как результат уверенности в своих силах.
И ещё дальше – ободрительный обзор. Будущего нам нечего бояться. Если в начале революции была рознь между Петроградом и фронтом – то теперь единение с фронтом всё тесней. И каждый день уничтожает разницу в настроении Петрограда и провинции. А внутри страны идёт колоссальная работа, организация выборов в Совет крестьянских депутатов – нарождается ещё новая сила в помощь демократическим силам рабочих и солдат.
– Вооружитесь терпением, товарищи! Не терпением рабской России, а терпением людей, созидающих новую жизнь! Власть – вы получите, но не захватом, а рассчитанными шагами.
Чернов даже очень способствовал задаче президиума – как-нибудь протянуть эти часы пустого Совета. И мог бы ещё долго говорить, но очень уж напирал список. Стали давать ораторам не больше пяти минут.
Ещё же один боевой большевик, с неподходящей фамилией Плаксин: Совету рабочих депутатов немедленно брать власть! (И регот большевиков с мест.)
В ответ уговаривает эсер Каплан: не диким криком толпы выражать свою волю, а организацией! От нашего сегодняшнего тут решения (верил ли он, что тут решается?) зависит судьба российского пролетариата, а может быть пролетариата всего мира. Пусть Исполнительный Комитет встретится с Временным правительством, пусть они вынесут продуманное решение!
И меньшевик Гольцман: нота – провокационная выходка, но мы верим Исполнительному Комитету!
И – внеочередный балтийский матрос, не снимая чепчика с ленточками:
– Я к вам – представитель войск, восставших против Временного правительства! Мы требуем отставки Милюкова! Или наше министерство или гражданская война!!
В зале – разноречивый рёв. И прочёл кой-как сбитые фразы резолюции, будто бы принятой войсками на Мариинской площади. Не поймаешь, что такой резолюции не было, – а в зале начинается раскачка, размах, не предвиденный президиумом: этот Совет, пожалуй, непрошенно начнёт решать? Невообразимый шум.
– Назовите ваше имя! Кто вы такой?
Не объясняет.
Но Станкевич предвидел, и, подготовленный им, выступает солдат из Исполнительной комиссии:
– Хорошо, мы свергнем правительство, а кто заменит его? Мы? Так у нас руки дрожат, и ещё как задрожат. Нет, не надо нам строить карточных домиков, которые сдунуть будет ещё легче, чем Николая II. Не надо нам азартной игры.
И аплодируют ему шумно, опять зал повернулся. Успех.
Но сейчас же полез анархист:
– Немедленный захват власти! Немедленная социальная революция! Есть исторические примеры! Нельзя ждать ни минуты!
И опять большевик:
– Сегодня мы ещё можем бороться с Милюковыми, а завтра их силы могут вырасти!
Тут как бочку масла на взволнованное море, выпустили от Исполкома Бройдо. Этот сперва по ветру: Милюков не понимает положения вещей, и идёт вразрез с желаниями революционной демократии, он имеет в виду интересы буржуазии, а не рабочего класса. А вот и против ветра: но если мы возьмём власть в свои руки, не внесём ли мы раскол в демократию? Ведь с нами – не весь народ, часть народа против нас, а другие слои сейчас с нами, но отвернутся от нас, если мы восстанем? И это неправда, будто сегодня воинские части хотели занять дворец и арестовать правительство. Не было такого. А если б это случилось – это было бы преступлением против демократии.
Чхеидзе, который уже и с Исполкомом не справляется, не то что с двухтысячным Советом (а ещё вызывали его и наружу, к толпе на набережной), пытается наставить ослабшим голосом: Исполнительный Комитет должен теперь ехать на совещание с правительством. Ещё записано сорок человек – но мы не можем уже обсуждать. А вы сейчас разойдитесь по городу – повлияйте на революционные массы, пусть будут готовы к борьбе, если она понадобится. Но пусть будут уверены, что Исполком предпримет всё. А завтра мы соберёмся, обсудим.
Президиум потянулся уходить, а закрыть собрание предоставили Скобелеву. У него глотка сильная, но большевики громче:
– Продолжать собрание!
– Предлагаем избрать председателем товарища Ленина!
Которого тут и нет, – но новый взрыв рёва!
Такого случая ни разу не было на Совете от первого дня революции. Скобелев:
– Призывать к гражданской войне – преступление против свободы народа. Собрание объявляю закрытым до завтра.
Крики:
– Нет! Продолжать!
А ещё ж и с набережной гул, и там не расходятся!!
Собрание распадается на множество мелких митингов. Большевики выскакивают на возвышение. Сейчас соединят и продолжат Совет?
Как же это легко поджигается!
Выскакивает всё тот же Каплан:
– И что? Это будет обман России! Вы тут вынесете решение – а Россия будет думать: решил Совет рабочих депутатов?
Кто из зала и потянулись, потянулись на выход, не хотят без президиума.
Кто: – Наш долг идти на улицу, к революционному народу!
Большевики неистовствуют:
– Идите торговаться!
– Лакействуйте!
– Сговаривайтесь с Милюковым, как обмануть народ!
