А жизнь... Она кому-то удается, а. кому-то нет. Так бывает.
Княжинск... Сначала он мне таким вот цветным праздником и показался. Даже очарована была; мальчики на иномарках, спортивные комплексы, ночные клубы. Как бы не так. В любой клуб или казино днем зайти: размалеванная бестолочь, эти венки-цветики, эти портьерки под бархат или стойки хромированные... Посетители жизни свои словно похоронили уже, и здесь – поминки по себе справляют, веселенько так, с музычкой, как принято. Модели. «Ж-ж-ж-жжжж».
А знаешь, что самое страшное? Никого мне уже не жалко по-настоящему. И ничего не хочется. Ни-че-го. Раньше думала, денег соберу, квартирку куплю, заживу... Купила. И – как в камере-одиночке. Все эти ночные погребальные клубы и прочие увеселения... Они – наркотик. Ведь умом понимаю – мельтешня, после только маета пустая в душе остается, и люди там – куклы раскрашенные, а где других взять? К «едокам картофеля» я не вернусь. Вот и получается. Мне двадцать восемь. И я ничего уже не хочу. Ничего. – Девушка Улыбнулась, но очень неуверенно. – Так что я тоже странник. И не знаю, что хочу найти.
– Мужчину, – спокойно произнес Олег. Глаза Марины стали глубокими, цвета моря.
– Ты прав. Мужчину. Который бы был достоин любви. Я бы полюбила его, честное слово. Вот только мужчин вокруг Не осталось.
– На маскарадах не увидеть лиц.
– А ты разве в другой жизни живешь? Маскарад – кругом. Вот ты появился из ночи и умчишься туда, странник. Я проснусь завтра, и – то ли был ты, то ли не было. Не жизнь – сплошное метро. Что-то мелькает за стеклами, люди появляются, пропадают, и никого и ничто нельзя остановить ни на миг, даже если этот миг покажется тебе очень-очень важным. А жаль.
Ночной город зиял пустотой улиц и казался сейчас особенно огромным.
Освещены были лишь дороги, но редкие люминесцентные фонари словно окутала влажная бахрома тумана, и в этом свете дома лишь едва-едва выступали из окружающей тьмы тусклыми прямоугольниками желтых окон. В каждом доме горело одно-два оконца, не больше, остальные лишь отражали вялый, увязший в тумане фонарный свет.
– Знаешь, когда я была маленькая, мне всегда было непонятно, куда деваются люди ночью. Неужели так и спят в коробках-домах? Этого просто не могло быть. Я знала, взрослые нарочно укладывают детей, а сами – уезжают на карнавалы, беззаботно веселятся на площадях, смотрят красивые фейерверки, танцуют, и жизнь у них совсем не такая унылая, как днем. А теперь выясняется – они просто спят друг с другом. Или просто пьют. И жизнь тлеет в ночи так же скудно, только еще и темно. Притормози у того кафе, странник, я сойду. Там светло. В пустой дом мне совсем не хочется. – Девушка улыбнулась, сдерживая слезы:
– Может, сегодня мне повезет?
– Не отчаивайся. Тебе повезет.
Девушка вышла из машины:
– Прощай, странник. Ты добрый, а что толку? Пойти тебе тоже некуда. А все-таки... Так хочется полета! И еще – тепла.
– Ты верь. Тогда – сбудется.
– Я верю. – Марина улыбнулась печально. – Ведь по ощущениям полет от падения – неотличим.
– Третий вызывает первого, прием.
– Первый слушает третьего.
– Девки сбежали!
– Девки ?
– Принцесса и с ней еще две.
– Какие две?
– Детдомовские.
– Что произошло?
– А пес их знает! Санитару раскроили голову бутылкой, доктора измордовали...
– Дурдом. Они не могли далеко уйти. Ищите.
– Мы ищем, но... Привлечь хоть какие-то серьезные силы не можем. Любая активность будет замечена. В теперешней ситуации это...
– Так действуйте тихо!
