Не получив в управление городов, отпросились они у князя идти искать счастья в Царьграде. Но вот отважные ратники узнали, что Киев не имеет своего князя, а платит дань хазарам, и, полюбив это бойкое и богатое место, решили остаться здесь. К ним присоединилось много варягов, и стали Аскольд и Дир владеть Киевом.
Всплывает в памяти школьное: «Князь Игорь и Ольга на холме сидят, дружина пирует у брега…» И я увлеченно выискиваю в старых книгах все, что касается матери городов русских. Да разве могла мне быть безразлична история Отечества, земля, которую предстояло защищать? …Вскоре я доподлинно знал, откуда пришел Олег, как ступил он на берег у Киева с маленьким Игорем на руках, как послал с вестью к Аскольду и Диру и что потом из этого вышло…
Я бродил по высокому берегу Днепра, останавливаясь у Аскольдовой могилы и у гробницы Ярослава Мудрого — в храме святой Софии, в дивных соборах Киевско-Печерской лавры и у памятника князю Владимиру. Я вдумывался в заповедальные слова великого Святослава, сказанные им под Доростолом: «Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела. Станем крепко. Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством. Или останемся живы и победим, или умрем со славою…», и с гордостью отмечал такие свойства души наших предков, как благородство, беззаветное мужество и бесстрашие перед смертью, которым они славились во все времена. А эти мужество и бесстрашие были совершенно необходимы им, чтобы не погибнуть в борьбе с грозными и многочисленными врагами. Не случайно ведь и то, рассуждал я, что самые могущественные государи Европы считали для себя высокой честью заполучить руку одной из дочерей русского великого князя или найти убежище при его дворе в случае своих невзгод…
Так в напряженных аэродромных буднях и редких минутах уединения со своими раздумьями шло время. В отряд наш прибыли впервые И-5, специалисты собрали один самолет, и я облетал его, готовясь переучивать пилотов на новую боевую технику. Но неожиданно поступил приказ — перебазироваться. Самолеты следовало установить на платформы и ждать команды на отправку. Путь предстоял дальний — на восток. Признаться, расставание с городом на Днепре меня не радовало. Только получил отдельную квартиру, начал привыкать к Киеву — и на тебе: Дальний Восток!.. Настроение мое разделяли многие.
Через день-два, однако, кое-что прояснилось: в Маньчжурии, оказывается, сосредоточивали свои войска японцы, были там уже отмечены и провокационные нарушения государственной границы. Так что перебрасывали нашу авиационную бригаду неспроста. А когда комиссар бригады Романов сказал: «Едем выполнять боевую задачу!» — все сразу изменилось, у всех у нас словно сил прибавилось. Деловую озабоченность, готовность провести перебазирование четко и организованно проявляли и летчики, и техники самолетов, и механики.
В эти дни — подготовки эшелона, самого перебазирования, — а до сибирского авиагородка, куда следовало нам прибыть, добирались мы одиннадцать суток! — я еще ближе познакомился с коллективом отряда, лучше узнал своих подчиненных. И тогда вновь, но уже как-то по-особому торжественно и строго, прозвучали для меня слова: «Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела. Станем крепко…»
Глава пятая.
Амурские волны
Итак, прощай, чудный Днепр! Здравствуй, Амур! Где-то далеко позади, за тысячи километров, остался Киев. А мы прибыли в село, что приютилось неприметно в задумчивом лесном краю, и встретил нас там не какой-нибудь комендант-распорядитель или представитель батальона обслуживания, а сам командующий Военно-Воздушными Силами Приморья комдив Фроловский.
— Вот вы и на месте, — спокойно констатировал он этот факт и обстоятельно и подробно принялся рассказывать: — Это вот ваш аэродром. Здесь — столовая, здесь — командирский клуб. А вот там, дальше, — казармы для красноармейцев и городок, где будете жить…
Комдив внимательно смотрел на нас, лукаво улыбался и, очевидно, думал: какое же впечатление производит это его выступление? А по выражению наших лиц совсем нетрудно было уловить одно — общее недоумение. Дело в том, что стояли мы в чистом поле. Чуть в сторонке от нас виднелся лес, а места, на которые указывал Фроловский, были заснеженны и совершенно пустынны.
— Вопросы есть? — по-военному кратко закончив беседу, спросил комдив, и тогда за всех нас к командующему обратился комэск Гущин.
— А когда это будет — казармы, городок? И кто это все собирается строить?..
— Строить будете сами, — услышали мы в ответ. — Стройматериалы — вот они, под боком, сколько угодно. Вокруг тайга… — Фроловский провел широким жестом слева направо, задумался о чем-то своем и добавил: — Сроки зависят от вас. Я могу дать только палатки. Но в первую очередь собирайте самолеты. Облетаете район — заступайте на боевое дежурство. Враг не дремлет!..
