тоталитарно-этатистской и об-
щественно-политической (гражданской), которая сохра-
нилась вплоть до октября 1917 г. И в советский период
развития общества ни на уровне политической системы.
ан на уровне политической культуры механизмы демо-
кратического синтеза этих субкультур так и не были
сформированы. Напротив, в обстановке жесточайшего
террора к инакомыслящим в стране сложилась специ-
фическая форма однопартийного властвования, а объ-
ективные условия формирования политической культуры
новых кадров привели к распространению в партийной
среде правового нигилизма и веры в универсальность
административно-командных и насильственных методов
решения проблем.
Таким образом, наряду с внешними причинами, обус-
ловившими сохранение и развитие доминирующей тота-
литарно-этатистской субкультуры, имели место и причи-
ны внутреннего характера, в первую очередь историче-
ская традиция. Речь идет о складывавшихся веками в
нашем обществе ориентациях и установках людей на
взаимоотношения отдельного человека, общества и госу-
дарства. Если в странах Западной Европы в силу быст-
рого распада крестьянской общины эти ориентации и
установки основывались на признании личной свободы
человека как величайшей ценности, а свобода понима-
лась в негативном смысле, т. е. в смысле свободы от по-
литического, церковного и социального контроля со сто-
роны феодального государства", то в России, которую
Энгельс и после отмены крепостного права называл са-
мой <неподвижной из всех стран>, <европейским Кита-
ем> 2, из-за замкнутости и длительного сохранения об-
щины не были сформированы традиции конституциона-
лизма, правового государства и <своевольного> третьего
сословия. Вместо заинтересованного в частной собствен-
ности класса самостоятельного крестьянства русская
община <выдала на-гора> крепостного рабочего, для
которого само понятие <свобода> было еще за семью
печатями, а главным ориентиром жизни являлась воля -
суррогат свободы и гражданского достоинства, легко
подавляемый ложным авторитетом. В этой связи нельзя
не учитывать и роль церкви в формировании у широких
масс трудящихся ориентации и установок о взаимоот-
ношениях человека, общества и государства. Д-о середи-
ны XIX в. церковь воспринимала и пропагандировала
политическую культуру русского абсолютизма, т. е. та-
кие его принципы, как самодержавие, единоначалие и
централизацию, и соответствующие методы управления -
бюрократизм, формализм и нормы подчинения и безглас-
ности. В результате в общественное сознание были за-
ложены специфические, ставшие традиционными для
нашего общества ориентации и установки: преклонение
перед властью и ее институтами, их обожествление, сле-
пая вера в мудрость и искренность <верхов>, доброволь-
ное самоуничижение перед их авторитетами. Три рево-
люции (революция 1905 г., февральская и октябрьская
1917 г.) многому научили представителей всех наций и
народов нашей страны, избавили их от некоторых ил-
люзий. Были дискредитированы конкретные формы вла-
сти, но не она сама и не питающая ее идея. Революция
обрабатывала удобренную историческим наследием поч-
ву. Народ воспринял не просто новую власть, но власть
вообще, власть как кредо национальной жизни. В пер-
вую очередь сказались неразвитость демократической
традиции, крайне низкое, а точнее, эмбриональное со-
стояние политической культуры гражданского типа по-
давляющего большинства населения, отсутствие рацио-
нального скептического отношения к государственным
институтам и конструктивного опыта систематического
и организованного давления на них.
Поэтому, говоря о специфике советской политической
культуры, важно учитывать, что она не только сохрани-
ла. зафиксировала в себе элементы нарождающейся по-
литической субкультуры гражданского типа, но и уна-
следовала ее противоположность-тоталитарно-этатисг-
скую субкультуру, ставшую базовой, доминирующей в
условиях сложившегося в советском обществе тоталитар-
ного режима политической власти, где запрещено все,
кроме того, что приказано. Следовательно, второй
внутренней причиной, не позволявшей нашей стране
уже в советский период истории войти в общеевро-
пейскую семью цивилизованных народов, стал тотали-
таризм.
В эпоху военного коммунизма сформировался специ-
фический субъект власти - государственно-партийный
аппарат. От давнего прошлого он унаследовал рычаги
тотального контроля над всеми сферами жизни общества,
чудовищную бюрократическую традицию царской Рос-
сии, командно-административный стиль и мессианскую
убежденность в своем великом историческом предназна-
чении. Новый субъект власти, как уже было замечено,
изначально формировался как монополист. Сталин довел
этот монополизм до пределов возможного, до фантасма-
гории, превратив по средневековому образцу правящую
партию в <орден меченосцев>, в замкнутую, привилегиро-
ванную касту, господствующую над народом и втайне (!)
