ты не имеешь пра-
ва. Они в тебя поверили. С этого дня мне стало легче.
Через месяц я плакала от радости. Я услышала, как
самый маленький трехлетний Тони сказал мальчику из
соседнего дома: <Наша мама - самая лучшая>. Взрос-
лые дети, правда, такого долго не говорили>,
Гмайнер понимал: у каждого могут появиться
сомнения, наступить слабые минуты жизни. Но он отби-
рал женщин, у которых чувство долга, ответственности
за ребенка должно превысить все колебания. Ему это
удавалось: матерей-воспитательниц, оставивших детей,
не было. Несмотря на то что не встречались и матери,
у которых начало новой жизни протекало безболез-
ненно, легко.
Дневник, отрывок из которого я уже приводила,
писался для себя. И для себя же определялось, во имя
чего все это делается:
<Вечер. Я валюсь с ног и почти боюсь, что кому-то
из детей придет в голову еще раз позвать меня. Я де-
лаю все, что могу, может быть, еще больше. Но если
я сдамся, дети пропали. Никто их не будет любить. Но
кто сможет их действительно любить такими, какие
они есть? Так много в них испорченного. Собственно
говоря, все. Все детство. Слушать их переживания -
не пожелаешь никому. Я вспоминаю мое прекрасное
детство. Действительно ли я еще всерьез верю, что
судьбу этих детей можно повернуть к лучшему? Я верю
в это хотя бы потому, что я должна и хочу верить>.
Дневники начались в первой детской деревне.
Гмайнер сказал матерям: это хорошо, если вы будете
хотя бы понемножку записывать каждый день. Это по-
может вам потом сравнивать, оценивать, так ли посту-
пали. Записывать каждый день не удавалось, но тетра-
дочки в клеточку были у всех.
Одна из них и сегодня хранится в издательстве
в Инсбруке в столе Херберта Ген-
зера. Он к этой тетрадке имеет непосредственное
отношение. Дневник писался Антонией Каммерландер,
воспитавшей его. Ее он до сих пор зовет и считает своей
матерью. А его дети говорят: <Мы поедем к бабушке?>
Антониа Кеммерландер разрешила мне опублико-
вать выдержки из дневника.
<Мой первый день в качестве матери-воспитатель-
ницы в детской деревне я начала с твердым внутрен-
ним убеждением, что делаю это с богом в сердце. Я не
могу описать чувства, которые мною владели. Если
женщина становится детям хорошей матерью, это про-
исходит только с помощью Бога, Но как прекрасно с
другой стороны быть матерью. Думать, что можно
способствовать воспитанию из запущенных детей доб-
рых работящих людей. Одна эта мысль приносит мно-
го радости...
Вот уже два месяца я работаю и живу в Имсте.
Моих ребят я знаю хорошо - внешне. И немножко, на-
деюсь, знаю, что они собой представляют внутри.
Я так много пережила радостного в это время. Теперь
моя жизнь наполнилась смыслом. Она наполнилась
криком и визгом, а иногда воплями и плачем.
Недавно мне сказал один из моих мальчиков: я
ему стала родной. Такой малыш. Он очень обрадовал
меня, это признание было искренним.
Мой старший становится взрослым. Это кажется
мне почти плохо. Еще нет пятнадцати, а уже столько
глупостей в голове... Он уже начинает интересоваться
девочками. И сопротивляется своему взрослению.
А это не всегда легко...
Мальчики рассказывают о женщине, которая трево-
жится о своем ребенке, строит планы, хотя он еще ма-
ленький, и т. д. Вальтер говорит задумчиво: <Если бы
была такая мать, которая так бы о нас беспокоилась>.
Я думаю, что он вспомнил о своих родителях, когда
говорил об этом. А я сказала, что буду делать все, что
в моих силах, и заботиться о нем. У него появились
слезы на глазах.
