Это реальность.
— Его увели. Плакал мой лес! — рассмеялся Грош и принялся грызть сухарь.
Юришич снова вскарабкался на окно. Другие за ним.
Первым из здания тюрьмы выбежал начальник и приказал гробовщику, который бог знает зачем оказался здесь, убираться с дороги со своей тележкой, лучше всего ему подождать за дровами. Гробовщик подчинился, но тележка застряла и ни с места, поздно уже ее куда-то оттаскивать.
А вот и Петкович появляется. С одной стороны доктор, с другой санитар. За ними судебные чиновники и полиция. Все молчат. Быстро шагает Петкович. Король всех хорватов затянут в желтую смирительную рубаху,
на ногах у него тюремные башмаки. Но вот он остановился. Облит красным светом. Всмотрелся в тележку гробовщика. Потрясен, очевидно.
— Знаю,— проговорил он спокойно.— Меня осудили. Но я знаю, за что умираю. Не надо мне зачитывать ваш приговор.
— Вы не умрете!
— И не могу умереть. Вы разве не слышали, что король воскрес, ха-ха-ха! Убейте меня, но я воскресну. Все, кто умирает за правду, бессмертны!
И снова он шагает вперед, присматривается, воздух наполнен криками. Вот и карета. Санитар хочет ему помочь. Он высвободился и сам с завязанными руками поднялся в карету. Санитар полез было за ним, но Петкович задержался на подножке.
— Разве вы доктор Колар! А, все равно. Но почему вы не приехали за мной на моем автомобиле? Быстрее было бы. В желтый дворец. Пожалуйте ко мне с визитом, я всегда охотно дам вам аудиенцию.
— Ладно, приеду,— бормочет доктор Колар и шепчет что-то санитару, тот влезает вслед за Петковичем в карету и закрывает за собой дверцу.
— Поехали!
Медленно, осторожно, чтобы не зацепиться за стену, выезжает карета со двора — на свободу.
— Следователь!
— Слушаю вас!
— Значит, следствие будет проходить здесь, у вас? — интересуется полицейский в группе громко переговаривающихся чиновников.
— Да, уже отданы соответствующие распоряжения.
Проходит некоторое время, и снова раздается стук
колес. Гробовщик везет Мутавца.
— А вы знаете куда? — спрашивает доктор и оглядывается на окно камеры, в которой лежит жена Ферковича, его зовут.— Да, да, иду! В прозектуру!
— Знаю, не впервой!
— Еще одно дело осталось! — вздыхает доктор, но одновременно улыбается. Утренняя операция в больнице была отложена на вторую половину дня, а потом надо было делать еще одну, довольно интересную, так что пришлось отложить операцию жены Ферковича. Сейчас он доволен, что все-таки не опоздал.— Мои инструменты уже наверху, господин начальник? И акушерка
уже там? Отлично. Я в вашем распоряжении, господа. Вы готовы, а моя обязанность немедленно приступить к делу! — Он поспешно уходит, но, не успев дойти до входа, снова воскликнул: — О, доктор, мои поздравления!
— Благодарю, благодарю!
С чемоданчиком в руках, выпрямившись, расправив плечи, появляется доктор Пайзл и с улыбкой кланяется группе чиновников, уже начавших расходиться.
— О, здесь как будто идет совещание — выпускать или не выпускать Пайзла на свободу.— Извещенный судьей, что по решению судебной коллегии следствие по его делу прекращено, он мог уже сейчас быть на свободе. И он собрался уходить, но ему стало известно, что его шурина отправляют в сумасшедший дом. Чтобы избежать случайной встречи с ним, он предпочел подождать, хотя нетерпение не оставляло его, на уме было одно: увидеться с Еленой до ее отъезда. Что ждать от этой встречи? Знает, что ничего, а желает — все! Поговорить бы, по крайней мере, с доцентом! Он спешит, а теперь вот встретился с этими господами. Достоинство не позволяет ему пройти мимо и не остановиться хотя бы ненадолго!
