Виктор Станиславович весьма колоритен. Выше среднего роста, плотный, абсолютно седой – и голова, и очень старательно подстриженная борода. Мы даже шутили: надо создать клуб бородачей всех поколений. Ведь я господину Цукато в сыновья гожусь. Голубые глаза, носит очки в тонкой оправе, говорил, что у него зрение минус шесть. Да! Хорошая примета: ходит с тяжелой черной тростью с инкрустированным золотом набалдашником. – Все это было сказано на одном дыхании. – Может быть, у вас есть уточняющие вопросы?
– У меня вопросов нет, – покачал головой Миров. – Может быть, у Арчила Тимуровича?
Арчил промолчал – было видно, что он всецело поглощен какими-то размышлениями.
– Тогда позвольте мне спросить, – сказал граф Оболин, – как здоровье Ивана Кирилловича?
– Он уже здоров, – ответил Вениамин Георгиевич, – но пока на больничном. У него скорее психологическая травма.
– Как и у меня, – горько усмехнулся граф Оболин. В дверь постучали.
– Это ко мне, – встрепенулся Александр Петрович. – Медсестра.
Миров и Табадзе одновременно поднялись.
– Договоримся так, – сказал Миров. – Приедете в Питер – позвоните нам, как устроились. – Он передал графу визитную карточку. – Вы остановитесь в гостинице?
– Да, – ответил Оболин уже из передней, открывая дверь. – И я вам тут же позвоню.
В просторном салоне «тойоты», которая плавно катила по проспекту Мира, молчание нарушил Миров:
– Ну что, Арчил, подведем первые итоги?
– Давайте… – Табадзе казался рассеянным.
«Знаю я эту рассеянность, – подумал Миров. – Сейчас чем-нибудь ошарашит». И он начал «мозговую дуэль» – так это у них называлось.
– Первое. Похищение «Золотой братины» тщательно и давно готовилось. И готовилось профессионалами высокого класса…
– Минуту, Вениамин Георгиевич, – перебил Арчил. – С какого времени, по-вашему, готовилось?
– Ну… Очевидно, с того дня, когда граф Оболин поведал своему московскому другу господину Цукато о «Золотой братине» и завещании деда, а также о своем намерении приехать в Москву с золотым блюдом.
– Логично, но надо учесть еще одно обстоятельство…
– Какое обстоятельство? – удивился Миров.
– Никодима Ивановича Воротаева.
– То есть?
– Он был законспирирован в Музее народного искусства России более тридцати лет назад, со дня поступления туда на работу в охрану, и ждал «дня икс», готовился к нему.
– Этого Воротаева, – пожал плечами Миров, – организаторы ограбления, да хоть тот же Цукато, могли просто подкупить! Судя по всему, они в средствах не стеснены.
– Подождите, Вениамин Георгиевич! Об «Амулете» – особый разговор. Давайте пока о Воротаеве. Его не могли подкупить.
– Откуда такая уверенность?
– Во-первых, его характеристика, данная Любиным, опровергает возможность подкупа такого человека. Честен, предан делу и присяге, образец для молодых охранников. Заметьте: он был таким на протяжении более чем тридцати лет работы в музее. И вдруг – подкупили? Нет, это невозможно. Во-вторых. Сердцевина операции по похищению «Братины» – в музее. Как извлечь сервиз из-под бронированного стекла и вынести наружу? И вот все это спланировано, организовано и исполнено просто блестяще! Надо добавить: хладнокровно и ювелирно. Именно, как вы сказали, рука высочайшего профессионала.
– Согласен, – буркнул Миров.
– Есть и в-третьих… Хотя… – Арчил усмехнулся. – Откуда звонит господин Цукато нашему графу? Из квартиры Никодима Ивановича Воротаева. И с какого времени ведутся эти дружеские переговоры? Не с того момента, когда Виктор Станиславович узнает о завещании деда графа Оболина, а с самого начала их так называемого знакомства, то есть за два или три года до похищения «Золотой братины».
– Постой, Арчил, постой! – перебил с волнением Миров. – Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что, скорее всего, никакого господина Цукато не существует. Он миф, легенда, создавая которую Александр Петрович Оболин совершил несколько ошибок, переусердствовал.
– Ты подозреваешь графа Оболина?… – изумился Вениамин Георгиевич. – Подозреваешь его в похищении «Золотой братины»?
– Подозреваю.
– Да, но они же чуть не убили его!
– Согласен, это аргумент веский. Однако надо разобраться и все проанализировать. Я договорился о встрече с лечащим врачом, с той приятной дамой – помните?
– Ну нет, я категорически отвергаю версию о графе Оболине – похитителе сервиза.
– Почему?
– Ты не все знаешь. Любин передал мне архивные материалы – три увесистые папки, – в них вся история сервиза «Золотая братина», начиная с его создания во времена Екатерины Второй.