Я подумала, что у детей, не знавших своего дома,
особая потребность в любви и доброте. И особенная
потребность быть понятыми. Даже больше, чем у де-
тей из нормальных семей.
Двое маленьких играют, и у меня оказалось немно-
го времени, чтобы записать кое-что в дневник. ;
Сегодня о том, как протекает обычный день. Я гово-
рю обычный, так как у нас случается и очень много
необычного. 1
Итак, я встаю примерно без четверти шесть. Пока.
я привожу себя в порядок, уже шесть, я делаю кофе
и готовлю бутерброды. В четверть шестого бужу де-
тей. Это в том случае, если они идут к школьной мес-
се, если нет, дети встают полседьмого. Без четверти
семь мы все собираемся за завтраком. В семь часов
пятнадцать минут школьники уже ушли из дома. Если
только случайно не рвутся все завязки у ботинок и каж-
дый найдет свою нейлоновую сумочку для завтрака и
если ничего другого не случится.
Первая половина дня, пока я убираюсь, проходит
быстро, дети приходят к обеду, а в час они должны
опять вернуться в школу. После обеда, если удастся,
я вздремну, а в полчетвертого до без пятнадцати че-
тыре должны прийти первые школьники. Я говорю:
<должны>, так как часто маленькие тратят на обрат-
ную дорогу час или два. Все зависит от того, есть ли в
Имсте что-то новое посмотреть или нет. Ученики на-
чальной школы делают домашние задания сразу, как
возвращаются домой. В шесть все должно быть убрано,
потому что после этого - ужин. Обувь чистится до
ужина. После ужина Иоганна, Маргарет и Петерль идут
спать. И пока я укладываю маленьких, большие дети
приводят в порядок общую комнату, кухню и перед-
нюю. Потом остается какое-то время перед тем, как
идти спать, когда мы - в зависимости от настроения
или расположения духа - мастерим, поем или играем.
Мальчики иногда возятся, <от всего сердца>, говорит
всегда Вернер и показывает при этом, что это большое
удовольствие. Мне достается тогда на следующее утро
опять убирать главную комнату, так что моя выгода
огромна! Но при этом я сама охотно смотрю, как маль-
чики меряются силами. Так что скучно у нас не бы-
вает, этого не скажет никто.
Я думаю при этом всегда: они должны быть веселы.
Честное веселье признается и богом и людьми. И кто
знает, может быть, этим вытесняются какие-то дур-
ные мысли или дурные дела. Я представляю, если бы я
отсылала их в постель рано, слишком рано, большие
мальчики не могли бы так рано заснуть и придумали
бы что-нибудь.
Вчера я получила брата Маргарет - Романа. Это-
му мальчонке сейчас 15 месяцев. Он толстенький и
очень добродушный. Когда он улыбается, кажется, что
заглядывает солнце.
Собственно говоря, я хотела написать снова что-то
о моих старших мальчиках. Но это так. Как матери мне
не хочется говорить о недостатках своих детей, а мно-
го хорошего в них сейчас я не замечаю...>
Вот, наверное, то главное, что с самого начала от-
личало этих женщин: стремление не говорить о не-
достатках своих детей. И радоваться, и заранее лю-
бить тех маленьких, которых судьба свела с ними:
<...Девочка из Южного Тироля шести лет, очень жи-
вая, веселая и шаловливая. Она говорит: я кошечка
и целует всех в доме подряд. Кажется, она немка,
но говорит по-итальянски лучше, чем по-немецки. Она
так мила и очаровательна, что вряд ли можно нари-
совать более красивое личико... Сначала с новеньким
всегда тяжело. Но это пройдет...>
Конечно же, были и огорчения, и слезы, и серьез-
ные разочарования, и размолвки. Но об этом -
вскользь, а больше о самых маленьких радостях, о
светлых днях. Не о разъединяющем - о соединяющем,
об общем. Педагогика любви и добра - это доказы-
вает вся история педагогики - всегда была самой эф-
фективной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
ва. Они в тебя поверили. С этого дня мне стало легче.
