Там и сям
каркали голодные вороны.
Мы сели на влажную от дождя скамейку, и Нина
начала:
- Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших
классов называются младшими, а те, которые в по-
следних классах, - это старшие. Мы, младшие, <обо-
жаем> старших. Это уже так принято у нас в институ-
те. Каждая из младших выбирает себе <душку>, под-
ходит к ней здороваться по утрам, гуляет по празд-
никам с нею в зале, угощает конфетами и знакомит
со своими родными во время приема, когда допускают
родных на свидание. Вензель <душки> вырезывается
перочинным ножом на <тируаре> (пюпитре), а неко-
торые выцарапывают его булавкой на руке или пишут
чернилами ее номер, потому что каждая из нас в ин-
ституте записана под известным номером. А иногда
имя <душки> пишется на стенах и окнах... Для <душ-
ки>, чтобы быть достойной ходить с нею, нужно сде-
лать что-нибудь особенное, совершить, например, ка-
кой-нибудь подвиг: или сбегать ночью на церковную
паперть, или съесть большой кусок мыла - да мало
ли чем можно проявить свою стойкость и смелость.
Я никого не обожала еще. Галочка, я была слишком
горда, но недавно... недавно, - тут вдруг прервала
дня: __ Побожись мне три раза, что ты никому н-
выдашь мою тайну.
- Изволь, - и я исполнила ее желание.
__ Видишь ли, - продолжала Нина оживлен-
Q _ незадолго до твоего поступления к нам я была
больна лихорадкой и сильно кашляла. Пока я лежала
в жару, в мое отделение привели еще одну больную,
ставшую Ирочку Трахтенберг. Она так ласково об-
иашалась со мною, ничем не давая мне понять, что
я младшая, <седьмушка>, а она первоклассница.
Мы вместе поджаривали хлеб в лазаретной печке,
целые ночи болтали о доме. Ирочка - шведка, но
ее родители живут теперь здесь, в Петербурге; она не-
тоеменно хочет познакомить меня с ними. Ее отец,
кажется консул или просто член посольства - не
знаю только что-то очень важное. Ирочка почему-то
молчит когда Я ее об этом спрашиваю. У них под
Стокгольмом большой замок. Ах, Галочка, какая она
милочка дуся! Какие у нее глаза, синие, синие...
,i волосы, как лен! Впрочем, ты сама сейчас увидишь.
Только ты НИКОМУ, никому не говори, Галочка, о моем
обожанье а то Бельская и Крошка поднимут меня на
мех А я этого не позволю: княжна Джаваха не долж-
ia унижать себя. Последние слова Нина произнесла
гордым достоинством, делавшим особенно милым
ее красивое личико.
_ Теперь ть1 увидишь <душку>!.. - таинственно
1ообщила она мне.
В последнюю аллею стали приходить старшие, в
таких же безобразных клеках, как и наши, но на их
-щательно причесанных головках были накинуты
вместо полинялых лиловых косынок <собственные>
шелковые шарфы разных цветов.
Они разгуливали чинно и важно и разговаривали
шепотом.
_ Смотри, вот она. - И Нина до боли сжала мне
руку.
В конце аллеи появились две институтки в возрас-
те от 16 до 18 лет каждая. Одна из них темная и
смуглая девушка с нечистым цветом лица, другая -
светлая льняная блондинка.
- Вот она - Ирочка, - волнуясь шептала княж-
на, указывая на блондинку, - с нею Аюта Михай-
лова, ее подруга.
Девушки поравнялись с нами, и я заметила над-
менно вздернутую верхнюю губку и бесцветные, во-
дянистые глаза на прозрачно-хрупком, некрасивом
личике.
- Это и есть твоя Ирочка? - спросила я.
- Да, - чуть слышно, взволнованным голосом
ответила княжна.
<Душка> Нины мне не понравилась. В ее лице и
фигуре было что-то отталкивающее. А она, моя милая
княжна, вся вспыхнув от удовольствия, подошла по-
целовать Ирочку, ничуть не стесняясь ее подруги,
очевидно посвященной в тайну... Белокурая шведка
совершенно равнодушно ответила на приветствие
княжны.
