– Здесь где-то дверь… – еле переводя дыхание, сказал Забродин, – в бункер…
– Надо все вверх дном перевернуть. – Десантник сел на ящик с кирпичами, шумно и часто дыша. – Времени нет.
Оба прислушались – в замке Вайбер было тихо. В библиотеку вбежал младший лейтенант Семин, парень лет двадцати двух с совершенно еще юношеским лицом, светловолосый, веснушчатый, с пушком на щеках. Но в карих глазах было столько злобы, ненависти, что смотреть в них невозможно…
– Все, – выдохнул он. – Взяли.
– Что Мартин? – спросил Забродин, страшась ответа.
– Дышит. Но весь живот разворочен. Без сознания.
– Ничего не сказал?
– Сначала одно слово: «Дарья». А потом непонятно: труба канализационная, засада, Никита… – Семин по-детски шмыгнул носом. – Бред, товарищ старший лейтенант. Его Петр Будинов перевязывает, у него аптечка.
– Вот что, Семин… – И уже понимал Глеб Кузьмич, чувствовал: убили Мартина Сарканиса, проработавшего разведчиком в Германии двадцать семь лет. – Вот что… На-ка список и схему залов. – Он вынул из внутреннего кармана куртки плотный лист бумаги, свернутый пополам. – Только вряд ли все найдем. Они вон уже и картины, и коллекции поснимали. Основное – братина… Ты видел? Перед витриной ящики. Один заколоченный, другой, кажется, наполовину пустой. Вокруг это золото… – И вдруг Глеб Кузьмич сорвался на крик: – Будь оно проклято!.. Ладно… – тут же оборвал он себя. – Проверить, что в первом ящике, и уложить в оба весь сервиз. Вернее, то, что есть, и главное – саму братину. Она основа всего. Кстати! Что в этих ящиках? Надо бы вскрыть.
– Один момент, – заявил десантник в коричневой куртке совершенно геркулесовских размеров и, поднявшись с ящика, на котором сидел, одним рывком отодрал сразу две доски. – Кирпичи! – с удивлением воскликнул он. – И ватой обернуты.
– Понятно. Подменить хотел Никита… – Забродин шагнул к двери. – Значит, так… Сначала упаковка золотого сервиза и остальных вещей по списку, что удастся разыскать. Все грузить в машину. Потом… – Глеб Кузьмич вздохнул. – Всех наших убитых – тоже в машину. Это ты, младший лейтенант.
– Есть! – вытянулся Семен.
– А ты, Евдокимов, возьми еще одного-двух, и сосчитайте убитых немцев. Всего охраны двенадцать человек. Да шестеро приехавших. Надо обыскать замок, территорию…
– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!
– Исполняйте. И на все дела нам минут тридцать – сорок, не более.
Десантники вышли из библиотеки. Глеб Кузьмич Забродин опустился на ящик с кирпичами. Тайная библиотека в замке Вайбер, старинные фолианты с золочеными обрезами, бюст Гёте на полу с отколовшейся головой, в нише мраморный Гейне с пустыми глазницами. Где-то рядом Никита Толмачев… Может быть, сейчас смотрит на него из замаскированного укрытия (ведь где-то здесь вход в бункер, который строили смертники – пленные советские солдаты). Нет, Толмачев не ощущался рядом. Сейчас он спасает свою шкуру. Забродин тряхнул головой… Но наваждение не проходило. Наваждение, ирреальность… Он на юге Германии, средневековый замок, война, смерть, убитые… Мартин! Мартин… Глеб Кузьмич боялся увидеть его сейчас, потому что… Не было ответа. Странным образом встал перед глазами барак в зоне на Колыме в голубоватой дымке людского дыхания, и рядом с ним умирающий на нарах немец старик, деятель Коминтерна, попавший в советский лагерь в 1935 году. Он конвульсивно подтягивал к костлявому лицу в жесткой седой щетине замызганную полу бушлата и шептал с паузами: «Чушь… Все чушь… Только ты… Только ты… Герта… Герта…»
Глеб Кузьмич снова тряхнул головой. Убитые, кругом убитые: немцы, наши. Вокруг альпийская весна. Как дурманяще, кружа голову, пахло преображающейся землей, когда они спускались по ручью к шоссе! И неправдоподобно огромная луна скатывалась за холмистый горизонт, уступая место зыбкому свету мартовского утра. Золото… «Золотая братина», сотворенная уральскими мастерами в XVIII веке. Здесь, в немецком замке… Зачем? Зачем? Господи! Да что же такое жизнь человеческая?… «Дарья! – ослепило Забродина, разрушив полусон в непонятной, непостижимой ирреальности. – Ведь Мартин сказал: Дарья…»
Глеб Кузьмич уже шел через малый зал, где трое десантников во главе с младшим лейтенантом Семиным укладывали во второй ящик предметы золотого сервиза. Он перешагнул через мертвое тело бригаденфюрера Вайтера, так и лежащий в дверях: голова была повернута набок, на лице застыло выражение изумления и детской досады, и еще проступило в нем нечто сатанински-лукавое. И – или чудится? – серой тянет от трупа товарища Фарзуса. Забродин отвернулся, испытав чувство внезапного сожаления и жалости.
