Л. Романенко, прикрывали наземные войска, ударами по аэродромам противника вели борьбу за господство в воздухе. Немало боевых вылетов совершили мы, изолируя окруженную группировку противника от подвоза резервов и снабжения. Вспоминается мне сейчас один сбитый «юнкере» — гвоздь, так сказать, из того воздушного моста в сталинградском небе, который пытались навести немцы, пробиваясь к своим.
Поджидая противника на пути, нам уже хорошо известном, я барражировал с пилотом Никитиным. Немцы, надо признать, умело использовали непогоду — пилотировать в облаках умели. Радиолокаторов же, всевидящих прицелов, чудес электронной техники в ту пору не было, так что, никого не обнаружив, мы собрались уходить — время нашего барражирования вышло. И, позволив себе в эту минуту чуточку расслабиться, я взглянул сквозь плексиглас фонаря истребителя, как давно не смотрел — любуясь стихией. И тут увидел, что находимся мы в огромной палате из прозрачного воздуха между двумя непрозрачными слоями: нижний — темный и почти синий, верхний — будто лист кованого серебра. Между слоями на некотором расстоянии вокруг наших самолетов теснились, замыкая нас в этом пространстве, пышные шарообразные облака. Мы находились в пустынном зале одного из небесных чертогов. Залюбовавшись им, я невольно вспомнил безмятежные курсантские «зоны»: пилотируй себе без оглядки — никто в тебя не целится, не собирается убивать, да и сам ты, хоть и на боевой машине, далек от мыслей о пушках. Одно лишь упоение, одна радость — лечу!..
В таком вот минутном возвышенном настроении я уже давно не находился. Навеяло его, должно быть, родное небо, школьные воздушные тропинки. И, уже собираясь снижаться, оглянулся — на месте ли ведомый? На месте. Потом скорей по привычке, чисто механически — не видно ли врага?.. Никого вокруг по-прежнему не было. И вот, когда отдал ручку управления машиной от себя, готовясь пробивать нижний слой облаков, вдруг сверху, из кованого-то серебра, прямо по курсу вынырнул «юнкере»! Это был Ю-52 — транспортный самолет гитлеровцев, на котором они возили десантников.
Экипаж транспортника, конечно, не видел меня, пожалуй, не рассчитывал даже и встретиться с русским истребителем где-то между облачными слоями. Мне же оставалось только прицелиться да открыть огонь: цель шла совсем рядом, под «ноль четвертей», то есть точно передо мной. И, как много лет назад, словно по команде инструктора: «Ну, давай, Савицкий, атакуй!..» — я чуточку отвернул машину в сторону, потом переложил крен обратно и, подведя вороненые стволы пушек на «юнкере», нажал кнопку огня. Тяжелая машина вздрогнула, словно решая — падать вниз или лететь дальше. Я насторожился: уверен был, что попал — бил по стабилизатору и, похоже, от него что-то даже отвалилось. «Юнкере» пролетел еще немного, наконец качнулся с крыла на крыло и камнем беспомощно рухнул вниз…
Этот мой боевой вылет — вылет совершенно не по— учительный, и если я сейчас вспоминаю о нем, то лишь для того, чтобы подчеркнуть, насколько все же разные они были — наши победы в небе. Как профессиональный воздушный боец, честно скажу, я испытывал удовлетворение от поединка с сильным противником. Иной даже безрезультатный бой для опыта, для боевой закалки давал больше, чем такая вот победа…
Коль речь зашла о взгляде на воздушный бой, нельзя не сказать о том существенном, что зародилось в тактике истребительной авиации в огненном сталинградском небе. Перевод наших авиасоединений на новые самолеты, имевшие лучшие маневренные качества, большую скорость, позволил здесь перейти от звена трехсамолетного состава к звену из двух пар. Пара с ноября сорок второго была узаконена и новыми штатами. Вместо двух эскадрилий по девять самолетов в истребительных и штурмовых полках ввели три эскадрильи. Такая организация позволила заметно улучшить условия маневра боевых машин. Летчики чаще стали маневрировать в вертикальной плоскости. Изменились тогда и боевые порядки истребителей. Ведь сомкнутые группы, какими действовали мы в начале войны, хорошо просматривались с большого расстояния, да и маневренность в сомкнутых боевых порядках была весьма низкой. Новые боевые порядки — разомкнутые по фронту, эшелонированные по высоте — облегчили и поиск врага, и маскировку полета. Так что картина воздушного боя коренным образом изменилась. Мы перешли к более активным наступательным действиям.