– Так какого же черта?! – яростно перебил Арчил. – Почему вы мне ничего не сказали об этом? Вы ведь знаете мой метод чтения. Я читаю ровно в десять раз быстрее вас. Вот что, глубокоуважаемый шеф: дайте мне, пожалуйста, эти папки на сегодняшнюю ночь. Категорически на этом настаиваю.
– Договорились, – усмехнулся Миров, – ты их получишь. Но только на одну ночь. А теперь продолжай, рассказывай о твоих подозрениях насчет графа Оболина.
Арчил молчал. Машина уже ехала по Садовому кольцу, очень медленно, с частыми остановками: наступало обеденное время, час пробок.
– Я слушаю, я тебя слушаю, – нетерпеливо повторил Вениамин Георгиевич.
– Слушайте, – желчно, но уже успокоившись, заговорил Арчил. – Итак… Зададим себе сакраментальный вопрос: кто знал о завещании графа Алексея Григорьевича Оболина, деда нашего бородатого знакомого? Два человека. Только два человека, Вениамин Георгиевич! Это директор музея Любин… Да и то он забыл о двадцатипятилетней дате! Письмо графа напомнило ему об этом. Вторым человеком является граф Оболин. И инициатива во всех драматических последних событиях, связанных с сервизом, принадлежит ему.
– Есть третья сторона, заинтересованная в «Золотой братине», – тихо продолжил Миров. – Может быть, правильнее сказать, была… О ней ты узнаешь из папок с архивными материалами.
– Черт! – Табадзе едва сдерживал нетерпение. – Я хочу взяться за эти материалы немедленно!
– Сейчас заедем ко мне домой, и я вручу тебе папки. Но давай еще раз: что мы сделали, что имеем… И план действий на завтра.
– Мало чего мы имеем, – невесело усмехнулся Арчил. – Идет поиск по нашим и милицейским картотекам двух реальных людей: Воротаева и Дакунина. Пока безуспешный. Если бы удалось достать хотя бы одного из них! Лучше – Воротаева. Кстати! Есть у меня одна идея. Вы хорошо помните докладную Федора Рябушкина о «дне рождения» Воротаева в помещении охраны музея? Толковый парень этот Рябушкин, умеет обращать внимание на незначительные детали. Никодим Иванович сидит в кресле, пока готовится застолье, наверняка в диком напряжении – уже приехал в музей граф Оболин со своими «телохранителями». Сидит и смотрит по телевизору велогонку по странам Европы. И… Вот странное дело! Болеет за польскую команду. С чего бы? Конечно, крохотная зацепка. Но вдруг? Я предлагаю обратиться к польским коллегам в Интерпол…
– Принимается! – азартно подхватил эту идею Миров. – Сегодня же перекинем в Варшаву и в Париж по факсу фотографию относительно молодого Воротаева и наши вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
– У меня вопросов нет, – покачал головой Миров. – Может быть, у Арчила Тимуровича?
Арчил промолчал – было видно, что он всецело поглощен какими-то размышлениями.
– Тогда позвольте мне спросить, – сказал граф Оболин, – как здоровье Ивана Кирилловича?
– Он уже здоров, – ответил Вениамин Георгиевич, – но пока на больничном. У него скорее психологическая травма.
– Как и у меня, – горько усмехнулся граф Оболин. В дверь постучали.
– Это ко мне, – встрепенулся Александр Петрович. – Медсестра.
Миров и Табадзе одновременно поднялись.
– Договоримся так, – сказал Миров. – Приедете в Питер – позвоните нам, как устроились. – Он передал графу визитную карточку. – Вы остановитесь в гостинице?
– Да, – ответил Оболин уже из передней, открывая дверь. – И я вам тут же позвоню.
В просторном салоне «тойоты», которая плавно катила по проспекту Мира, молчание нарушил Миров:
– Ну что, Арчил, подведем первые итоги?
– Давайте… – Табадзе казался рассеянным.
«Знаю я эту рассеянность, – подумал Миров. – Сейчас чем-нибудь ошарашит». И он начал «мозговую дуэль» – так это у них называлось.
– Первое. Похищение «Золотой братины» тщательно и давно готовилось. И готовилось профессионалами высокого класса…
– Минуту, Вениамин Георгиевич, – перебил Арчил. – С какого времени, по-вашему, готовилось?
– Ну… Очевидно, с того дня, когда граф Оболин поведал своему московскому другу господину Цукато о «Золотой братине» и завещании деда, а также о своем намерении приехать в Москву с золотым блюдом.
– Логично, но надо учесть еще одно обстоятельство…
– Какое обстоятельство? – удивился Миров.
– Никодима Ивановича Воротаева.
– То есть?
– Он был законспирирован в Музее народного искусства России более тридцати лет назад, со дня поступления туда на работу в охрану, и ждал «дня икс», готовился к нему.
– Этого Воротаева, – пожал плечами Миров, – организаторы ограбления, да хоть тот же Цукато, могли просто подкупить! Судя по всему, они в средствах не стеснены.