Комдив попрощался с нами, сел в заднюю кабину Р-5 и улетел. А мы разбили палаточный городок и начали жить.
Тяжело было. Зима выдалась морозная. Бесцветным, льдистым стал звездный свет — высоко над землей тянулись холодные и долгие ветры, и даже звезды, казалось, коченели от их дыхания там, наверху. А тихими глухими ночами над нашим палаточным городком чудился мне дальний призрачный звон и до боли знакомая мелодия о широком Амуре, о том, как он несет волны и как ветер поет над ним свои песни.
В общем, как бы там ни было, но через неделю мы уже начали летать, и жизнь палаточного городка вошла в бодрый и деловой ритм.
В каждой палатке на четырех человек мы установили чугунные печки-»буржуйки». Топили их непрерывно по очереди. А сами палатки, чтобы лучше сохранялось тепло, обливали водой и посыпали снегом. Несколько таких слоев образовывали надежное ледяное покрытие, но от «буржуйки» лед таял, и палатки были постоянно мокрые. Но ничего. Мы утеплялись довольно основательно, а точнее, валили на себя, как говорили пилоты, весь свой «послужной список» и спали на высоких нарах. Тому, правда, кто ночью дежурил — следил за печкой, — на следующий день летать было трудно. Какие полеты без отдыха!
И вот тогда я выдвинул рационализаторское предложение. Чтобы пилот, дежуривший при печке, мог все-таки немного поспать, но при этом и огонь ночью не упустил, я устроил своеобразную сигнализацию. Суть ее была проста: бралась алюминиевая проволока и прикреплялась одним концом к печке, а другим с помощью шпагата и бельевой прищепки — к уху. Чтобы ухо не очень-то давила эта прищепка, пружину ее я ослабил. А дальше уже действовали законы физики. Когда печка была раскалена, алюминиевая проволока удлинялась и при этом ее состоянии пилот мог отключаться от обязанностей истопника и спокойно засыпать. Но вот огонь начинал прогорать, печь остывала, и проволока сокращалась, тянула пилота за ухо; мол, вставай, поддай-ка тепла. Один недостаток был в этой в общем-то надежной системе: спать приходилось в строго определенном положении. Но все-таки спать, а не смотреть всю ночь на печку. Народ в отряде по достоинству оценил мое изобретение — запатентовали его под названием «прибор СБЛ», где аббревиатура означала: «связь „буржуйки“ с летчиком», и вскоре приняли на вооружение.
Так мы и перезимовали в палатках.
А с наступлением весны началось фундаментальное строительство всего того, о чем нам рассказывал при первой встрече командующий Фроловский — столовой, домов для командного состава, красноармейских казарм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Всплывает в памяти школьное: «Князь Игорь и Ольга на холме сидят, дружина пирует у брега…» И я увлеченно выискиваю в старых книгах все, что касается матери городов русских. Да разве могла мне быть безразлична история Отечества, земля, которую предстояло защищать? …Вскоре я доподлинно знал, откуда пришел Олег, как ступил он на берег у Киева с маленьким Игорем на руках, как послал с вестью к Аскольду и Диру и что потом из этого вышло…
Я бродил по высокому берегу Днепра, останавливаясь у Аскольдовой могилы и у гробницы Ярослава Мудрого — в храме святой Софии, в дивных соборах Киевско-Печерской лавры и у памятника князю Владимиру. Я вдумывался в заповедальные слова великого Святослава, сказанные им под Доростолом: «Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела. Станем крепко. Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством. Или останемся живы и победим, или умрем со славою…», и с гордостью отмечал такие свойства души наших предков, как благородство, беззаветное мужество и бесстрашие перед смертью, которым они славились во все времена. А эти мужество и бесстрашие были совершенно необходимы им, чтобы не погибнуть в борьбе с грозными и многочисленными врагами. Не случайно ведь и то, рассуждал я, что самые могущественные государи Европы считали для себя высокой честью заполучить руку одной из дочерей русского великого князя или найти убежище при его дворе в случае своих невзгод…
Так в напряженных аэродромных буднях и редких минутах уединения со своими раздумьями шло время. В отряд наш прибыли впервые И-5, специалисты собрали один самолет, и я облетал его, готовясь переучивать пилотов на новую боевую технику. Но неожиданно поступил приказ — перебазироваться. Самолеты следовало установить на платформы и ждать команды на отправку. Путь предстоял дальний — на восток. Признаться, расставание с городом на Днепре меня не радовало. Только получил отдельную квартиру, начал привыкать к Киеву — и на тебе: Дальний Восток!.. Настроение мое разделяли многие.
Через день-два, однако, кое-что прояснилось: в Маньчжурии, оказывается, сосредоточивали свои войска японцы, были там уже отмечены и провокационные нарушения государственной границы. Так что перебрасывали нашу авиационную бригаду неспроста. А когда комиссар бригады Романов сказал: «Едем выполнять боевую задачу!» — все сразу изменилось, у всех у нас словно сил прибавилось. Деловую озабоченность, готовность провести перебазирование четко и организованно проявляли и летчики, и техники самолетов, и механики.