Может возникнуть вопрос: но разве само назначение летчика-истребителя не порыв в бой — дерзкий, наступательный? Безусловно, так. Характер действий наших истребителей всегда строился на основе настойчивого желания летчиков найти противника и уничтожить его. Но ведь любая схватка с врагом — будь то на земле или в воздухе — подчиняется искусству ведения боя, закономерным тактическим приемам. Опыт же наступательных боев пришел к нам не сразу — он доставался очень дорогой ценой. Все нужное, целесообразное приходилось собирать буквально по крупицам. Накопленный за полтора года войны этот боевой опыт был обобщен в проекте Руководства по боевым действиям истребительной авиации, изданном в декабре 1942 года.
Отдавая должное стойкости и героизму воинов Красной Армии, осенью сорок второго года американская газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала: «В невообразимом хаосе бушующих пожаров, густого дыма, разрывающихся бомб, разрушенных зданий и мертвых тел защитники города отстаивали его со страстной решимостью не только умереть, если потребуется, не только обороняться, где нужно, но и наступать, где можно, не считаясь с жертвами… Такие бои не поддаются стратегическому расчету: они ведутся со жгучей ненавистью, со страстью, которой не знал Лондон даже в самые тяжелые дни германских воздушных налетов. Но именно такими боями выигрывают войну».
Сказано верно. Плохо вот только, что нынче буржуазные историки как-то уж очень нехотя вспоминают о Сталинградской битве и ее исходе. Некоторые приравнивают ее к боевым действиям англо-американских войск в 1942—1943 годах, значительно меньшим по масштабам, да и происходящим-то на второстепенных фронтах, сравнивают битву на Волге, например, с победой союзников под Эль-Аламейном, даже ставят сражение в Северной Африке на первое место. Эко заносит! Известно ведь, что в боях под Эль-Аламейном участвовало всего 80 тысяч солдат и офицеров противника, а потери его составили 55 тысяч человек и около 300 танков. А под Сталинградом? Здесь враг сосредоточил свыше 1 миллиона и потерял в ходе нашего контрнаступления 800 тысяч человек, около 1160 самолетов, 2 тысячи танков и штурмовых орудий.
Что уж тут сравнивать!
Глава одиннадцатая.
Курс на Кубань
В конце декабря сорок второго я получил распоряжение срочно прибыть в штаб Военно-Воздушных Сил. Сборы для военного человека недолги. «Но почему срочно, в дни, когда мы добиваем немцев на Волге?» — недоумевал я. Однако приказ всегда приказ, и если что волновало меня тогда, то лишь одно — каким образом его лучше и быстрее выполнить. Транспортные самолеты из-за непогоды тогда не летали, о железной дороге и думать нечего было — пока доберешься… Помог случай. На одном из наших аэродромов стоял маленький трофейный самолет «шторх». Приняв решение лететь на нем, проверил я моторчик, дал по газам и с курсом на север полетел следом за приказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Поджидая противника на пути, нам уже хорошо известном, я барражировал с пилотом Никитиным. Немцы, надо признать, умело использовали непогоду — пилотировать в облаках умели. Радиолокаторов же, всевидящих прицелов, чудес электронной техники в ту пору не было, так что, никого не обнаружив, мы собрались уходить — время нашего барражирования вышло. И, позволив себе в эту минуту чуточку расслабиться, я взглянул сквозь плексиглас фонаря истребителя, как давно не смотрел — любуясь стихией. И тут увидел, что находимся мы в огромной палате из прозрачного воздуха между двумя непрозрачными слоями: нижний — темный и почти синий, верхний — будто лист кованого серебра. Между слоями на некотором расстоянии вокруг наших самолетов теснились, замыкая нас в этом пространстве, пышные шарообразные облака. Мы находились в пустынном зале одного из небесных чертогов. Залюбовавшись им, я невольно вспомнил безмятежные курсантские «зоны»: пилотируй себе без оглядки — никто в тебя не целится, не собирается убивать, да и сам ты, хоть и на боевой машине, далек от мыслей о пушках. Одно лишь упоение, одна радость — лечу!..
В таком вот минутном возвышенном настроении я уже давно не находился. Навеяло его, должно быть, родное небо, школьные воздушные тропинки. И, уже собираясь снижаться, оглянулся — на месте ли ведомый? На месте. Потом скорей по привычке, чисто механически — не видно ли врага?.. Никого вокруг по-прежнему не было. И вот, когда отдал ручку управления машиной от себя, готовясь пробивать нижний слой облаков, вдруг сверху, из кованого-то серебра, прямо по курсу вынырнул «юнкере»! Это был Ю-52 — транспортный самолет гитлеровцев, на котором они возили десантников.