— Суд уже закончил совещаться! — задетый иронией Пайзла ответил председатель суда. Из головы его не выходит секретное распоряжение правительства, чтобы решение судейской коллегии оказалось в пользу Пайзла. Стало быть, Пайзл человек правительства, он реабилитирован, влияние его теперь возрастет. Надо с ним быть на дружеской ноге.— Поздравляю, господин доктор! Надеюсь, вы на нас зла не держите, у нас вам, я уверен, было неплохо.
— О, да!
Все его поздравляют, только начальник тюрьмы стоит скромно в стороне, поздравил бы и он, но, растерянный, он только берет под козырек.
— Я совсем забыл, что вы еще здесь,— извиняется инспектор.— Определенно, вас никто не известил. А минуту назад отвезли вашего шурина в сумасшедший дом. Несчастный, вы знаете, наверное, он провозгласил себя королем всех хорватов.
— По родственной линии теперь и доктор Пайзл имеет некоторое право на хорватский престол,— простодушно заметил один из полицейских чиновников, но тут же пожалел об этом.
— Это не шутка, дорогой мой! — помрачнел и нахмурился Пайзл. В глазах у него слезы. Точнее, слеза, пресловутая слеза Пайзла. Поджидая в коридоре отправки Петковича, он узнал от Наполеона решительно все, что произошло на третьем этаже. Сейчас же он лицемерно сказал инспектору: — Я этого не знал, был в суде! Могли бы меня, однако, позвать; впрочем, может быть, и к лучшему, что не позвали. Мне было бы невыносимо тяжело видеть все это, можете себе представить!
— Поэтому-то я вас и не позвал, господин доктор, а намеревался...— подал голос начальник тюрьмы, счастливый, что сделал что-то хорошее.
— Страшный удар, а как же теперь быть с его сестрой?
— Но она, к счастью, как бы это выразиться, уже кое-что знает! — инспектор смотрит в землю; начальник тюрьмы уже сообщил ему о ее приходе в комнату для свиданий и появлении потом в окне соседнего дома.— Я слышал, она сегодня была здесь.
— Да, я сказал ей, подготовил, знаете ли. Бедняжка плакала, я с трудом ее удержал, чтобы она не выбежала к нему во двор. Но она, говорят, видела его в какое-то окно. Итак, спокойной ночи, господа! — Уже у самых ворот он остановился.— Может быть, кто-нибудь знает, когда отправляется поезд в Риеку? Точное время — час и минуты!
Один полицейский чиновник назвал время.
— Неужели господин доктор сразу же отправится на море?
— Нет. Пожалуй, нет. Но кто знает.— «Нет», твердо сказал он сам себе и резко отвернулся. Его окликнул быстро подошедший председатель суда. Он стоял у ворот вдали от всех.
— Простите, господин доктор,— почти испуганно извиняется председатель.— Неловко мне, но все-таки...
— Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас! — Пайзлу досадно, но он улыбается.
— Здесь находится один заключенный, Розенкранц. У него наблюдаются симптомы сумасшествия, однако кажется, а иные даже утверждают, что он симулирует. Но я не об этом хотел вас спросить, это дело медицины. Однако один из заключенных,— хочу сказать заранее, что я в это не верю, так как это утверждает заключенный, уличенный в афере, не имеющий к вам никакого
отношения,— так вот, этот заключенный утверждает, что Розенкранц симулирует по вашему наущению.
— Кто он? — притворно удивляется Пайзл; обо всем ему в коридоре рассказал Наполеон, только не о том, что Рашула публично разоблачил его в связи с симуляцией Розенкранца.— Ах, угадать нетрудно! Вне всякого сомнения, это Рашула,— презрительно сказал он.
— Да, Рашула. А откуда вы знаете?
— Известный вам карлик, здешний заключенный, говорил об этом в коридоре! Рашула, кто же другой! Этот извращенный тип, господин председатель, распространял здесь обо мне, как мне докладывали, да и вам в суде, подлейшую клевету;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Его увели. Плакал мой лес! — рассмеялся Грош и принялся грызть сухарь.
