»
«Если граф откажется от дальнейшего сотрудничества, – думал Глеб Забродин, – от суда – всему конец. Придется признаться: мы проиграли. „Золотая братина“ никогда не вернется в Россию».
В кафе появился Кирилл Любин, по-прежнему в клетчатом костюме, правда, без черного бархатного галстука и затемненных очков. Быстро подошел к столику и рухнул на свободный стул.
– Все обошлось, – тихо заговорил Любин. – Как и договорились. Мои показания были кратки: с убитым не знаком, просто оказались вместе в одном купе, ни о чем не разговаривали, так как попутчик не знает ни французского, ни немецкого… Полицейский (кажется, капитан) высказал свою версию: «Выясняли отношения какие-то банды. Возможно, судя по обличью убитого, марокканцы. Поскольку при нем не оказалось документов, хоронить убитого будут как бездомного бродягу». Что это значит, не знаю…
– Бедный Саид! – вырвалось у Глеба Забродина. – Мой грех: не уследил… Но как бы ни складывались обстоятельства, без топлива машина мертва.
И Глеб – с аппетитом, а Кирилл – скорее машинально приступили к еде. Граф Оболин ни к чему не притронулся. Молчание нарушил Алексей Григорьевич:
– Что же… Надо объясниться, господа. Или… Как вас теперь называть? Товарищи? – Голос графа Оболина дрожал от негодования. – Значит, вы из Чека…
– Да, Алексей Григорьевич, мы из Чека, – тихо ответил Глеб. – И наша цель – вернуть «Золотую братину» в Россию.
– Понятно, – усмехнулся граф Оболин. – «Экспроприаторов экспроприируют». Как же, читал. – Он повернулся к Любину: – Вы, Кирилл Захарович, тоже из Чека?
– Поймите… – И краска стыда залила щеки молодого историка. – Я согласился на эту работу… временную работу… только ради «Золотой братины». И вы, Алексей Григорьевич, ведь не станете отрицать… Мы с вами говорили об этом: сервиз не только золото…
– Знаю, знаю! – раздраженно перебил граф Оболин. – «Братина» – величайшее произведение искусства, достояние русского народа и прочее. Ну и что?
– Нас с вами, Алексей Григорьевич, – Забродин погасил трубку, – объединяет одно…
– Нас ничего не объединяет! – Граф Оболин стукнул кулаком по столу. Из чашечек выплеснулся кофе. – Абсолютно ничего!
– Нас с вами объединяет, – спокойно, тихо, но с напором продолжал Глеб Забродин, – одно: мы русские люди. Сейчас «Золотая братина» в Германии, в чужих руках. Давайте сегодня, когда все прояснилось, кто есть кто… давайте поставим перед собой задачу: вернуть «Братину» русскому человеку, вам, Алексей Григорьевич.
– А дальше? – Граф Оболин в упор смотрел на Забродина.
– Дальше… – Глеб запустил руки в свои густые, слегка вьющиеся волосы: признак крайнего волнения – знал Кирилл Любин. – Еще в Питере об этом было условлено: Советское правительство оплатит вам стоимость сервиза…
– Всю? – усомнился граф Оболин. – У большевиков есть триста миллионов немецких марок на какой-то графский сервиз? На величайшее, как вы, Кирилл Захарович, утверждаете, произведение искусства? Полноте! Не держите меня, господа… Впрочем, то-ва-ри-щи… Не держите меня за полного дурака. За год господства всеми своими деяниями большевики доказали: им культура противопоказана.
– Я подтверждаю, Алексей Григорьевич, – сказал Любин, – что такой разговор был. Если угодно, я поставил условие: удастся вернуть «Братину» – вы получите за нее денежную компенсацию. Мне обещали… Правда, возможно, не полную стоимость…
– Вот-вот, не полную!.. Чего уж там, Кирилл Захарович, в хорошей компании вы оказались, ничего не скажешь! Ведь большевики, ваша Чека… – граф Оболин еле сдерживал себя, чтобы не перейти на крик, – все они бандиты, разбойники с большой дороги. Разве вы не убедились в этом дома, в России?
– Подождите, граф. – В голосе Забродина появились твердые, неумолимые нотки. – Оскорблениями, упреками мы с вами вряд ли чего достигнем. Давайте представим вот что. В Чека ничего не узнали о «Золотой братине». Мы с Кириллом Захаровичем не появились у вас в гостиничном номере в Мемеле. Что из этого следует? Только одно: «Золотую братину» лжеграф – он же ваш дворецкий Толмачев – продает Нейгольбергу за тридцать пять миллионов марок и вместе с Дарьей исчезает, для вас – бесследно. Даже узнав из газет о настоящей цене сервиза, – если бы такие сведения туда проникли, – Никита Никитович никогда бы не обратился в суд, боясь разоблачения. Вы со мной согласны, Алексей Григорьевич?
После тяжелого раздумья граф Оболин кивнул:
– Согласен…
– Поэтому, – продолжал Забродин, – давайте доведем начатое до конца. У нас две задачи: вырвать у ювелира сервиз… И вернуть вам Дарью.
– Хорошо, хорошо! – заспешил граф Алексей Григорьвич. – Я остаюсь с вами. Пока… На время, до процесса. Я делаю это только из-за Дарьи, из-за моей Дарьюшки… Умоляю: верните мне ее! Умоляю…
– Мы все сделаем для этого. – И опять Забродин раскурил трубку. – Однако процесс может не состояться…
– Почему? – в крайнем удивлении перебил Кирилл Любин.
– Теперь Толмачев знает, с кем имеет дело, знает, что за графом стоит Чека… – Глеб помедлил: – И скорее всего, он рассуждает, уж простите, Алексей Григорьевич, так же, как вы: если граф Оболин выиграет процесс, злодеи-большевики заберут себе «Золотую братину» целиком, оставив вас на бобах.
– Резонно, – согласился граф Оболин, слабо улыбнувшись. – А разве, Глеб Кузьмич, не так?
– Не так! Компенсацию вы получите. Но этого не будет знать Толмачев. И, по моему убеждению, возможны два варианта поведения Толмачева. Первый вариант. Он постарается сорвать процесс, рассуждая: пусть лучше «Золотая братина» останется у Нейгольберга в Германии, чем вернется в красную Россию. А потом уж он будет думать, что делать. Мне ясно одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148