- Ты её очень любишь? - спросила я Нину,
когда молодые девушки были далеко от нас.
- Ужасно, Галочка! Я ее люблю первой после па-
пы!.. За нее я готова претерпеть все гонения <синя-
вок>... Я ее буду обожать до самого выпуска.
Все это было сказано так восторженно-пылко,
что у меня на душе, где-то далеко-далеко зашевели-
лось незнакомое мне до сих пор чувство ревности.
Я ревновала мою милую, славную подружку к <бело-
брысой> шведке, как я уже мысленно окрестила Ироч-
ку Трахтенберг.
ГЛАВА VII
СУББОТА. В ЦЕРКВИ. ПИСЬМО
Прошло шесть дней с тех пор, как стены институ-
та гостеприимно приняли меня. Наступила суббота,
так страстно ожидаемая всеми институтками, боль-
шими и маленькими. С утра субботы уже пахло пред-
стоявшим праздничным днем. Субботний обед был
из ряда вон плох, что нимало не огорчало институ-
ток: в воображении мелькали завтрашние пирож-
ные, карамели, пастилки, которые приносились <в
прием> Добрыми родными. Надежда на приятное
<немецкое> дежурство в воскресенье тоже немало
способствовала общему оживлению. М-ль Арно, <Пу-
гач>, как ее называли институтки, была дружно пре-
зираема ими; зато милая, добрая <Булочка>, или
<Кись-Кись>, - фрейлейн Генинг - возбуждала об-
щую симпатию своим ласковым отношением к нам.
В 5/2 часов нас отвели наверх в дортуар и при-
казали переодеться перед всенощной в чистые пе-
редники.
За последние шесть дней я не жила, а точно не-
слась куда-то, подгоняемая все новыми и новыми
впечатлениями. Моя дружба с Ниной делалась все
теснее и неразрывнее с каждым днем. Странная и
чудная девочка была эта маленькая княжра! Она ни
разу не приласкала меня, ни разу даже fae назвала
Людой, но в ее милых глазках, обращенных ко мне,
я видела такую заботливую ласку, такую теплую
привязанность, что моя жизнь в чужих, мрачных ин-
ститутских стенах становилась как бы сноснее.
В тот день мы решили после <спуска газа>, т. е. по-
сле того, как погасят огонь, поболтать о <доме>. Нина
плохо себя чувствовала последние два дня; ненастная
петербургская осень отразилась на хрупком организ-
ме южанки. Миндалевидные черные глазки Нины
лихорадочно загорались и тухли поминутно, синие
жилки бились под прозрачно-матовой кожей нежного
виска. Сердитый Пугач не раз заботливо предлагал
княжне <отдохнуть> день-другой в лазарете.
- Ни за что! - говорила она мне своим милым
гортанным голоском. - Пока ты не привыкнешь. Га-
лочка, я тебя не оставлю.
Мне хотелось в эти минуты броситься на шею моей
добровольной покровительнице, но Нина не терпела
<лизанья>, и я сдерживалась.
Суббота улыбалась нам обеим. Мы еще за три
дня решили посвятить время после церкви на писание
писем домой.
Ровно в шесть часов особенный, тихий и звучный
продолжительный звонок заставил нас быстро вы-
строиться в пары и по нашей <парадной> лестнице
подняться в четвертый этаж.
На церковной площадке весь класс остановился и, -
как один человек, ровно и дружно опустился на ко-
лени. Потом, под предводительством м-ль Арно, все
чинно по парам вошли в церковь и встали впереди,
у самого клироса, с левой стороны. За нами было ме-
сто следующего шестого класса.
Небольшая, но красивая и богатая институтская
церковь сияла золоченым иконостасом, большими.
образами в золотых ризах, украшенных каменьями,
с пеленами, вышитыми воспитанницами. Оба клироса
пока еще пустовали. Певчие воспитанницы приходили
последними. Я рассматривала и сравнивала эту бога-
тую по убранству церковь с нашим бедным, неза-
тейливым деревенским храмом, куда каждый празд-
ник мы ездили с мамой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
каркали голодные вороны.