решающую его судьбу, а человека, претендовавшего
в условиях социализма стать суверенной, свободной лич-
ностью,- в человека-<винтика> экономической и поли-
тической машины, способной с помощью карательных
органов превратить инакомыслящего в песок, <лагерную
пыль> (законы ГПУ-выше любых <объективных за-
конов>).
Известный советский философ Г. Водолазов в фило-
софско-социологических комментариях к повести В. Грос-
смана <Все течет> замечает по этому поводу, что <соци-
алистическая демократия> при тоталитарном режиме
часто означала не ту, которая выше, шире, глубже не-
социалистической и досоциалистической (<буржуазной>,
<рабовладельческой> и т. п.), а ту, которая уже, которая
<не для всех> и которая приводила в итоге к ситуации
<человека-винтика>, которая прекрасно уживалась с унич-
тожением крестьянства, травлей интеллигенции, обоже-
ствлением всевластного Вождя> .
В результате этого на новом историческом витке, под
новыми идеологическими одеждами в лице сталинского
режима по сути воспроизвелся исторический архетип,
сложившийся в период централизации Московского госу-
дарства, перекрывающий все пути политической модер-
низации.
Логическим продолжением данного процесса стала
мифологизация истории, которая выступала и выступает
сегодня третьей, не менее важной причиной сохранения
тоталитарно-этатистского характера советской политиче-
ской культуры и нивелирования гражданских качеств
всех наций и народов, населяющих нашу страну. Речь
идет о том, что посредством тотальной пропаганды и аги-
тации, с использованием таких важнейших, формирую-
щих общественное сознание средств, как театр и кино
(вспомним хотя бы фильм <Кубанские казаки>), сталин-
ское настоящее постепенно превращалось в центральный
смыслообразующий элемент исторического пространства
времени, несопоставимый даже с будущим. Причем эта
тенденция начиная с 30-х гг. сопровождалась, с одной
стороны, трансформацией современной западной культу-
ры в абсолютную антиценность, а с другой-активным
пересмотром и превращением некоторых антиценностей
и черт российского прошлого, и прежде всего таких прин-
ципов его политической культуры, как <самодержав-
ность>, <единоначалие>, <централизация> и мессианская
предубежденность в историческом предназначении, в
категорию положительных ценностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
щественно-политической (гражданской), которая сохра-
нилась вплоть до октября 1917 г. И в советский период
развития общества ни на уровне политической системы.
ан на уровне политической культуры механизмы демо-
кратического синтеза этих субкультур так и не были
сформированы. Напротив, в обстановке жесточайшего
террора к инакомыслящим в стране сложилась специ-
фическая форма однопартийного властвования, а объ-
ективные условия формирования политической культуры
новых кадров привели к распространению в партийной
среде правового нигилизма и веры в универсальность
административно-командных и насильственных методов
решения проблем.
Таким образом, наряду с внешними причинами, обус-
ловившими сохранение и развитие доминирующей тота-
литарно-этатистской субкультуры, имели место и причи-
ны внутреннего характера, в первую очередь историче-
ская традиция. Речь идет о складывавшихся веками в
нашем обществе ориентациях и установках людей на
взаимоотношения отдельного человека, общества и госу-
дарства. Если в странах Западной Европы в силу быст-
рого распада крестьянской общины эти ориентации и
установки основывались на признании личной свободы
человека как величайшей ценности, а свобода понима-
лась в негативном смысле, т. е. в смысле свободы от по-
литического, церковного и социального контроля со сто-
роны феодального государства", то в России, которую
Энгельс и после отмены крепостного права называл са-
мой <неподвижной из всех стран>, <европейским Кита-
ем> 2, из-за замкнутости и длительного сохранения об-
щины не были сформированы традиции конституциона-
лизма, правового государства и <своевольного> третьего
сословия. Вместо заинтересованного в частной собствен-
ности класса самостоятельного крестьянства русская
община <выдала на-гора> крепостного рабочего, для
которого само понятие <свобода> было еще за семью
печатями, а главным ориентиром жизни являлась воля -
суррогат свободы и гражданского достоинства, легко
подавляемый ложным авторитетом. В этой связи нельзя
не учитывать и роль церкви в формировании у широких
масс трудящихся ориентации и установок о взаимоот-
ношениях человека, общества и государства. Д-о середи-
ны XIX в. церковь воспринимала и пропагандировала
политическую культуру русского абсолютизма, т. е. та-
кие его принципы, как самодержавие, единоначалие и
централизацию, и соответствующие методы управления -
бюрократизм, формализм и нормы подчинения и безглас-
ности. В результате в общественное сознание были за-
ложены специфические, ставшие традиционными для
нашего общества ориентации и установки: преклонение
перед властью и ее институтами, их обожествление, сле-
пая вера в мудрость и искренность <верхов>, доброволь-
ное самоуничижение перед их авторитетами. Три рево-
люции (революция 1905 г., февральская и октябрьская
1917 г.) многому научили представителей всех наций и
народов нашей страны, избавили их от некоторых ил-
люзий. Были дискредитированы конкретные формы вла-
сти, но не она сама и не питающая ее идея. Революция
обрабатывала удобренную историческим наследием поч-
ву. Народ воспринял не просто новую власть, но власть
вообще, власть как кредо национальной жизни. В пер-
вую очередь сказались неразвитость демократической
традиции, крайне низкое, а точнее, эмбриональное со-
стояние политической культуры гражданского типа по-
давляющего большинства населения, отсутствие рацио-
нального скептического отношения к государственным
институтам и конструктивного опыта систематического
и организованного давления на них.
