Я справился и с этой задачей, и, когда увидал четверку краснозвездных Яков, ожидавших меня, чтобы сопровождать до аэродрома, кажется, сердце мое застучало сильней мессершмиттового мотора!
После посадки успел крикнуть механику Гладкову: «Все в порядке!» — и быстрей к аппарату СТ. Настроение приподнятое, есть о чем рассказать боевым товарищам, но отвлекаться не время — нужно точно передать информацию о противнике, все, что запомнил в разведке.
Доклад принимал лично командарм. Слушал он долго, внимательно и в заключение сказал:
— Большое спасибо. Данные разведки очень ценные. Сейчас буду докладывать начальнику штабафронта. Ждите указаний…
Прошел день. Указаний никаких не поступало. В ожидании распоряжений о моем повторном вылете я сидел на командном пункте и с тревогой посматривал, как клонилось к заходу солнце. Наконец не выдержал.
— Запуск! — крикнул Гладкову и через каких-то две-три минуты с группой прикрытия уже повторяю маршрут разведки. Опять летим до города Саки. Ведет группу комэск капитан В. И. Сувиров. Совсем недавно, в середине апреля, мы поздравили его со званием Героя Советского Союза. Прекрасный воздушный боец!
Но вот расчетное место. Яки оставляют меня. В сторону моря лечу уже вполне уверенно, да и над Херсоне-сом появляюсь без страха и сомнений. Гляжу, как идут на посадку Ю-87, Me-109. Деловито, учтиво, стараясь не нарушить аэродромные манеры немцев, пристраиваюсь к фрицевской компании — «становлюсь в круг». Рассматриваю аэродром. Он буквально забит самолетами, сосчитать их невозможно — примерно около восьмидесяти. Решаю разведать наземные войска и вдруг вижу, ко мне подходит «мессер», да настолько близко, что лицо немца — будто тот за столом рядом сидит. Улыбается, гад. А я пока не знаю, что и делать. Мысль работает четко: разгадали — сейчас будет бой!.. Перезаряжаю пушки на своем «мессершмитте», нервы напряжены до предела, и одно, помню, было тогда желание — выдержать, не расслабить волю. Уж драться, хоть и на фашистском самолете, так по-русски, насмерть!
Немец, смотрю, что-то показывает — тычет куда-то вниз большим пальцем. Я не сразу понимаю, о чем речь. А он смеется, крутится в кабине. Ах, вот оно что! На фюзеляже его самолета нарисована обнаженная красотка с бокалом шампанского — это немец, выходит, и пристроился ко мне, чтобы поделиться восторгом от такой живописи. Сказал бы я кое-что по-русски по этому поводу, да жаль, приходится сохранять благопристойность. Немец, судя по всему, довольный произведенным впечатлением, качает мне крыльями «мессера» и уходит горкой. Я, не задумываясь, кручу левый боевой разворот — разошлись, как говорится, по-хорошему.
На бреющем полете продолжаю разведку наземных войск. Обнаружил интенсивные инженерно-саперные работы. Это готовится вторая линия обороны на Сапун-горе. Отмечаю про себя перемещение туда же артиллерии из района Северной бухты.
А солнце уже лежит на горизонте. Пора торопиться домой. Полет, как и первый, закончился благополучно: я точно выдержал и уход из района разведки, и встретились мы с Яками четко — у входных ворот. После приземления, едва успел поблагодарить механика за хорошую подготовку техники, мой начальник штаба просит к аппарату СТ.
— Командующий на проводе. Ждет вас… Бегу докладывать. Хрюкин благодарит за ценные разведсведения, а затем на ленте аппарата отстукиваются слова потяжелей: «…но за самовольный вылет ставлю вам на вид. Еще раз повторится такой фокус, буду ставить вопрос о снятии вас с должности командира корпуса. Это — недисциплинированность, и впредь летать, даже рулить по земле — с моего личного разрешения. Повторите, как поняли».
Я все понял хорошо, повторил. Командарм был, конечно, прав. А на разведку я летал еще не раз — пока была в этом необходимость, и немцы так и не разгадали нашей военной хитрости.
Отступая к Севастополю, гитлеровцы упорно сопротивлялись. Около шести тысяч человек подкрепления получили они по морю и воздуху. Гитлер сместил одного командующего армией, вместо него назначил другого, надеясь удержать Крым, и вот новый генерал от инфантерии обращается к своим войскам: «…Я получил приказ защищать каждую пядь севастопольского плацдарма. Его значение вы понимаете… Я требую, чтобы никто не отходил, удерживал бы каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп… Плацдарм на всю глубину сильно оборудован в инженерном отношении, и противник, где бы ни появлялся, запутается в сети наших оборонительных сооружений… 17-ю армию в Севастополе поддерживают мощные воздушные и морские силы».