В трубке спецсвязи послышалась отборная ругань. Потом на некоторое время воцарилось молчание, и властный голос приказал:
– Зачищайте. Все зачищайте. Всех людей, задействованных в операции втемную.
– Есть.
– Журналист не объявился?
– Нет. Наверное, залег на дно.
– Не тот человек. Он объявится. И как только объявится – стирайте. – В трубке послышался смешок. – Хотя мне он и симпатичен, но опасен чрезвычайно.
Его убрать, даже если придется стрелять из базуки в центре города. Возможностью рассекречивания пренебречь.
– Но это приведет...
– Вам непонятен приказ?
– Виноват. Понятен.
– И помните: если вы не успеете убрать его первым, он сам вас сотрет. Как мел с доски.
Глава 45
Олег тронул и помчал в ночь, оставив незнакомку у островка света. Каждый выбирает сам, где ему жить. Одни живут в пространстве, на плоскости, разлинованной пунктирами границ, размеченной названиями населенных пунктов, разлинованной солнцем на день и ночь. Другие – во времени, когда события прошлого волнуют больше, чем унылое сущее, когда представления о будущем и выдуманные миражи реальнее и рельефнее пустой заоконной сутолоки будней. А он сам? Где живет он? В дороге, пытаясь угнаться за теми миражами? Но получается так, что это они его гонят.
Данилов тряхнул головой. Сонное оцепенение прошло, мозг переключился в режим работы следующих суток. Действовать нужно быстро. Он проехал несколько кварталов, свернул в затененный дворик, вытащил трубку оказавшегося в бардачке мобильника. Выждать пришлось семь гудков, пока хриплый со сна голос ответил:
– Да?
Интонационно это переводилось просто: «Какого черта я не выключила телефон?!»
– Алина, это Данилов.
– Если я скажу, что рада тебя слышать, это будет преувеличением.
– Мне нужно тебя увидеть. По делу.
– Свинтус ты, Данилов. Даже «нужно тебя увидеть» вместо «хочу увидеть» – уже противно. А твое «по делу» – вообще оскорбление для любой женщины. Которой ты звонишь э-э-э... в четыре часа ночи.
– Лучше – в пятом часу утра.
– Куда лучше, очаровательный ты наш. Судя по всему, у тебя что-то серьезное?
– Очень. Обещаю тебе эксклюзив. Сенсацию.
– Не поливай сиропом мой прерванный девичий сон, Данилов. Не в Америке живем. Это там за сенсации платят. У нас – меньше знаешь – дольше живешь. Ты далеко?
– В пяти минутах.
– Невежа.
– Это почему?
– Во-первых, потому, что предположил, что я сплю одна. Во-вторых, потому, что не ошибся. В-третьих, потому, что не даешь мне времени «сделать лицо» и набросить на себя что-то приличное. Я, чай, не девочка двадцатилетняя.
– Во всех ты, душечка, нарядах хороша.
– Жду тебя через четверть часа. И не раньше. Не то тебе грозит меня не узнать. Код подъезда помнишь?
– Да.
Через двадцать минут Данилов сидел на прибранной кухне. Алине Ланевской, ведущему обозревателю одного из таблоидов холдинга Бокуна, сорока еще не было, но тридцать уже исполнилось: ее взрослая дочь училась в колледже за рубежом.
Притом Алина выглядела куда моложе своих лет, была эффектной, спортивной и доброжелательной, что редкость среди умных стерв с деловым подходом и жесткой мужской хваткой. Возможно, виною тому обаяние Данилова, но отношения с Олегом у нее установились доверительные, хотя и на грани флирта. За означенную грань ни она, ни он не переходили, и опытом, и чутьем понимая, что уже сложившиеся отношения так можно разрушить, а вот сложатся ли иные – бог весть. За крутоватый нрав, несдерживаемое высокомерие и природное умение держаться просто и естественно Ланевскую среди своих прозывали Маркизой. Подрабатывала Алина и на Москву, и на западные информационные агентства, сливая добытое в первом случае из журналистского куражу, во втором – за твердую валюту.
