Для Рашулы это вполне приемлемо, но Розенкранц что-то медлит. Только с глазу на глаз он хотел бы говорить с Пайзлом. Хотя разговор можно и отложить, а сейчас почему бы не быть свидетелем при их беседе?
Они отправились в камеру Пайзла. Надзиратель в коридоре вопросительно посмотрел на них, но ничего не сказал. Пайзлу он все разрешал. С достоинством, как паж, Наполеон распахнул перед ними дверь. И тройка интриганов, три руководителя страхового общества, ненавидящие друг друга, готовые на всякую подлость, расселись в узкой камере шириной в три, а длиной в четыре шага, с вымытым полом и на скорую руку заставленной привезенной из дома мебелью.
— Рабочий кабинет не очень удобен, но прошу без церемоний,— усмехнулся Пайзл. В пику Рашуле ему приятно, что при беседе присутствует Розенкранц.— Итак, пожалуйста, господа.— Рашула ждет, что Розенкранц первый начнет, но тот вопросительно смотрит на него.
— Господин Розенкранц может начать,— улыбнулся Пайзл. Разговор, разумеется, ведется преимущественно по-немецки.— Ах, так, вы уступаете мне? Ну хорошо, я буду говорить вместо вас.
— За нас. Я убедился, доктор, что вы можете быть галантным,— обратился Рашула к Пайзлу, который закурил сигарету и угощает их.— Спасибо! — Рашула тоже закурил сигарету, а Розенкранц, тронутый оказанной ему честью, взял сигару.— Вы дали на чай коротышке Наполеону. Денежный вопрос, следовательно, не будет играть особой роли в наших отношениях.
— Только без длинных увертюр! — вздохнул Пайзл.— Вся партитура нам известна, переходите сразу к финалу. Тем более что общий финал действительно уже близок.— Пайзл встал, пытаясь, очевидно, скрыть внезапное возбуждение.
— По совести сказать, деньги являются увертюрой ко всему,— вопросительно смотрит на него Рашула.— Ну хорошо, они могут найти место и в финале. Я как раз и начал с этого финала.
— Конкретно?
— Конкретно? — удивлен Рашула волнению Пай-
зла.— Конкретно в той мере, как в вашем сговоре с Розенкранцем.
— В той же мере? — Пайзл сощурился и стрельнул глазами на Розенкранца, неужели этот все уже выболтал? — А что вам сказал господин Розенкранц?
— Розенкранц покраснел и опустил голову. Ему довольно плохо известна партитура этих двоих, и сейчас он с неимоверным трудом вникает в финал.
— Вам и нечего было ему сказать,— поправляет его Пайзл.— Итак, что же вы имели в виду, господин Рашула?
— Что? На все условия, которые принял Розенкранц, я, естественно, не мог бы согласиться,— рассмеялся Рашула.— Впрочем, все просто: я плачу аванс, какой вы пожелаете. В качестве свидетеля мне довольно одного Розенкранца (и жены, подумал он, которая вручит аванс). И еще... в суде я откажусь от всех показаний.
— Теперь? — сощурившись, посмотрел на него Пайзл и минуту помолчал. Есть ли все-таки смысл отказываться от денег? Однако Розенкранц утром подогрел в нем старые сомнения в платежеспособности Рашулы, имея в виду разгульную жизнь его жены. Таким образом, чувство мстительности возобладало в нем.— А теперь, господин хороший,— зашептал он, почти зашипел,— все это мне не нужно: ни ваши деньги, ни ваш отказ от показаний. Помните, что я вам сказал утром?
— Ну? — встает Рашула.
— Я сказал вам: сегодня или завтра будете искать доктора Пайзла, а его здесь уже не будет. Сегодня еще не прошло.
— А вы все еще здесь.
— Я здесь затем, чтобы сказать вам вот еще что: никогда помощь доктора Пайзла не станет ключом к вашей свободе, никогда! Зарубите себе на носу! Доктор Пайзл умеет сочувствовать, умеет награждать, но умеет и наказывать.
— К чему эта истерика? Я вас спокойно слушаю.