Юришич снова вскарабкался на окно. Другие за ним.
Первым из здания тюрьмы выбежал начальник и приказал гробовщику, который бог знает зачем оказался здесь, убираться с дороги со своей тележкой, лучше всего ему подождать за дровами. Гробовщик подчинился, но тележка застряла и ни с места, поздно уже ее куда-то оттаскивать.
А вот и Петкович появляется. С одной стороны доктор, с другой санитар. За ними судебные чиновники и полиция. Все молчат. Быстро шагает Петкович. Король всех хорватов затянут в желтую смирительную рубаху,
на ногах у него тюремные башмаки. Но вот он остановился. Облит красным светом. Всмотрелся в тележку гробовщика. Потрясен, очевидно.
— Знаю,— проговорил он спокойно.— Меня осудили. Но я знаю, за что умираю. Не надо мне зачитывать ваш приговор.
— Вы не умрете!
— И не могу умереть. Вы разве не слышали, что король воскрес, ха-ха-ха! Убейте меня, но я воскресну. Все, кто умирает за правду, бессмертны!
И снова он шагает вперед, присматривается, воздух наполнен криками. Вот и карета. Санитар хочет ему помочь. Он высвободился и сам с завязанными руками поднялся в карету. Санитар полез было за ним, но Петкович задержался на подножке.
— Разве вы доктор Колар! А, все равно. Но почему вы не приехали за мной на моем автомобиле? Быстрее было бы. В желтый дворец. Пожалуйте ко мне с визитом, я всегда охотно дам вам аудиенцию.
— Ладно, приеду,— бормочет доктор Колар и шепчет что-то санитару, тот влезает вслед за Петковичем в карету и закрывает за собой дверцу.
— Поехали!
Медленно, осторожно, чтобы не зацепиться за стену, выезжает карета со двора — на свободу.
— Следователь!
— Слушаю вас!
— Значит, следствие будет проходить здесь, у вас? — интересуется полицейский в группе громко переговаривающихся чиновников.
— Да, уже отданы соответствующие распоряжения.
Проходит некоторое время, и снова раздается стук
колес. Гробовщик везет Мутавца.
— А вы знаете куда? — спрашивает доктор и оглядывается на окно камеры, в которой лежит жена Ферковича, его зовут.— Да, да, иду! В прозектуру!
— Знаю, не впервой!
— Еще одно дело осталось! — вздыхает доктор, но одновременно улыбается. Утренняя операция в больнице была отложена на вторую половину дня, а потом надо было делать еще одну, довольно интересную, так что пришлось отложить операцию жены Ферковича. Сейчас он доволен, что все-таки не опоздал.— Мои инструменты уже наверху, господин начальник? И акушерка
уже там? Отлично. Я в вашем распоряжении, господа. Вы готовы, а моя обязанность немедленно приступить к делу! — Он поспешно уходит, но, не успев дойти до входа, снова воскликнул: — О, доктор, мои поздравления!
— Благодарю, благодарю!
С чемоданчиком в руках, выпрямившись, расправив плечи, появляется доктор Пайзл и с улыбкой кланяется группе чиновников, уже начавших расходиться.
— О, здесь как будто идет совещание — выпускать или не выпускать Пайзла на свободу.— Извещенный судьей, что по решению судебной коллегии следствие по его делу прекращено, он мог уже сейчас быть на свободе. И он собрался уходить, но ему стало известно, что его шурина отправляют в сумасшедший дом. Чтобы избежать случайной встречи с ним, он предпочел подождать, хотя нетерпение не оставляло его, на уме было одно: увидеться с Еленой до ее отъезда. Что ждать от этой встречи? Знает, что ничего, а желает — все! Поговорить бы, по крайней мере, с доцентом! Он спешит, а теперь вот встретился с этими господами. Достоинство не позволяет ему пройти мимо и не остановиться хотя бы ненадолго!