Мы сели на влажную от дождя скамейку, и Нина
начала:
- Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших
классов называются младшими, а те, которые в по-
следних классах, - это старшие. Мы, младшие, <обо-
жаем> старших. Это уже так принято у нас в институ-
те. Каждая из младших выбирает себе <душку>, под-
ходит к ней здороваться по утрам, гуляет по празд-
никам с нею в зале, угощает конфетами и знакомит
со своими родными во время приема, когда допускают
родных на свидание. Вензель <душки> вырезывается
перочинным ножом на <тируаре> (пюпитре), а неко-
торые выцарапывают его булавкой на руке или пишут
чернилами ее номер, потому что каждая из нас в ин-
ституте записана под известным номером. А иногда
имя <душки> пишется на стенах и окнах... Для <душ-
ки>, чтобы быть достойной ходить с нею, нужно сде-
лать что-нибудь особенное, совершить, например, ка-
кой-нибудь подвиг: или сбегать ночью на церковную
паперть, или съесть большой кусок мыла - да мало
ли чем можно проявить свою стойкость и смелость.
Я никого не обожала еще. Галочка, я была слишком
горда, но недавно... недавно, - тут вдруг прервала
дня: __ Побожись мне три раза, что ты никому н-
выдашь мою тайну.
- Изволь, - и я исполнила ее желание.
__ Видишь ли, - продолжала Нина оживлен-
Q _ незадолго до твоего поступления к нам я была
больна лихорадкой и сильно кашляла. Пока я лежала
в жару, в мое отделение привели еще одну больную,
ставшую Ирочку Трахтенберг. Она так ласково об-
иашалась со мною, ничем не давая мне понять, что
я младшая, <седьмушка>, а она первоклассница.
Мы вместе поджаривали хлеб в лазаретной печке,
целые ночи болтали о доме. Ирочка - шведка, но
ее родители живут теперь здесь, в Петербурге; она не-
тоеменно хочет познакомить меня с ними. Ее отец,
кажется консул или просто член посольства - не
знаю только что-то очень важное. Ирочка почему-то
молчит когда Я ее об этом спрашиваю. У них под
Стокгольмом большой замок. Ах, Галочка, какая она
милочка дуся! Какие у нее глаза, синие, синие...
,i волосы, как лен! Впрочем, ты сама сейчас увидишь.
Только ты НИКОМУ, никому не говори, Галочка, о моем
обожанье а то Бельская и Крошка поднимут меня на
мех А я этого не позволю: княжна Джаваха не долж-
ia унижать себя. Последние слова Нина произнесла
гордым достоинством, делавшим особенно милым
ее красивое личико.
_ Теперь ть1 увидишь <душку>!.. - таинственно
1ообщила она мне.
В последнюю аллею стали приходить старшие, в
таких же безобразных клеках, как и наши, но на их
-щательно причесанных головках были накинуты
вместо полинялых лиловых косынок <собственные>
шелковые шарфы разных цветов.
Они разгуливали чинно и важно и разговаривали
шепотом.
_ Смотри, вот она. - И Нина до боли сжала мне
руку.
В конце аллеи появились две институтки в возрас-
те от 16 до 18 лет каждая. Одна из них темная и
смуглая девушка с нечистым цветом лица, другая -
светлая льняная блондинка.
- Вот она - Ирочка, - волнуясь шептала княж-
на, указывая на блондинку, - с нею Аюта Михай-
лова, ее подруга.
Девушки поравнялись с нами, и я заметила над-
менно вздернутую верхнюю губку и бесцветные, во-
дянистые глаза на прозрачно-хрупком, некрасивом
личике.
- Это и есть твоя Ирочка? - спросила я.
- Да, - чуть слышно, взволнованным голосом
ответила княжна.
<Душка> Нины мне не понравилась. В ее лице и
фигуре было что-то отталкивающее. А она, моя милая
княжна, вся вспыхнув от удовольствия, подошла по-
целовать Ирочку, ничуть не стесняясь ее подруги,
очевидно посвященной в тайну... Белокурая шведка
совершенно равнодушно ответила на приветствие
княжны.