В эти дни — подготовки эшелона, самого перебазирования, — а до сибирского авиагородка, куда следовало нам прибыть, добирались мы одиннадцать суток! — я еще ближе познакомился с коллективом отряда, лучше узнал своих подчиненных. И тогда вновь, но уже как-то по-особому торжественно и строго, прозвучали для меня слова: «Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела. Станем крепко…»
Глава пятая.
Амурские волны
Итак, прощай, чудный Днепр! Здравствуй, Амур! Где-то далеко позади, за тысячи километров, остался Киев. А мы прибыли в село, что приютилось неприметно в задумчивом лесном краю, и встретил нас там не какой-нибудь комендант-распорядитель или представитель батальона обслуживания, а сам командующий Военно-Воздушными Силами Приморья комдив Фроловский.
— Вот вы и на месте, — спокойно констатировал он этот факт и обстоятельно и подробно принялся рассказывать: — Это вот ваш аэродром. Здесь — столовая, здесь — командирский клуб. А вот там, дальше, — казармы для красноармейцев и городок, где будете жить…
Комдив внимательно смотрел на нас, лукаво улыбался и, очевидно, думал: какое же впечатление производит это его выступление? А по выражению наших лиц совсем нетрудно было уловить одно — общее недоумение. Дело в том, что стояли мы в чистом поле. Чуть в сторонке от нас виднелся лес, а места, на которые указывал Фроловский, были заснеженны и совершенно пустынны.
— Вопросы есть? — по-военному кратко закончив беседу, спросил комдив, и тогда за всех нас к командующему обратился комэск Гущин.
— А когда это будет — казармы, городок? И кто это все собирается строить?..
— Строить будете сами, — услышали мы в ответ. — Стройматериалы — вот они, под боком, сколько угодно. Вокруг тайга… — Фроловский провел широким жестом слева направо, задумался о чем-то своем и добавил: — Сроки зависят от вас. Я могу дать только палатки. Но в первую очередь собирайте самолеты. Облетаете район — заступайте на боевое дежурство. Враг не дремлет!..
Комдив попрощался с нами, сел в заднюю кабину Р-5 и улетел. А мы разбили палаточный городок и начали жить.
Тяжело было. Зима выдалась морозная. Бесцветным, льдистым стал звездный свет — высоко над землей тянулись холодные и долгие ветры, и даже звезды, казалось, коченели от их дыхания там, наверху. А тихими глухими ночами над нашим палаточным городком чудился мне дальний призрачный звон и до боли знакомая мелодия о широком Амуре, о том, как он несет волны и как ветер поет над ним свои песни.
В общем, как бы там ни было, но через неделю мы уже начали летать, и жизнь палаточного городка вошла в бодрый и деловой ритм.
В каждой палатке на четырех человек мы установили чугунные печки-»буржуйки». Топили их непрерывно по очереди. А сами палатки, чтобы лучше сохранялось тепло, обливали водой и посыпали снегом. Несколько таких слоев образовывали надежное ледяное покрытие, но от «буржуйки» лед таял, и палатки были постоянно мокрые. Но ничего. Мы утеплялись довольно основательно, а точнее, валили на себя, как говорили пилоты, весь свой «послужной список» и спали на высоких нарах. Тому, правда, кто ночью дежурил — следил за печкой, — на следующий день летать было трудно. Какие полеты без отдыха!
И вот тогда я выдвинул рационализаторское предложение. Чтобы пилот, дежуривший при печке, мог все-таки немного поспать, но при этом и огонь ночью не упустил, я устроил своеобразную сигнализацию. Суть ее была проста: бралась алюминиевая проволока и прикреплялась одним концом к печке, а другим с помощью шпагата и бельевой прищепки — к уху. Чтобы ухо не очень-то давила эта прищепка, пружину ее я ослабил. А дальше уже действовали законы физики. Когда печка была раскалена, алюминиевая проволока удлинялась и при этом ее состоянии пилот мог отключаться от обязанностей истопника и спокойно засыпать. Но вот огонь начинал прогорать, печь остывала, и проволока сокращалась, тянула пилота за ухо; мол, вставай, поддай-ка тепла. Один недостаток был в этой в общем-то надежной системе: спать приходилось в строго определенном положении. Но все-таки спать, а не смотреть всю ночь на печку. Народ в отряде по достоинству оценил мое изобретение — запатентовали его под названием «прибор СБЛ», где аббревиатура означала: «связь „буржуйки“ с летчиком», и вскоре приняли на вооружение.
Так мы и перезимовали в палатках.
А с наступлением весны началось фундаментальное строительство всего того, о чем нам рассказывал при первой встрече командующий Фроловский — столовой, домов для командного состава, красноармейских казарм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89