Он вернулся к подруге и снова просил принять его, но она отказала. Он обошел все пивнушки, там тоже кругом отказ. И вот Пит опять вернулся ко мне, оттопав 18 миль в страшную жару и страдая от похмелья.
Вошел он ко мне и говорит: «Что вы мне тогда пытались сказать?» Я отвечаю: «Виноват, Пит, но я уже воткнул. Могу лишь вот что предложить: у меня большой огороженный двор позади дома. Там найдешь старый тюфяк, можешь на нем спать. Если пойдет дождь, что маловероятно, оттащи его под навес. Если похолодает, что маловероятно, я дам тебе одеяло. Если захочешь пить, там снаружи дома есть кран, а утром стукни тихонько в кухонную дверь, и моя жена выдаст тебе банку тушеных бобов со свининой».
Мы пошли к воротам, и я добавил: «Если ты хочешь, чтобы я конфисковал твои ботинки для предупреждения побега, тебе придется долго меня упрашивать». Упрашивать он не стал, так что обошлось без конфискации.
Днем ко мне из Мичигана приехали моя младшая дочь и внучка. Поставив машину под навес, дочь спросила: «Что это за человек сидит на заднем дворе, голый до пояса, и вид у него совсем больной?» – «Это Пит, мой пациент. Он алкоголик. Обдумывает жизнь». Дочь говорит: «У него на груди большой шрам. Меня интересует медицина. Я пойду поговорю с ним, узнаю, откуда у него этот шрам». «Верно, девчонки, пойдите, поговорите с ним», – поддержал я.
Пит сидел на лужайке, и ему было одиноко и очень жаль себя. Возможность поговорить с девушками его обрадовала. Он рассказал им всю свою жизнь. О чем он говорил, я не знаю, но он никак не мог выговориться.
Моя дочь узнала, что во время одного ограбления он получил пулю в сердце, срочно был доставлен в больницу и прооперирован на открытом сердце. Кровь из сердца откачали и зашили. А после этого он отсидел срок в тюрьме.
Девочки проговорили с ним до самого вечера, а потом моя дочь спросила: «Пит, что бы ты хотел сегодня на обед?» Пит ответил: «Я бы выпил пинту-дру-гую, но этого мне не видать». Дочка подтвердила со смехом: «Нет, этого не видать. Я сама приготовлю тебе обед». Дочь у меня отменная кулинарка и обед для Пита она приготовила на славу. Он такого в жизни не едал, уплетал за обе щеки.
Утром дочь приготовила такой же роскошный завтрак и опять девочки проговорили с ним весь день. Они хорошо узнали Пита.
Проведя четверо суток у меня во дворе, Пит попросил разрешения сходить к своей приятельнице. Он оставил у нее свой старый автомобиль. Возможно, удастся его подремонтировать и продать долларов за 25. У меня не было никаких законных прав удерживать Пита у себя во дворе. Хочет уйти? Его право. Пусть идет. Пит вернулся с 25 долларами в кармане.
Он сказал, что хочет все обдумать, и провел во дворе ночь. Наутро он попросил разрешения пойти поискать работу. Вернулся он с двумя предложениями. Одна работа была легкая, хорошо оплачиваемая, но на неопределенный срок. Другое место – тяжелая работа на заводе, но постоянная и с хорошей оплатой.
Пит сказал, что ему нужно подумать, какую работу выбрать. Он провел во дворе еще одну ночь. Утром он сообщил о своем решении пойти работать на завод. Он объяснил мне, что 25 долларов ему хватит, чтобы снять дешевую комнату и продержаться на сосисках и гамбургерах до первой зарплаты.
В свой первый свободный вторник он пришел к своей подруге и сказал: «Одевайся. Пойдем со мной». «Никуда я с тобой не пойду», – ответила она. «Нет, пойдешь, – сказал Пит, – даже если мне придется вынести тебя на руках». «Куда же это ты собираешься меня нести?» – спросила его любезная. «В Общество анонимных алкоголиков. Нам обоим туда нужно».