Поэтому, говоря о специфике советской политической
культуры, важно учитывать, что она не только сохрани-
ла. зафиксировала в себе элементы нарождающейся по-
литической субкультуры гражданского типа, но и уна-
следовала ее противоположность-тоталитарно-этатисг-
скую субкультуру, ставшую базовой, доминирующей в
условиях сложившегося в советском обществе тоталитар-
ного режима политической власти, где запрещено все,
кроме того, что приказано. Следовательно, второй
внутренней причиной, не позволявшей нашей стране
уже в советский период истории войти в общеевро-
пейскую семью цивилизованных народов, стал тотали-
таризм.
В эпоху военного коммунизма сформировался специ-
фический субъект власти - государственно-партийный
аппарат. От давнего прошлого он унаследовал рычаги
тотального контроля над всеми сферами жизни общества,
чудовищную бюрократическую традицию царской Рос-
сии, командно-административный стиль и мессианскую
убежденность в своем великом историческом предназна-
чении. Новый субъект власти, как уже было замечено,
изначально формировался как монополист. Сталин довел
этот монополизм до пределов возможного, до фантасма-
гории, превратив по средневековому образцу правящую
партию в <орден меченосцев>, в замкнутую, привилегиро-
ванную касту, господствующую над народом и втайне (!)
решающую его судьбу, а человека, претендовавшего
в условиях социализма стать суверенной, свободной лич-
ностью,- в человека-<винтика> экономической и поли-
тической машины, способной с помощью карательных
органов превратить инакомыслящего в песок, <лагерную
пыль> (законы ГПУ-выше любых <объективных за-
конов>).
Известный советский философ Г. Водолазов в фило-
софско-социологических комментариях к повести В. Грос-
смана <Все течет> замечает по этому поводу, что <соци-
алистическая демократия> при тоталитарном режиме
часто означала не ту, которая выше, шире, глубже не-
социалистической и досоциалистической (<буржуазной>,
<рабовладельческой> и т. п.), а ту, которая уже, которая
<не для всех> и которая приводила в итоге к ситуации
<человека-винтика>, которая прекрасно уживалась с унич-
тожением крестьянства, травлей интеллигенции, обоже-
ствлением всевластного Вождя> .
В результате этого на новом историческом витке, под
новыми идеологическими одеждами в лице сталинского
режима по сути воспроизвелся исторический архетип,
сложившийся в период централизации Московского госу-
дарства, перекрывающий все пути политической модер-
низации.
Логическим продолжением данного процесса стала
мифологизация истории, которая выступала и выступает
сегодня третьей, не менее важной причиной сохранения
тоталитарно-этатистского характера советской политиче-
ской культуры и нивелирования гражданских качеств
всех наций и народов, населяющих нашу страну. Речь
идет о том, что посредством тотальной пропаганды и аги-
тации, с использованием таких важнейших, формирую-
щих общественное сознание средств, как театр и кино
(вспомним хотя бы фильм <Кубанские казаки>), сталин-
ское настоящее постепенно превращалось в центральный
смыслообразующий элемент исторического пространства
времени, несопоставимый даже с будущим. Причем эта
тенденция начиная с 30-х гг. сопровождалась, с одной
стороны, трансформацией современной западной культу-
ры в абсолютную антиценность, а с другой-активным
пересмотром и превращением некоторых антиценностей
и черт российского прошлого, и прежде всего таких прин-
ципов его политической культуры, как <самодержав-
ность>, <единоначалие>, <централизация> и мессианская
предубежденность в историческом предназначении, в
категорию положительных ценностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134