— Да будет свет! — зажег керосиновую лампу Сергей, и беседа наша продолжилась.
Понемногу мы пришли к общему выводу: брошенные вожжи натянуть невозможно. Поэтому, коль уж нам доверили управлять полком, ни одно нарушение дисциплины нельзя оставлять непресеченным, ни один серьезный проступок не следует замалчивать.
— Любой недостаток более простителен, чем уловки, на которые идут люди, чтобы его скрыть, — заметил комиссар, и мы тут же решили откровенно обо всем поговорить с людьми на партийном и комсомольском собраниях, принять у летчиков и техников экзамен по знанию Устава Красной Армии и зачеты по всем документам, регламентирующим летную работу.
— А полеты закрыть! — заключил я. — До тех пор, пока в полку не наведем порядок…
Сергей, помню, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал по поводу этого моего решения, то ли согласившись с ним в душе, то ли не желая мне возражать.
…На открытом партийном собрании присутствовал весь личный состав полка. Я выступал с докладом. Высказал все, что думал о коллективе, которым предстояло командовать и который уже считал своим родным, призвал людей критически оценить создавшееся положение.
После меня выступал комиссар полка Федоров. Сейчас, конечно, не восстановить его речь во всех подробностях, но говорил он очень взволнованно, и суть выступления сводилась к тому, что не имеем мы права быть аварийщиками, волочиться в самом хвосте других полков — враг не дремлет!
Раскачиваться для прений тогда не пришлось — собрание прошло бурно, меня и комиссара поддержали. После собрания, когда мы с Сергеем остались вдвоем, он с огорчением сказал:
— Что-то никто из командиров эскадрилий не выступил. Странно…
Я тоже обратил внимание на то, что комэски отсиделись молча, словно общие наши заботы их не касались.
— Ладно, — успокоил Сергея. — Посмотрим… Следующий день в полку начался с построения. Обхожу всех и замечаю, что у многих командиров грязные, не первой свежести воротнички, сапоги тусклые, никакой воинской выправки. Говорю об этом каждому откровенно, при подчиненных. Приказываю разойтись, привести свой внешний вид в порядок и заняться уставом.
— Экзамены принимать буду лично, — уточняю комэскам. Энтузиазма такое мое сообщение, судя по лицам пилотов, ни у кого не вызвало.
Наступил второй день командирской подготовки, как мы обозначили в планах работы полка наши мероприятия. Снова построение личного состава.
— Командир, — пока мы идем к эскадрильям, говорит мне Федоров, — замечаний по воротничкам ты больше не делай. Если будут не в порядке, сам этим займусь…
«Возможно, и прав Сергей», — соглашаюсь с ним, и после очередного осмотра полка начальник штаба объявляет распорядок занятий: политическая информация о событиях в мире, потом уставы, затем строевая подготовка.
— А в семь часов вечера, чтобы все жены, у кого есть, явились в летную столовую, — строго говорит нач-штаба (он в полку у нас самый старший по возрасту и «но званию).
— А у кого нет жены? — деланно спрашивает кто-то.
— Пришли соседку! — долго не раздумывая, отвечают ему из строя, и все смеются. Смеюсь со всеми и я, веря в этих людей, столь мало подверженных недоброжелательности и самовосхвалению, эгоизму и зависти. Верю, что преодолеем мы всякие там невзгоды, справимся с неполадками, недоработками. Ну а то, что трудно поначалу, — это не беда. На спокойном-то море всяк может быть кормчим.
Вечером после ужина мы с. Сергеем остались в клубе. Командирские жены собрались точно в назначенный срок, что комиссар Федоров не преминул отметить: мол, боевые подруги так и впредь должны действовать. И как то ловко, гляжу, перешел к разговору о семье — ячейке социалистического общества, начав развивать мысль о том, что именно в семье особенно заметно, что любовь — это не только чувство, но и образ поведения людей, в котором беспрестанно сталкиваются свобода и несвобода. Сергей говорил просто, как бы вызывая на откровенность собеседниц, не признавая монопольного права изрекать новое лишь за самим собой, и я заметил, как увлеченно слушали его.
— Семейное счастье имеет свою этику. Согласитесь, от чего-то нужно иногда отказываться и не чувствовать при этом себя ущемленной, что-то отстаивать, что-то воспитывать в себе и в другом…
— А как у вас в семье, товарищ лейтенант? — Это в первом ряду поднялась энергичная блондинка во фламандском духе и уточнила наводящим вопросом: — Кто кого воспитывает?..
Сергей широко и открыто улыбнулся:
— Знаете, когда женился, думал, что мой дом — это корабль, а я в нем капитан.
— Ну и как?
— Не предполагал, что женюсь на адмирале?.. — ответил комиссар, и в летной столовой стало сразу весело и уютно.
И тогда Сергей заговорил о том, о чем просил меня в тот день на полковом построении не говорить подчиненным. Он говорил о красоте нашей командирской формы, о том, как важно и в напряженных буднях аэродромной жизни сохранить воинскую косточку — не распускаться, следить за внешним видом, уставным этикетом…
Я слушал лейтенанта Федорова уже не первый раз и все больше осознавал — с комиссаром истребительному авиаполку крупно повезло!
В тот вечер выяснилось, что воздушные бойцы, да и техники самолетов мало читают — в свободное время режутся в карты, в домино, не обходятся и без выпивок. Клуба в полку не было, поэтому считалось, что художественная самодеятельность необязательна. Тяпнут по одной, ляпнут по другой, глядишь, и затянет кто песню про ямщика, который замерзал в глухой степи…
Выбрали женсовет. Тут же решили приспособить под клуб летную столовую и организовать поэскадрильно смотр художественной самодеятельности. Когда Федоров спросил: «Будут ли вопросы к командиру полка?» — с разных сторон послышались звонкие голоса:
— Пусть товарищ Савицкий организует нам транспорт до города!
— Да не можем мы на санях по восемнадцать километров отсчитывать за товарами!..
— А если заболеет кто — как по тайге добираться?.. Я чувствовал, что начинаю краснеть — «снаряды» ложились точно в цель. И хотя мог бы отговориться — претензии-то пока относились к предшествовавшему руководству полка, — решил выпить сию чашу до конца. Но тут раздалось решительное:
— Тихо, бабы! — бросила клич все та же блондинка — ее только что избрали председателем женсовета. — Предлагаю так. Мы своих мужиков приводим в порядок, развеселые их компании, карточные турниры — долой! Организуем художественную самодеятельность. А товарищ Савицкий пусть наладит нам хоть какое-то сообщение с районным центром. Тайга тайгой, но люди не медведи.
Краткая, но яркая речь председателя только что созданного женсовета нашего военного городка была встречена, как написали бы в газетном отчете, бурными и продолжительными аплодисментами.
— Давай, командир, скажи свое слово, — подтолкнул Федоров. — Народ ждет…
Я поднялся. На меня смотрели десятки внимательных женских глаз, и все слова, которые я только что собирался сказать, куда-то вдруг исчезли. Мне еще ни разу в жизни не приходилось выступать перед такой аудиторией и, снова покраснев, я произнес всего лишь два слова:
— Обещаю помочь…
Минула вторая неделя, как мы с комиссаром разработали наш так называемый «стратегический» план командирской подготовки. Когда выдавалась летная погода, я распоряжался прогреть мотор одного И-16, запускал его и взлетал, чтобы попилотировать над аэродромом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89