Кто вываливал вон, кто сплачивался в кучки, кипеть.
Всё смешалось.
61
Войска с Мариинской площади ушли, но площадь нисколько не успокоилась, напротив. Остались тут все взбудораженные, кто набрались при войсках, и начатый митинг с первомайской трибунки перед дворцом уже не утихал: всё время густилось несколько сотен слушателей вокруг – и на помосте сменялись ораторы самые пёстрые, держась для верности за рейку, прибитую как перила. И в тон тому, как больше всего спорили о войне, – кружились в вечереющем солнце перед дворцом голуби, голуби, всё менее находя себе тут покоя и свободного места на мостовой, тревожно воркотали, усеивали края гипсовых ваз при крыльце, ущерблённых февральской стрельбой.
Солдаты, которые порознь, не во власти своих вожаков и плакатов, – сплошь разумно рассуждали: „Конечно, войну никак бросать нельзя, мы всегда за победу.”
Но за эти часы не только по соседству – весь город уже знал о войсковом выходе на площадь, и с разных концов вливались сюда люди стайками. Ушли полки – но тут возмещались петроградским жителем всех возрастов и одежд, – и уже снова площадь заливали тысячи, из края в край ничего не слышно, и там и сям образовывались свои группки и возвышались свои ораторы – кто на выкаченной бочке, принесенном табурете, кто на козлах пролётки терпеливого извозчика, а кто половчей – и взлезая по фонарным столбам.
И от кучки до кучки и дальше по площади, за спиной облегчённо-грациозного Николая I, прокатывались только „ура” и „долой”, „ура” и „долой” – а сами страстные доводы гасли там накоротке.
Это был незапамятно небывалый самочинный народный мирный сбор: в февральские морозы больше бегали, глядели, поджигали и тушили, или тащили людей, вещи. Сегодня не было у толпы ни дирижёра, ни вожака, ни возглавителя – но один-то возглавитель мысленно реял постоянно перед всеми жителями революционной России: конечно, Керенский! Вот ему бы тут сейчас появиться с увлекательным словом! И вот за ним бы сейчас все повалили согласным валом!
И из ближней ко дворцу толпы составили делегацию из офицера, студента, двух штатских: идти во дворец, узнать, где Керенский, телефонировать ему, звать его срочно! Даже удивительно было, что он до сих пор не появился сам.
Сменилось на трибуне ещё два оратора, и спорили внизу по соседству, в толпе. Да из военных никто не высказывался против войны, а только против министерских тайн и за ясность целей, зато уж штатские и дамы все были за войну до решительного победного конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253
И ещё дальше – ободрительный обзор. Будущего нам нечего бояться. Если в начале революции была рознь между Петроградом и фронтом – то теперь единение с фронтом всё тесней. И каждый день уничтожает разницу в настроении Петрограда и провинции. А внутри страны идёт колоссальная работа, организация выборов в Совет крестьянских депутатов – нарождается ещё новая сила в помощь демократическим силам рабочих и солдат.
– Вооружитесь терпением, товарищи! Не терпением рабской России, а терпением людей, созидающих новую жизнь! Власть – вы получите, но не захватом, а рассчитанными шагами.
Чернов даже очень способствовал задаче президиума – как-нибудь протянуть эти часы пустого Совета. И мог бы ещё долго говорить, но очень уж напирал список. Стали давать ораторам не больше пяти минут.
Ещё же один боевой большевик, с неподходящей фамилией Плаксин: Совету рабочих депутатов немедленно брать власть! (И регот большевиков с мест.)
В ответ уговаривает эсер Каплан: не диким криком толпы выражать свою волю, а организацией! От нашего сегодняшнего тут решения (верил ли он, что тут решается?) зависит судьба российского пролетариата, а может быть пролетариата всего мира. Пусть Исполнительный Комитет встретится с Временным правительством, пусть они вынесут продуманное решение!
И меньшевик Гольцман: нота – провокационная выходка, но мы верим Исполнительному Комитету!
И – внеочередный балтийский матрос, не снимая чепчика с ленточками:
– Я к вам – представитель войск, восставших против Временного правительства! Мы требуем отставки Милюкова! Или наше министерство или гражданская война!!
В зале – разноречивый рёв. И прочёл кой-как сбитые фразы резолюции, будто бы принятой войсками на Мариинской площади. Не поймаешь, что такой резолюции не было, – а в зале начинается раскачка, размах, не предвиденный президиумом: этот Совет, пожалуй, непрошенно начнёт решать? Невообразимый шум.
– Назовите ваше имя! Кто вы такой?
Не объясняет.
Но Станкевич предвидел, и, подготовленный им, выступает солдат из Исполнительной комиссии:
– Хорошо, мы свергнем правительство, а кто заменит его? Мы? Так у нас руки дрожат, и ещё как задрожат. Нет, не надо нам строить карточных домиков, которые сдунуть будет ещё легче, чем Николая II. Не надо нам азартной игры.
И аплодируют ему шумно, опять зал повернулся. Успех.
Но сейчас же полез анархист:
– Немедленный захват власти! Немедленная социальная революция! Есть исторические примеры! Нельзя ждать ни минуты!