Экипаж транспортника, конечно, не видел меня, пожалуй, не рассчитывал даже и встретиться с русским истребителем где-то между облачными слоями. Мне же оставалось только прицелиться да открыть огонь: цель шла совсем рядом, под «ноль четвертей», то есть точно передо мной. И, как много лет назад, словно по команде инструктора: «Ну, давай, Савицкий, атакуй!..» — я чуточку отвернул машину в сторону, потом переложил крен обратно и, подведя вороненые стволы пушек на «юнкере», нажал кнопку огня. Тяжелая машина вздрогнула, словно решая — падать вниз или лететь дальше. Я насторожился: уверен был, что попал — бил по стабилизатору и, похоже, от него что-то даже отвалилось. «Юнкере» пролетел еще немного, наконец качнулся с крыла на крыло и камнем беспомощно рухнул вниз…
Этот мой боевой вылет — вылет совершенно не по— учительный, и если я сейчас вспоминаю о нем, то лишь для того, чтобы подчеркнуть, насколько все же разные они были — наши победы в небе. Как профессиональный воздушный боец, честно скажу, я испытывал удовлетворение от поединка с сильным противником. Иной даже безрезультатный бой для опыта, для боевой закалки давал больше, чем такая вот победа…
Коль речь зашла о взгляде на воздушный бой, нельзя не сказать о том существенном, что зародилось в тактике истребительной авиации в огненном сталинградском небе. Перевод наших авиасоединений на новые самолеты, имевшие лучшие маневренные качества, большую скорость, позволил здесь перейти от звена трехсамолетного состава к звену из двух пар. Пара с ноября сорок второго была узаконена и новыми штатами. Вместо двух эскадрилий по девять самолетов в истребительных и штурмовых полках ввели три эскадрильи. Такая организация позволила заметно улучшить условия маневра боевых машин. Летчики чаще стали маневрировать в вертикальной плоскости. Изменились тогда и боевые порядки истребителей. Ведь сомкнутые группы, какими действовали мы в начале войны, хорошо просматривались с большого расстояния, да и маневренность в сомкнутых боевых порядках была весьма низкой. Новые боевые порядки — разомкнутые по фронту, эшелонированные по высоте — облегчили и поиск врага, и маскировку полета. Так что картина воздушного боя коренным образом изменилась. Мы перешли к более активным наступательным действиям.
Может возникнуть вопрос: но разве само назначение летчика-истребителя не порыв в бой — дерзкий, наступательный? Безусловно, так. Характер действий наших истребителей всегда строился на основе настойчивого желания летчиков найти противника и уничтожить его. Но ведь любая схватка с врагом — будь то на земле или в воздухе — подчиняется искусству ведения боя, закономерным тактическим приемам. Опыт же наступательных боев пришел к нам не сразу — он доставался очень дорогой ценой. Все нужное, целесообразное приходилось собирать буквально по крупицам. Накопленный за полтора года войны этот боевой опыт был обобщен в проекте Руководства по боевым действиям истребительной авиации, изданном в декабре 1942 года.
Отдавая должное стойкости и героизму воинов Красной Армии, осенью сорок второго года американская газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала: «В невообразимом хаосе бушующих пожаров, густого дыма, разрывающихся бомб, разрушенных зданий и мертвых тел защитники города отстаивали его со страстной решимостью не только умереть, если потребуется, не только обороняться, где нужно, но и наступать, где можно, не считаясь с жертвами… Такие бои не поддаются стратегическому расчету: они ведутся со жгучей ненавистью, со страстью, которой не знал Лондон даже в самые тяжелые дни германских воздушных налетов. Но именно такими боями выигрывают войну».
Сказано верно. Плохо вот только, что нынче буржуазные историки как-то уж очень нехотя вспоминают о Сталинградской битве и ее исходе. Некоторые приравнивают ее к боевым действиям англо-американских войск в 1942—1943 годах, значительно меньшим по масштабам, да и происходящим-то на второстепенных фронтах, сравнивают битву на Волге, например, с победой союзников под Эль-Аламейном, даже ставят сражение в Северной Африке на первое место. Эко заносит! Известно ведь, что в боях под Эль-Аламейном участвовало всего 80 тысяч солдат и офицеров противника, а потери его составили 55 тысяч человек и около 300 танков. А под Сталинградом? Здесь враг сосредоточил свыше 1 миллиона и потерял в ходе нашего контрнаступления 800 тысяч человек, около 1160 самолетов, 2 тысячи танков и штурмовых орудий.
Что уж тут сравнивать!
Глава одиннадцатая.
Курс на Кубань
В конце декабря сорок второго я получил распоряжение срочно прибыть в штаб Военно-Воздушных Сил. Сборы для военного человека недолги. «Но почему срочно, в дни, когда мы добиваем немцев на Волге?» — недоумевал я. Однако приказ всегда приказ, и если что волновало меня тогда, то лишь одно — каким образом его лучше и быстрее выполнить. Транспортные самолеты из-за непогоды тогда не летали, о железной дороге и думать нечего было — пока доберешься… Помог случай. На одном из наших аэродромов стоял маленький трофейный самолет «шторх». Приняв решение лететь на нем, проверил я моторчик, дал по газам и с курсом на север полетел следом за приказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89