— Суд уже закончил совещаться! — задетый иронией Пайзла ответил председатель суда. Из головы его не выходит секретное распоряжение правительства, чтобы решение судейской коллегии оказалось в пользу Пайзла. Стало быть, Пайзл человек правительства, он реабилитирован, влияние его теперь возрастет. Надо с ним быть на дружеской ноге.— Поздравляю, господин доктор! Надеюсь, вы на нас зла не держите, у нас вам, я уверен, было неплохо.
— О, да!
Все его поздравляют, только начальник тюрьмы стоит скромно в стороне, поздравил бы и он, но, растерянный, он только берет под козырек.
— Я совсем забыл, что вы еще здесь,— извиняется инспектор.— Определенно, вас никто не известил. А минуту назад отвезли вашего шурина в сумасшедший дом. Несчастный, вы знаете, наверное, он провозгласил себя королем всех хорватов.
— По родственной линии теперь и доктор Пайзл имеет некоторое право на хорватский престол,— простодушно заметил один из полицейских чиновников, но тут же пожалел об этом.
— Это не шутка, дорогой мой! — помрачнел и нахмурился Пайзл. В глазах у него слезы. Точнее, слеза, пресловутая слеза Пайзла. Поджидая в коридоре отправки Петковича, он узнал от Наполеона решительно все, что произошло на третьем этаже. Сейчас же он лицемерно сказал инспектору: — Я этого не знал, был в суде! Могли бы меня, однако, позвать; впрочем, может быть, и к лучшему, что не позвали. Мне было бы невыносимо тяжело видеть все это, можете себе представить!
— Поэтому-то я вас и не позвал, господин доктор, а намеревался...— подал голос начальник тюрьмы, счастливый, что сделал что-то хорошее.
— Страшный удар, а как же теперь быть с его сестрой?
— Но она, к счастью, как бы это выразиться, уже кое-что знает! — инспектор смотрит в землю; начальник тюрьмы уже сообщил ему о ее приходе в комнату для свиданий и появлении потом в окне соседнего дома.— Я слышал, она сегодня была здесь.
— Да, я сказал ей, подготовил, знаете ли. Бедняжка плакала, я с трудом ее удержал, чтобы она не выбежала к нему во двор. Но она, говорят, видела его в какое-то окно. Итак, спокойной ночи, господа! — Уже у самых ворот он остановился.— Может быть, кто-нибудь знает, когда отправляется поезд в Риеку? Точное время — час и минуты!
Один полицейский чиновник назвал время.
— Неужели господин доктор сразу же отправится на море?
— Нет. Пожалуй, нет. Но кто знает.— «Нет», твердо сказал он сам себе и резко отвернулся. Его окликнул быстро подошедший председатель суда. Он стоял у ворот вдали от всех.
— Простите, господин доктор,— почти испуганно извиняется председатель.— Неловко мне, но все-таки...
— Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас! — Пайзлу досадно, но он улыбается.
— Здесь находится один заключенный, Розенкранц. У него наблюдаются симптомы сумасшествия, однако кажется, а иные даже утверждают, что он симулирует. Но я не об этом хотел вас спросить, это дело медицины. Однако один из заключенных,— хочу сказать заранее, что я в это не верю, так как это утверждает заключенный, уличенный в афере, не имеющий к вам никакого
отношения,— так вот, этот заключенный утверждает, что Розенкранц симулирует по вашему наущению.
— Кто он? — притворно удивляется Пайзл; обо всем ему в коридоре рассказал Наполеон, только не о том, что Рашула публично разоблачил его в связи с симуляцией Розенкранца.— Ах, угадать нетрудно! Вне всякого сомнения, это Рашула,— презрительно сказал он.
— Да, Рашула. А откуда вы знаете?
— Известный вам карлик, здешний заключенный, говорил об этом в коридоре! Рашула, кто же другой! Этот извращенный тип, господин председатель, распространял здесь обо мне, как мне докладывали, да и вам в суде, подлейшую клевету;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100