Немцы умели поднапустить страху для пущего эффекта. Но, надо сказать, в районе Севастополя они поработали действительно основательно. В мощный узел обороны превратили Сапун-гору. На уступах ее были сооружены шесть ярусов траншей с дотами, и все это, прикрытое противотанковыми, противопехотными минами, проволочным заграждением, представляло труднопреодолимый рубеж. В среднем здесь приходилось на каждую нашу стрелковую роту, действовавшую в первом эшелоне, тридцать два пулемета, пятнадцать минометов. Сильно укрепили немцы Мекензиевы горы, Инкерман. Сахарную Головку. Не собираясь эвакуировать свою 17-ю армию, для снабжения ее противник привлек восемнадцать крупных транспортов, несколько танкеров, сто самоходных десантных барж и много малых судов.
В эти дни меня вызвали к маршалу А. М. Василевскому. Поговорив о моих боевых вылетах, по его мнению, излишних для командира корпуса, маршал перешел к делу, по которому вызвал:
— Ставка требует в кратчайший срок преодолеть укрепленный район и овладеть Севастополем, — сказал он. — Ваш штаб базируется на высоком берегу, с которого хорошо просматривается часть Севастопольской бухты. Мы придадим вам одну-две эскадрильи штурмовиков, и вы должны будете не допустить эвакуации по морю немецких войск в Румынию… Затем маршал отдал указание связаться с командующим ВВС Черноморского флота генералом Ермаченко, с кем мне предстояло взаимодействовать, и вскоре я отправился в свой штаб.
Что там говорить, задача, которую поставил представитель Ставки, была очень ответственной. 250 суток отбивали у нас немцы Севастополь. Сколько-то потребуется нам, чтобы вернуть город, русской славы?.. На сколько рассчитывать?..
Запомнилось то утро — 5 мая 1944 года. По-южному ласковое, ясное, оно, кажется, не предвещало никакой тревоги. Но вот дрогнула земля. Один за другим, оставляя аэродромы, ринулись к Севастополю истребители, штурмовики, пикирующие бомбардировщики. Два часа велась по врагу артиллерийская и авиационная подготовка. Немцы не разгадали тогда замысла нашего командования. Решив, что главный удар наносится в районе Мекензиевых гор, они начали стягивать туда войска с других направлений. Это была уже ошибка.
А 7 мая наши войска перешли в наступление по всему фронту. В 18 часов 30 минут части 51-й армии при поддержке авиации штурмом овладели Сапун-горой и на ее вершине водрузили Красное знамя. Путь на Севастополь был открыт. Прорвавшись к внутреннему оборонительному обводу, войска 51-й и Приморской армий 9 мая 1944 года овладели городом.
В руках противника оставался только мыс Херсонес — последний клочок крымской земли. Немцы надеялись перебросить отсюда остатки своих войск в Румынию, и караван транспортных судов был на подходе к Херсонесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
После посадки успел крикнуть механику Гладкову: «Все в порядке!» — и быстрей к аппарату СТ. Настроение приподнятое, есть о чем рассказать боевым товарищам, но отвлекаться не время — нужно точно передать информацию о противнике, все, что запомнил в разведке.
Доклад принимал лично командарм. Слушал он долго, внимательно и в заключение сказал:
— Большое спасибо. Данные разведки очень ценные. Сейчас буду докладывать начальнику штабафронта. Ждите указаний…
Прошел день. Указаний никаких не поступало. В ожидании распоряжений о моем повторном вылете я сидел на командном пункте и с тревогой посматривал, как клонилось к заходу солнце. Наконец не выдержал.
— Запуск! — крикнул Гладкову и через каких-то две-три минуты с группой прикрытия уже повторяю маршрут разведки. Опять летим до города Саки. Ведет группу комэск капитан В. И. Сувиров. Совсем недавно, в середине апреля, мы поздравили его со званием Героя Советского Союза. Прекрасный воздушный боец!
Но вот расчетное место. Яки оставляют меня. В сторону моря лечу уже вполне уверенно, да и над Херсоне-сом появляюсь без страха и сомнений. Гляжу, как идут на посадку Ю-87, Me-109. Деловито, учтиво, стараясь не нарушить аэродромные манеры немцев, пристраиваюсь к фрицевской компании — «становлюсь в круг». Рассматриваю аэродром. Он буквально забит самолетами, сосчитать их невозможно — примерно около восьмидесяти. Решаю разведать наземные войска и вдруг вижу, ко мне подходит «мессер», да настолько близко, что лицо немца — будто тот за столом рядом сидит. Улыбается, гад. А я пока не знаю, что и делать. Мысль работает четко: разгадали — сейчас будет бой!.. Перезаряжаю пушки на своем «мессершмитте», нервы напряжены до предела, и одно, помню, было тогда желание — выдержать, не расслабить волю. Уж драться, хоть и на фашистском самолете, так по-русски, насмерть!
Немец, смотрю, что-то показывает — тычет куда-то вниз большим пальцем. Я не сразу понимаю, о чем речь. А он смеется, крутится в кабине. Ах, вот оно что! На фюзеляже его самолета нарисована обнаженная красотка с бокалом шампанского — это немец, выходит, и пристроился ко мне, чтобы поделиться восторгом от такой живописи. Сказал бы я кое-что по-русски по этому поводу, да жаль, приходится сохранять благопристойность. Немец, судя по всему, довольный произведенным впечатлением, качает мне крыльями «мессера» и уходит горкой. Я, не задумываясь, кручу левый боевой разворот — разошлись, как говорится, по-хорошему.