За десять минут она не только успела прибрать постель и наложить тени .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Княжинск... Сначала он мне таким вот цветным праздником и показался. Даже очарована была; мальчики на иномарках, спортивные комплексы, ночные клубы. Как бы не так. В любой клуб или казино днем зайти: размалеванная бестолочь, эти венки-цветики, эти портьерки под бархат или стойки хромированные... Посетители жизни свои словно похоронили уже, и здесь – поминки по себе справляют, веселенько так, с музычкой, как принято. Модели. «Ж-ж-ж-жжжж».
А знаешь, что самое страшное? Никого мне уже не жалко по-настоящему. И ничего не хочется. Ни-че-го. Раньше думала, денег соберу, квартирку куплю, заживу... Купила. И – как в камере-одиночке. Все эти ночные погребальные клубы и прочие увеселения... Они – наркотик. Ведь умом понимаю – мельтешня, после только маета пустая в душе остается, и люди там – куклы раскрашенные, а где других взять? К «едокам картофеля» я не вернусь. Вот и получается. Мне двадцать восемь. И я ничего уже не хочу. Ничего. – Девушка Улыбнулась, но очень неуверенно. – Так что я тоже странник. И не знаю, что хочу найти.
– Мужчину, – спокойно произнес Олег. Глаза Марины стали глубокими, цвета моря.
– Ты прав. Мужчину. Который бы был достоин любви. Я бы полюбила его, честное слово. Вот только мужчин вокруг Не осталось.
– На маскарадах не увидеть лиц.
– А ты разве в другой жизни живешь? Маскарад – кругом. Вот ты появился из ночи и умчишься туда, странник. Я проснусь завтра, и – то ли был ты, то ли не было. Не жизнь – сплошное метро. Что-то мелькает за стеклами, люди появляются, пропадают, и никого и ничто нельзя остановить ни на миг, даже если этот миг покажется тебе очень-очень важным. А жаль.
Ночной город зиял пустотой улиц и казался сейчас особенно огромным.
Освещены были лишь дороги, но редкие люминесцентные фонари словно окутала влажная бахрома тумана, и в этом свете дома лишь едва-едва выступали из окружающей тьмы тусклыми прямоугольниками желтых окон. В каждом доме горело одно-два оконца, не больше, остальные лишь отражали вялый, увязший в тумане фонарный свет.
– Знаешь, когда я была маленькая, мне всегда было непонятно, куда деваются люди ночью. Неужели так и спят в коробках-домах? Этого просто не могло быть. Я знала, взрослые нарочно укладывают детей, а сами – уезжают на карнавалы, беззаботно веселятся на площадях, смотрят красивые фейерверки, танцуют, и жизнь у них совсем не такая унылая, как днем. А теперь выясняется – они просто спят друг с другом. Или просто пьют. И жизнь тлеет в ночи так же скудно, только еще и темно. Притормози у того кафе, странник, я сойду. Там светло. В пустой дом мне совсем не хочется. – Девушка улыбнулась, сдерживая слезы:
– Может, сегодня мне повезет?
– Не отчаивайся. Тебе повезет.
Девушка вышла из машины:
– Прощай, странник. Ты добрый, а что толку? Пойти тебе тоже некуда. А все-таки... Так хочется полета! И еще – тепла.
– Ты верь. Тогда – сбудется.
– Я верю. – Марина улыбнулась печально. – Ведь по ощущениям полет от падения – неотличим.
– Третий вызывает первого, прием.
– Первый слушает третьего.
– Девки сбежали!
– Девки ?
– Принцесса и с ней еще две.
– Какие две?
– Детдомовские.
– Что произошло?
– А пес их знает! Санитару раскроили голову бутылкой, доктора измордовали...
– Дурдом. Они не могли далеко уйти. Ищите.
– Мы ищем, но... Привлечь хоть какие-то серьезные силы не можем. Любая активность будет замечена. В теперешней ситуации это...
– Так действуйте тихо!