Через месяц я плакала от радости. Я услышала, как
самый маленький трехлетний Тони сказал мальчику из
соседнего дома: <Наша мама - самая лучшая>. Взрос-
лые дети, правда, такого долго не говорили>,
Гмайнер понимал: у каждого могут появиться
сомнения, наступить слабые минуты жизни. Но он отби-
рал женщин, у которых чувство долга, ответственности
за ребенка должно превысить все колебания. Ему это
удавалось: матерей-воспитательниц, оставивших детей,
не было. Несмотря на то что не встречались и матери,
у которых начало новой жизни протекало безболез-
ненно, легко.
Дневник, отрывок из которого я уже приводила,
писался для себя. И для себя же определялось, во имя
чего все это делается:
<Вечер. Я валюсь с ног и почти боюсь, что кому-то
из детей придет в голову еще раз позвать меня. Я де-
лаю все, что могу, может быть, еще больше. Но если
я сдамся, дети пропали. Никто их не будет любить. Но
кто сможет их действительно любить такими, какие
они есть? Так много в них испорченного. Собственно
говоря, все. Все детство. Слушать их переживания -
не пожелаешь никому. Я вспоминаю мое прекрасное
детство. Действительно ли я еще всерьез верю, что
судьбу этих детей можно повернуть к лучшему? Я верю
в это хотя бы потому, что я должна и хочу верить>.
Дневники начались в первой детской деревне.
Гмайнер сказал матерям: это хорошо, если вы будете
хотя бы понемножку записывать каждый день. Это по-
может вам потом сравнивать, оценивать, так ли посту-
пали. Записывать каждый день не удавалось, но тетра-
дочки в клеточку были у всех.
Одна из них и сегодня хранится в издательстве
зера. Он к этой тетрадке имеет непосредственное
отношение. Дневник писался Антонией Каммерландер,
воспитавшей его. Ее он до сих пор зовет и считает своей
матерью. А его дети говорят: <Мы поедем к бабушке?>
Антониа Кеммерландер разрешила мне опублико-
вать выдержки из дневника.
<Мой первый день в качестве матери-воспитатель-
ницы в детской деревне я начала с твердым внутрен-
ним убеждением, что делаю это с богом в сердце. Я не
могу описать чувства, которые мною владели. Если
женщина становится детям хорошей матерью, это про-
исходит только с помощью Бога, Но как прекрасно с
другой стороны быть матерью. Думать, что можно
способствовать воспитанию из запущенных детей доб-
рых работящих людей. Одна эта мысль приносит мно-
го радости...
Вот уже два месяца я работаю и живу в Имсте.
Моих ребят я знаю хорошо - внешне. И немножко, на-
деюсь, знаю, что они собой представляют внутри.
Я так много пережила радостного в это время. Теперь
моя жизнь наполнилась смыслом. Она наполнилась
криком и визгом, а иногда воплями и плачем.
Недавно мне сказал один из моих мальчиков: я
ему стала родной. Такой малыш. Он очень обрадовал
меня, это признание было искренним.
Мой старший становится взрослым. Это кажется
мне почти плохо. Еще нет пятнадцати, а уже столько
глупостей в голове... Он уже начинает интересоваться
девочками. И сопротивляется своему взрослению.
А это не всегда легко...
Мальчики рассказывают о женщине, которая трево-
жится о своем ребенке, строит планы, хотя он еще ма-
ленький, и т. д. Вальтер говорит задумчиво: <Если бы
была такая мать, которая так бы о нас беспокоилась>.
Я думаю, что он вспомнил о своих родителях, когда
говорил об этом. А я сказала, что буду делать все, что
в моих силах, и заботиться о нем. У него появились
слезы на глазах.