«Первый коттедж от ворот…» Дверь оказалась запертой. На стук никто не ответил. Глеб Кузьмич с размаху навалился на дверь, и она, слетев с петель, рухнула внутрь террасы. Он прошел через гостиную, в которой был полный порядок. Заглянул в ванную комнату – пусто. Толкнул следующую за ванной дверь. Странный тяжелый запах ударил в ноздри. Похоже, крепкие духи, смешанные еще с чем-то… По полу разбросана одежда, широкая кровать не застлана, одеяло сбито горой у стены. Одна дверца платяного шкафа полуоткрыта. «Там…» – понял Забродин, холодея от ужаса и неизбежности. Глеб Кузьмич медленно подошел к шкафу и распахнул обе дверцы.
Запутавшись в сорванных с вешалок платьях, мертвая Дарья сидела в профиль к Забродину, ноги уперты в стенку шкафа, голова неестественно отвалилась на плечо, лицо залито черной кровью. Застывшей левой рукой Дарья сжимала золотую цепочку медальона на шее. Рядом с ней валялся окровавленный тяжелый бронзовый подсвечник.
Помедлив несколько мгновений, Забродин с трудом разогнул холодные пальцы, высвободил из руки Дарьи золотую цепочку, снял медальон с шеи мертвой женщины и спрятал его в карман куртки. Недалеко прозвучала короткая автоматная очередь, за ней вторая. Забродин не отреагировал. Он выволок из шкафа тело Дарьи, опустил его на пол, и оно медленно распрямилось, что-то екнуло в животе трупа или в груди. Забродин ощутил подступающий приступ рвоты. Распахнув ударом кулака окно, он постоял перед ним, глубоко дыша свежим воздухом.
Потом Глеб Кузьмич с трудом поднял тело, перекинул через плечо головой назад, шатаясь от тяжести, вышел из коттеджа, с трудом спустился с крыльца, медленно переставляя ноги, и побрел по гравийной дорожке к воротам замка. В висках стучало, туман, какая-то серая муть застилала глаза. К нему уже бежали двое десантников. Передавая им свою тяжелую ношу, Забродин тихо сказал:
– В машину…
Прошло еще некоторое время, выпавшее, провалившееся куда-то для Глеба Кузьмича. Он обнаружил себя сидящим на ступенях объекта три, и странный звон стоял вокруг, а может быть, он звучал только в его ушах. Возле крытого грузовика в ряд лежали пять убитых десантников. Молодые лица были обращены вверх, к небу, и на всех снизошли умиротворение и покой. Чуть в стороне лежала Дарья и застывшими глазами смотрела в небо.
«Надо глаза закрыть», – подумал Глеб Кузьмич, но не шевельнулся.
Младший лейтенант Семин и еще один десантник подавали геркулесу Евдокимову (он стоял в кузове) плоские ящики, скатанные в рулоны гобелены.
– Теперь давайте ребят, – прозвучал голос младшего лейтенанта Семина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148