Они регулярно стали туда ходить. Через две недели Пит произнес свою первую речь, которую начал так: «Любой пьяница, будь он самый беспросветный забулдыга, может стать трезвенником и остаться им. Для этого в качестве стартовой площадки ему нужен задний двор». (Смех.)
Походив вместе с Питом к Анонимным алкоголикам, его приятельница пришла ко мне на лечение. Она решила, что ее дочери должны окончить среднюю школу, а затем поступить на курсы машинописи и стенографии и честно зарабатывать себе на жизнь. Они заслуживают лучшей доли, чем была у их матери.
Насколько мне известно, вот уже пятый год Пит не пьет и добросовестно работает на своем заводе. А моя психотерапия заключалась в том, что, закрыв его на заднем дворе, я сказал: «Если ты хочешь, чтобы я конфисковал твои ботинки для предупреждения побега, тебе придется долго меня упрашивать». Моя работа в тюрьме помогла мне узнать кое-что о своеобразном понятии чести у заключенных. Мои слова были обращены к этому чувству чести.
Я полагаю, что врач должен дать пациенту возможность обдумать свои проблемы в благоприятной обстановке. Такова роль врача и не более того.
Взять все эти правила гештальт-терапии, психоанализа, трансактного анализа… Теоретики излагают их в учебниках так, словно все люди похожи друг на друга. Что касается меня, то за 50 лет практики я убедился: каждый человек – это индивидуальность. В каждом пациенте я видел и старался подчеркнуть его индивидуальность, его особенности.
В примере с Питом я воззвал к его чувству чести, как его понимает уголовник, и тем самым смог удержать его на заднем дворе, где он обдумал свою жизнь. Пит мне сказал, что моя дочь и внучка – пришельцы с другой планеты. Они не похожи ни на одну из тех женщин, которых он знал. Они, ей-ей, с другой планеты. (Эриксон улыбается.)
Года два спустя моя дочь приехала домой из медицинского института и сказала: «Хочу обследовать сердце Пита». Мы позвонили Питу и попросили прийти к нам. Дочь самым тщательным образом выслушала его сердце, проверила давление и сказала: 'Все в норме, Пит". «А я вам сразу мог это сказать», – ответил Пит. (Эриксон улыбается.)
Нельзя изменить прошлое. Заглянуть в него полезно. Но пациенты живут сегодня. Каждый день вносит изменения в вашу жизнь.
Только подумайте о переменах в нашем веке. В 1900 году мы путешествовали на лошадях или поездом. Если бы кому-нибудь вздумалось полететь на Луну, он угодил бы в клинику для душевнобольных. Генри Форду советовали завести себе лошадь. Ему говорили: «Эта бензиновая повозка никогда-никогда не заменит лошадь».
Сколько было бунтов против строительства железных дорог в этой стране. Как-то в библиотеке Бостона я читал подшивки газет с яростными выступлениями против железных дорог. А мы их построили. И автомобили у нас есть. Когда начали вводить автобусные линии, и здесь не обошлось без предубеждений. А теперь автобусных маршрутов не счесть.
В двадцатых годах, когда доктор Годдард заговорил о запуске ракеты на Луну, многие считали, что ему место в психушке. В 1930 году я читал научную статью, в которой какой-то физик доказывал, что если самолет будет двигаться со скоростью, превышающей скорость звука, он распадется на молекулы, то же произойдет и с пилотом. И вот летают реактивные самолеты, преодолевая звуковой барьер, – и пилот жив, и самолет невредим.
Недавно я на собственном опыте убедился, что в ближайшей мастерской на ремонт машины может уйти от недели до двух. Но если надо отремонтировать сложнейший механизм на планете Марс, то достаточно полутора дней. (Эриксон улыбается.)
Зигфрид (Смотрит вопросительно.)
Эриксон:На Марсе очень сложный механизм можно отремонтировать за полтора дня.
Зигфрид:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93