И опять большевик:
– Сегодня мы ещё можем бороться с Милюковыми, а завтра их силы могут вырасти!
Тут как бочку масла на взволнованное море, выпустили от Исполкома Бройдо. Этот сперва по ветру: Милюков не понимает положения вещей, и идёт вразрез с желаниями революционной демократии, он имеет в виду интересы буржуазии, а не рабочего класса. А вот и против ветра: но если мы возьмём власть в свои руки, не внесём ли мы раскол в демократию? Ведь с нами – не весь народ, часть народа против нас, а другие слои сейчас с нами, но отвернутся от нас, если мы восстанем? И это неправда, будто сегодня воинские части хотели занять дворец и арестовать правительство. Не было такого. А если б это случилось – это было бы преступлением против демократии.
Чхеидзе, который уже и с Исполкомом не справляется, не то что с двухтысячным Советом (а ещё вызывали его и наружу, к толпе на набережной), пытается наставить ослабшим голосом: Исполнительный Комитет должен теперь ехать на совещание с правительством. Ещё записано сорок человек – но мы не можем уже обсуждать. А вы сейчас разойдитесь по городу – повлияйте на революционные массы, пусть будут готовы к борьбе, если она понадобится. Но пусть будут уверены, что Исполком предпримет всё. А завтра мы соберёмся, обсудим.
Президиум потянулся уходить, а закрыть собрание предоставили Скобелеву. У него глотка сильная, но большевики громче:
– Продолжать собрание!
– Предлагаем избрать председателем товарища Ленина!
Которого тут и нет, – но новый взрыв рёва!
Такого случая ни разу не было на Совете от первого дня революции. Скобелев:
– Призывать к гражданской войне – преступление против свободы народа. Собрание объявляю закрытым до завтра.
Крики:
– Нет! Продолжать!
А ещё ж и с набережной гул, и там не расходятся!!
Собрание распадается на множество мелких митингов. Большевики выскакивают на возвышение. Сейчас соединят и продолжат Совет?
Как же это легко поджигается!
Выскакивает всё тот же Каплан:
– И что? Это будет обман России! Вы тут вынесете решение – а Россия будет думать: решил Совет рабочих депутатов?
Кто из зала и потянулись, потянулись на выход, не хотят без президиума.
Кто: – Наш долг идти на улицу, к революционному народу!
Большевики неистовствуют:
– Идите торговаться!
– Лакействуйте!
– Сговаривайтесь с Милюковым, как обмануть народ!
Кто вываливал вон, кто сплачивался в кучки, кипеть.
Всё смешалось.
61
Войска с Мариинской площади ушли, но площадь нисколько не успокоилась, напротив. Остались тут все взбудораженные, кто набрались при войсках, и начатый митинг с первомайской трибунки перед дворцом уже не утихал: всё время густилось несколько сотен слушателей вокруг – и на помосте сменялись ораторы самые пёстрые, держась для верности за рейку, прибитую как перила. И в тон тому, как больше всего спорили о войне, – кружились в вечереющем солнце перед дворцом голуби, голуби, всё менее находя себе тут покоя и свободного места на мостовой, тревожно воркотали, усеивали края гипсовых ваз при крыльце, ущерблённых февральской стрельбой.
Солдаты, которые порознь, не во власти своих вожаков и плакатов, – сплошь разумно рассуждали: „Конечно, войну никак бросать нельзя, мы всегда за победу.”
Но за эти часы не только по соседству – весь город уже знал о войсковом выходе на площадь, и с разных концов вливались сюда люди стайками. Ушли полки – но тут возмещались петроградским жителем всех возрастов и одежд, – и уже снова площадь заливали тысячи, из края в край ничего не слышно, и там и сям образовывались свои группки и возвышались свои ораторы – кто на выкаченной бочке, принесенном табурете, кто на козлах пролётки терпеливого извозчика, а кто половчей – и взлезая по фонарным столбам.
И от кучки до кучки и дальше по площади, за спиной облегчённо-грациозного Николая I, прокатывались только „ура” и „долой”, „ура” и „долой” – а сами страстные доводы гасли там накоротке.
Это был незапамятно небывалый самочинный народный мирный сбор: в февральские морозы больше бегали, глядели, поджигали и тушили, или тащили людей, вещи. Сегодня не было у толпы ни дирижёра, ни вожака, ни возглавителя – но один-то возглавитель мысленно реял постоянно перед всеми жителями революционной России: конечно, Керенский! Вот ему бы тут сейчас появиться с увлекательным словом! И вот за ним бы сейчас все повалили согласным валом!
И из ближней ко дворцу толпы составили делегацию из офицера, студента, двух штатских: идти во дворец, узнать, где Керенский, телефонировать ему, звать его срочно! Даже удивительно было, что он до сих пор не появился сам.
Сменилось на трибуне ещё два оратора, и спорили внизу по соседству, в толпе. Да из военных никто не высказывался против войны, а только против министерских тайн и за ясность целей, зато уж штатские и дамы все были за войну до решительного победного конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253