– Подождите, Вениамин Георгиевич! Об «Амулете» – особый разговор. Давайте пока о Воротаеве. Его не могли подкупить.
– Откуда такая уверенность?
– Во-первых, его характеристика, данная Любиным, опровергает возможность подкупа такого человека. Честен, предан делу и присяге, образец для молодых охранников. Заметьте: он был таким на протяжении более чем тридцати лет работы в музее. И вдруг – подкупили? Нет, это невозможно. Во-вторых. Сердцевина операции по похищению «Братины» – в музее. Как извлечь сервиз из-под бронированного стекла и вынести наружу? И вот все это спланировано, организовано и исполнено просто блестяще! Надо добавить: хладнокровно и ювелирно. Именно, как вы сказали, рука высочайшего профессионала.
– Согласен, – буркнул Миров.
– Есть и в-третьих… Хотя… – Арчил усмехнулся. – Откуда звонит господин Цукато нашему графу? Из квартиры Никодима Ивановича Воротаева. И с какого времени ведутся эти дружеские переговоры? Не с того момента, когда Виктор Станиславович узнает о завещании деда графа Оболина, а с самого начала их так называемого знакомства, то есть за два или три года до похищения «Золотой братины».
– Постой, Арчил, постой! – перебил с волнением Миров. – Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что, скорее всего, никакого господина Цукато не существует. Он миф, легенда, создавая которую Александр Петрович Оболин совершил несколько ошибок, переусердствовал.
– Ты подозреваешь графа Оболина?… – изумился Вениамин Георгиевич. – Подозреваешь его в похищении «Золотой братины»?
– Подозреваю.
– Да, но они же чуть не убили его!
– Согласен, это аргумент веский. Однако надо разобраться и все проанализировать. Я договорился о встрече с лечащим врачом, с той приятной дамой – помните?
– Ну нет, я категорически отвергаю версию о графе Оболине – похитителе сервиза.
– Почему?
– Ты не все знаешь. Любин передал мне архивные материалы – три увесистые папки, – в них вся история сервиза «Золотая братина», начиная с его создания во времена Екатерины Второй.
– Так какого же черта?! – яростно перебил Арчил. – Почему вы мне ничего не сказали об этом? Вы ведь знаете мой метод чтения. Я читаю ровно в десять раз быстрее вас. Вот что, глубокоуважаемый шеф: дайте мне, пожалуйста, эти папки на сегодняшнюю ночь. Категорически на этом настаиваю.
– Договорились, – усмехнулся Миров, – ты их получишь. Но только на одну ночь. А теперь продолжай, рассказывай о твоих подозрениях насчет графа Оболина.
Арчил молчал. Машина уже ехала по Садовому кольцу, очень медленно, с частыми остановками: наступало обеденное время, час пробок.
– Я слушаю, я тебя слушаю, – нетерпеливо повторил Вениамин Георгиевич.
– Слушайте, – желчно, но уже успокоившись, заговорил Арчил. – Итак… Зададим себе сакраментальный вопрос: кто знал о завещании графа Алексея Григорьевича Оболина, деда нашего бородатого знакомого? Два человека. Только два человека, Вениамин Георгиевич! Это директор музея Любин… Да и то он забыл о двадцатипятилетней дате! Письмо графа напомнило ему об этом. Вторым человеком является граф Оболин. И инициатива во всех драматических последних событиях, связанных с сервизом, принадлежит ему.
– Есть третья сторона, заинтересованная в «Золотой братине», – тихо продолжил Миров. – Может быть, правильнее сказать, была… О ней ты узнаешь из папок с архивными материалами.
– Черт! – Табадзе едва сдерживал нетерпение. – Я хочу взяться за эти материалы немедленно!
– Сейчас заедем ко мне домой, и я вручу тебе папки. Но давай еще раз: что мы сделали, что имеем… И план действий на завтра.
– Мало чего мы имеем, – невесело усмехнулся Арчил. – Идет поиск по нашим и милицейским картотекам двух реальных людей: Воротаева и Дакунина. Пока безуспешный. Если бы удалось достать хотя бы одного из них! Лучше – Воротаева. Кстати! Есть у меня одна идея. Вы хорошо помните докладную Федора Рябушкина о «дне рождения» Воротаева в помещении охраны музея? Толковый парень этот Рябушкин, умеет обращать внимание на незначительные детали. Никодим Иванович сидит в кресле, пока готовится застолье, наверняка в диком напряжении – уже приехал в музей граф Оболин со своими «телохранителями». Сидит и смотрит по телевизору велогонку по странам Европы. И… Вот странное дело! Болеет за польскую команду. С чего бы? Конечно, крохотная зацепка. Но вдруг? Я предлагаю обратиться к польским коллегам в Интерпол…
– Принимается! – азартно подхватил эту идею Миров. – Сегодня же перекинем в Варшаву и в Париж по факсу фотографию относительно молодого Воротаева и наши вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148