В трубке спецсвязи послышалась отборная ругань. Потом на некоторое время воцарилось молчание, и властный голос приказал:
– Зачищайте. Все зачищайте. Всех людей, задействованных в операции втемную.
– Есть.
– Журналист не объявился?
– Нет. Наверное, залег на дно.
– Не тот человек. Он объявится. И как только объявится – стирайте. – В трубке послышался смешок. – Хотя мне он и симпатичен, но опасен чрезвычайно.
Его убрать, даже если придется стрелять из базуки в центре города. Возможностью рассекречивания пренебречь.
– Но это приведет...
– Вам непонятен приказ?
– Виноват. Понятен.
– И помните: если вы не успеете убрать его первым, он сам вас сотрет. Как мел с доски.
Глава 45
Олег тронул и помчал в ночь, оставив незнакомку у островка света. Каждый выбирает сам, где ему жить. Одни живут в пространстве, на плоскости, разлинованной пунктирами границ, размеченной названиями населенных пунктов, разлинованной солнцем на день и ночь. Другие – во времени, когда события прошлого волнуют больше, чем унылое сущее, когда представления о будущем и выдуманные миражи реальнее и рельефнее пустой заоконной сутолоки будней. А он сам? Где живет он? В дороге, пытаясь угнаться за теми миражами? Но получается так, что это они его гонят.
Данилов тряхнул головой. Сонное оцепенение прошло, мозг переключился в режим работы следующих суток. Действовать нужно быстро. Он проехал несколько кварталов, свернул в затененный дворик, вытащил трубку оказавшегося в бардачке мобильника. Выждать пришлось семь гудков, пока хриплый со сна голос ответил:
– Да?
Интонационно это переводилось просто: «Какого черта я не выключила телефон?!»
– Алина, это Данилов.
– Если я скажу, что рада тебя слышать, это будет преувеличением.
– Мне нужно тебя увидеть. По делу.
– Свинтус ты, Данилов. Даже «нужно тебя увидеть» вместо «хочу увидеть» – уже противно. А твое «по делу» – вообще оскорбление для любой женщины. Которой ты звонишь э-э-э... в четыре часа ночи.
– Лучше – в пятом часу утра.
– Куда лучше, очаровательный ты наш. Судя по всему, у тебя что-то серьезное?
– Очень. Обещаю тебе эксклюзив. Сенсацию.
– Не поливай сиропом мой прерванный девичий сон, Данилов. Не в Америке живем. Это там за сенсации платят. У нас – меньше знаешь – дольше живешь. Ты далеко?
– В пяти минутах.
– Невежа.
– Это почему?
– Во-первых, потому, что предположил, что я сплю одна. Во-вторых, потому, что не ошибся. В-третьих, потому, что не даешь мне времени «сделать лицо» и набросить на себя что-то приличное. Я, чай, не девочка двадцатилетняя.
– Во всех ты, душечка, нарядах хороша.
– Жду тебя через четверть часа. И не раньше. Не то тебе грозит меня не узнать. Код подъезда помнишь?
– Да.
Через двадцать минут Данилов сидел на прибранной кухне. Алине Ланевской, ведущему обозревателю одного из таблоидов холдинга Бокуна, сорока еще не было, но тридцать уже исполнилось: ее взрослая дочь училась в колледже за рубежом.
Притом Алина выглядела куда моложе своих лет, была эффектной, спортивной и доброжелательной, что редкость среди умных стерв с деловым подходом и жесткой мужской хваткой. Возможно, виною тому обаяние Данилова, но отношения с Олегом у нее установились доверительные, хотя и на грани флирта. За означенную грань ни она, ни он не переходили, и опытом, и чутьем понимая, что уже сложившиеся отношения так можно разрушить, а вот сложатся ли иные – бог весть. За крутоватый нрав, несдерживаемое высокомерие и природное умение держаться просто и естественно Ланевскую среди своих прозывали Маркизой. Подрабатывала Алина и на Москву, и на западные информационные агентства, сливая добытое в первом случае из журналистского куражу, во втором – за твердую валюту.
За десять минут она не только успела прибрать постель и наложить тени .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141