— О гадостях, которые вы сделали каждому, с кем имели дело, а особенно мне, невозможно говорить спокойно,— теперь Пайзл говорил с достоинством и даже улыбался.— Вот что я вам скажу в финале финала: вон! — Пайзл показал ему на дверь.
Рашула сел, схватился за живот и громко захохотал.
— Забыли, доктор, что здесь вы не дома и что на камеры мы все имеем право, которое заслужили. Или вы в самом деле думаете, что это ваш кабинет? Вспомните, что я вам утром говорил. Со скамьи подсудимых я громко крикну: Где Пайзл? Подать его сюда!
— Господин Рашула! — Розенкранц встал и принялся уговаривать его уйти. Обрадованный и одновременно испуганный негодованием Пайзла, он опасался, как бы Пайзл не устроил ему то, что и Рашуле.
Пайзл повернулся к двери, чтобы кликнуть надзирателя, но передумал.
— Вы можете очень скоро получить право на эту камеру — стоит мне только уйти. Но сейчас ниже моего достоинства иметь с вами какие-либо дела. Я не боюсь ваших обвинений. Кричите, что хотите, вы, клеветник прожженный!
Рашула отталкивет Розенкранца и снова встает.
— Ну конечно, не боитесь,— улыбается он, с трудом скрывая раздражение.— Ваша храбрость есть доказательство того, что достоинство ваше пало столь низко, что вы уже не опасаетесь потерять честь и совесть. Такова, собственно, сущность всех правительственных конформистов. Не возражайте! Общественность все узнает, в этом я вас могу заверить! Но мне сдается, что правительство не слишком щедро вам заплатило, чтобы так поспешно отказываться от моего предложения. Тут дело в другом: вы меня даже как правительственный конформист не можете освободить из тюрьмы. Не так ли?
— Прежде всего,— Пайзл поборол растерянность и улыбнулся,— вы можете мне представить доказательства ваших новых клеветнических измышлений? Письмо, знаю. Но не смешное ли это доказательство — адрес на конверте! Если вы думаете, что я вас не смог бы освободить,— а этого мнения вы придерживаетесь постоянно,— то я действительно не могу еще раз не посмеяться над вашей наивностью и упованием на то, что, по-вашему, неисполнимо.
— А по-вашему?
— По-моему — исполнимо. Но поскольку я этого не хочу, следовательно — неисполнимо. И довольно об
этом. Я вам показал путь, и, пожалуйста, следуйте им. Мне надо еще с господином Розенкранцем закончить дело. Видите ли, это для меня важнее.— И Пайзл снова улыбнулся, злобно, мстительно, лицо его исказилось.
— Закончить дело с Розенкранцем? — встал перед ним Рашула.— Значит, финал еще не наступил? Значит, опять начнем с увертюры.— Он с улыбкой повернулся к Розенкранцу и сделал знак, чтобы тот вышел с ним. Куда? Розенкранц скроил кислую мину. Ведь Пайзл не его прогнал, ему еще надо поговорить с доктором с глазу на глаз. Но Рашула настаивает, чтобы он следовал за ним.
— Господин Розенкранц может остаться, более того, я его прошу остаться,— похоже, Пайзл хочет еще сильнее уязвить Рашулу.— Вы можете отправляться один. Довольно я говорил с вами в его присутствии, теперь хочу с ним поговорить, но без вас.
— Так дело не пойдет, дорогой доктор.— Рашула снова садится.— Я уже сказал, что финал не наступил, а это означает, что вам не так просто отделаться от меня. Я сейчас менее чем когда-либо убежден, что вы можете что-то сделать для него и для меня. Единственно,— Рашула захохотал,— единственно, что нам еще остается,— симулировать.
— Как? — удивился Пайзл. Он, правда, когда-то предлагал Рашуле устроить симуляцию, и этому типу нетрудно было угадать суть его сговора с Розенкранцем. Но знает ли он это сейчас со всей очевидностью? Этот дурак Розенкранц непременно должен был себя выдать раньше времени, но Пайзла это не очень волновало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100