- Ты её очень любишь? - спросила я Нину,
когда молодые девушки были далеко от нас.
- Ужасно, Галочка! Я ее люблю первой после па-
пы!.. За нее я готова претерпеть все гонения <синя-
вок>... Я ее буду обожать до самого выпуска.
Все это было сказано так восторженно-пылко,
что у меня на душе, где-то далеко-далеко зашевели-
лось незнакомое мне до сих пор чувство ревности.
Я ревновала мою милую, славную подружку к <бело-
брысой> шведке, как я уже мысленно окрестила Ироч-
ку Трахтенберг.
ГЛАВА VII
СУББОТА. В ЦЕРКВИ. ПИСЬМО
Прошло шесть дней с тех пор, как стены институ-
та гостеприимно приняли меня. Наступила суббота,
так страстно ожидаемая всеми институтками, боль-
шими и маленькими. С утра субботы уже пахло пред-
стоявшим праздничным днем. Субботний обед был
из ряда вон плох, что нимало не огорчало институ-
ток: в воображении мелькали завтрашние пирож-
ные, карамели, пастилки, которые приносились <в
прием> Добрыми родными. Надежда на приятное
<немецкое> дежурство в воскресенье тоже немало
способствовала общему оживлению. М-ль Арно, <Пу-
гач>, как ее называли институтки, была дружно пре-
зираема ими; зато милая, добрая <Булочка>, или
<Кись-Кись>, - фрейлейн Генинг - возбуждала об-
щую симпатию своим ласковым отношением к нам.
В 5/2 часов нас отвели наверх в дортуар и при-
казали переодеться перед всенощной в чистые пе-
редники.
За последние шесть дней я не жила, а точно не-
слась куда-то, подгоняемая все новыми и новыми
впечатлениями. Моя дружба с Ниной делалась все
теснее и неразрывнее с каждым днем. Странная и
чудная девочка была эта маленькая княжра! Она ни
разу не приласкала меня, ни разу даже fae назвала
Людой, но в ее милых глазках, обращенных ко мне,
я видела такую заботливую ласку, такую теплую
привязанность, что моя жизнь в чужих, мрачных ин-
ститутских стенах становилась как бы сноснее.
В тот день мы решили после <спуска газа>, т. е. по-
сле того, как погасят огонь, поболтать о <доме>. Нина
плохо себя чувствовала последние два дня; ненастная
петербургская осень отразилась на хрупком организ-
ме южанки. Миндалевидные черные глазки Нины
лихорадочно загорались и тухли поминутно, синие
жилки бились под прозрачно-матовой кожей нежного
виска. Сердитый Пугач не раз заботливо предлагал
княжне <отдохнуть> день-другой в лазарете.
- Ни за что! - говорила она мне своим милым
гортанным голоском. - Пока ты не привыкнешь. Га-
лочка, я тебя не оставлю.
Мне хотелось в эти минуты броситься на шею моей
добровольной покровительнице, но Нина не терпела
<лизанья>, и я сдерживалась.
Суббота улыбалась нам обеим. Мы еще за три
дня решили посвятить время после церкви на писание
писем домой.
Ровно в шесть часов особенный, тихий и звучный
продолжительный звонок заставил нас быстро вы-
строиться в пары и по нашей <парадной> лестнице
подняться в четвертый этаж.
На церковной площадке весь класс остановился и, -
как один человек, ровно и дружно опустился на ко-
лени. Потом, под предводительством м-ль Арно, все
чинно по парам вошли в церковь и встали впереди,
у самого клироса, с левой стороны. За нами было ме-
сто следующего шестого класса.
Небольшая, но красивая и богатая институтская
церковь сияла золоченым иконостасом, большими.
образами в золотых ризах, украшенных каменьями,
с пеленами, вышитыми воспитанницами. Оба клироса
пока еще пустовали. Певчие воспитанницы приходили
последними. Я рассматривала и сравнивала эту бога-
тую по убранству церковь с нашим бедным, неза-
тейливым деревенским храмом, куда каждый празд-
ник мы ездили с мамой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49