На бреющем полете продолжаю разведку наземных войск. Обнаружил интенсивные инженерно-саперные работы. Это готовится вторая линия обороны на Сапун-горе. Отмечаю про себя перемещение туда же артиллерии из района Северной бухты.
А солнце уже лежит на горизонте. Пора торопиться домой. Полет, как и первый, закончился благополучно: я точно выдержал и уход из района разведки, и встретились мы с Яками четко — у входных ворот. После приземления, едва успел поблагодарить механика за хорошую подготовку техники, мой начальник штаба просит к аппарату СТ.
— Командующий на проводе. Ждет вас… Бегу докладывать. Хрюкин благодарит за ценные разведсведения, а затем на ленте аппарата отстукиваются слова потяжелей: «…но за самовольный вылет ставлю вам на вид. Еще раз повторится такой фокус, буду ставить вопрос о снятии вас с должности командира корпуса. Это — недисциплинированность, и впредь летать, даже рулить по земле — с моего личного разрешения. Повторите, как поняли».
Я все понял хорошо, повторил. Командарм был, конечно, прав. А на разведку я летал еще не раз — пока была в этом необходимость, и немцы так и не разгадали нашей военной хитрости.
Отступая к Севастополю, гитлеровцы упорно сопротивлялись. Около шести тысяч человек подкрепления получили они по морю и воздуху. Гитлер сместил одного командующего армией, вместо него назначил другого, надеясь удержать Крым, и вот новый генерал от инфантерии обращается к своим войскам: «…Я получил приказ защищать каждую пядь севастопольского плацдарма. Его значение вы понимаете… Я требую, чтобы никто не отходил, удерживал бы каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп… Плацдарм на всю глубину сильно оборудован в инженерном отношении, и противник, где бы ни появлялся, запутается в сети наших оборонительных сооружений… 17-ю армию в Севастополе поддерживают мощные воздушные и морские силы».
Немцы умели поднапустить страху для пущего эффекта. Но, надо сказать, в районе Севастополя они поработали действительно основательно. В мощный узел обороны превратили Сапун-гору. На уступах ее были сооружены шесть ярусов траншей с дотами, и все это, прикрытое противотанковыми, противопехотными минами, проволочным заграждением, представляло труднопреодолимый рубеж. В среднем здесь приходилось на каждую нашу стрелковую роту, действовавшую в первом эшелоне, тридцать два пулемета, пятнадцать минометов. Сильно укрепили немцы Мекензиевы горы, Инкерман. Сахарную Головку. Не собираясь эвакуировать свою 17-ю армию, для снабжения ее противник привлек восемнадцать крупных транспортов, несколько танкеров, сто самоходных десантных барж и много малых судов.
В эти дни меня вызвали к маршалу А. М. Василевскому. Поговорив о моих боевых вылетах, по его мнению, излишних для командира корпуса, маршал перешел к делу, по которому вызвал:
— Ставка требует в кратчайший срок преодолеть укрепленный район и овладеть Севастополем, — сказал он. — Ваш штаб базируется на высоком берегу, с которого хорошо просматривается часть Севастопольской бухты. Мы придадим вам одну-две эскадрильи штурмовиков, и вы должны будете не допустить эвакуации по морю немецких войск в Румынию… Затем маршал отдал указание связаться с командующим ВВС Черноморского флота генералом Ермаченко, с кем мне предстояло взаимодействовать, и вскоре я отправился в свой штаб.
Что там говорить, задача, которую поставил представитель Ставки, была очень ответственной. 250 суток отбивали у нас немцы Севастополь. Сколько-то потребуется нам, чтобы вернуть город, русской славы?.. На сколько рассчитывать?..
Запомнилось то утро — 5 мая 1944 года. По-южному ласковое, ясное, оно, кажется, не предвещало никакой тревоги. Но вот дрогнула земля. Один за другим, оставляя аэродромы, ринулись к Севастополю истребители, штурмовики, пикирующие бомбардировщики. Два часа велась по врагу артиллерийская и авиационная подготовка. Немцы не разгадали тогда замысла нашего командования. Решив, что главный удар наносится в районе Мекензиевых гор, они начали стягивать туда войска с других направлений. Это была уже ошибка.
А 7 мая наши войска перешли в наступление по всему фронту. В 18 часов 30 минут части 51-й армии при поддержке авиации штурмом овладели Сапун-горой и на ее вершине водрузили Красное знамя. Путь на Севастополь был открыт. Прорвавшись к внутреннему оборонительному обводу, войска 51-й и Приморской армий 9 мая 1944 года овладели городом.
В руках противника оставался только мыс Херсонес — последний клочок крымской земли. Немцы надеялись перебросить отсюда остатки своих войск в Румынию, и караван транспортных судов был на подходе к Херсонесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89