Я подумала, что у детей, не знавших своего дома,
особая потребность в любви и доброте. И особенная
потребность быть понятыми. Даже больше, чем у де-
тей из нормальных семей.
Двое маленьких играют, и у меня оказалось немно-
го времени, чтобы записать кое-что в дневник. ;
Сегодня о том, как протекает обычный день. Я гово-
рю обычный, так как у нас случается и очень много
необычного. 1
Итак, я встаю примерно без четверти шесть. Пока.
я привожу себя в порядок, уже шесть, я делаю кофе
и готовлю бутерброды. В четверть шестого бужу де-
тей. Это в том случае, если они идут к школьной мес-
се, если нет, дети встают полседьмого. Без четверти
семь мы все собираемся за завтраком. В семь часов
пятнадцать минут школьники уже ушли из дома. Если
только случайно не рвутся все завязки у ботинок и каж-
дый найдет свою нейлоновую сумочку для завтрака и
если ничего другого не случится.
Первая половина дня, пока я убираюсь, проходит
быстро, дети приходят к обеду, а в час они должны
опять вернуться в школу. После обеда, если удастся,
я вздремну, а в полчетвертого до без пятнадцати че-
тыре должны прийти первые школьники. Я говорю:
<должны>, так как часто маленькие тратят на обрат-
ную дорогу час или два. Все зависит от того, есть ли в
Имсте что-то новое посмотреть или нет. Ученики на-
чальной школы делают домашние задания сразу, как
возвращаются домой. В шесть все должно быть убрано,
потому что после этого - ужин. Обувь чистится до
ужина. После ужина Иоганна, Маргарет и Петерль идут
спать. И пока я укладываю маленьких, большие дети
приводят в порядок общую комнату, кухню и перед-
нюю. Потом остается какое-то время перед тем, как
идти спать, когда мы - в зависимости от настроения
или расположения духа - мастерим, поем или играем.
Мальчики иногда возятся, <от всего сердца>, говорит
всегда Вернер и показывает при этом, что это большое
удовольствие. Мне достается тогда на следующее утро
опять убирать главную комнату, так что моя выгода
огромна! Но при этом я сама охотно смотрю, как маль-
чики меряются силами. Так что скучно у нас не бы-
вает, этого не скажет никто.
Я думаю при этом всегда: они должны быть веселы.
Честное веселье признается и богом и людьми. И кто
знает, может быть, этим вытесняются какие-то дур-
ные мысли или дурные дела. Я представляю, если бы я
отсылала их в постель рано, слишком рано, большие
мальчики не могли бы так рано заснуть и придумали
бы что-нибудь.
Вчера я получила брата Маргарет - Романа. Это-
му мальчонке сейчас 15 месяцев. Он толстенький и
очень добродушный. Когда он улыбается, кажется, что
заглядывает солнце.
Собственно говоря, я хотела написать снова что-то
о моих старших мальчиках. Но это так. Как матери мне
не хочется говорить о недостатках своих детей, а мно-
го хорошего в них сейчас я не замечаю...>
Вот, наверное, то главное, что с самого начала от-
личало этих женщин: стремление не говорить о не-
достатках своих детей. И радоваться, и заранее лю-
бить тех маленьких, которых судьба свела с ними:
<...Девочка из Южного Тироля шести лет, очень жи-
вая, веселая и шаловливая. Она говорит: я кошечка
и целует всех в доме подряд. Кажется, она немка,
но говорит по-итальянски лучше, чем по-немецки. Она
так мила и очаровательна, что вряд ли можно нари-
совать более красивое личико... Сначала с новеньким
всегда тяжело. Но это пройдет...>
Конечно же, были и огорчения, и слезы, и серьез-
ные разочарования, и размолвки. Но об этом -
вскользь, а больше о самых маленьких радостях, о
светлых днях. Не о разъединяющем - о соединяющем,
об общем. Педагогика любви и добра - это доказы-
вает вся история педагогики - всегда была самой эф-
фективной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49