Наконец, так как всякая естественная необходимость в чувственно воспринимаемом мире
всегда обусловлена, предполагая зависимость одних вещей от других, и так как
безусловную необходимость следует искать только в единстве причины, которая отлична
от чувственно воспринимаемого мира и каузальность которой опять-таки, если бы она
была только природой, никак не объясняла бы существование случайного как своего
следствия,- то разум посредством теологической идеи избавляется и от фатализма слепой
естественной необходимости в контексте самой природы без первого начала, и от
фатализма в причинности самого этого начала и ведет к понятию свободной причины,
стало быть высшего умопостижения. Таким образом, трансцендентальные идеи хотя и не
дают нам положительного знания, однако служат для того, чтобы отвергнуть дерзкие и
суживающие сферу разума утверждения, натурализма и фатализма и тем самым дать
простор нравственным идеям вне сферы спекуляции; это, мне кажется, в некоторой
степени объясняет упомянутую природную склонность.
Практическая польза, какую может иметь чисто спекулятивная наука, лежит вне границ
этой науки, следовательно, может рассматриваться лишь как схолия и подобно всем
схолиям не принадлежит к самой науке в качестве ее части. Все же это отношение
находится по крайней мере внутри границ философии, особенно той, которая черпает из
чистых источников разума. где спекулятивное применение разума в метафизике
необходимо должно обладать единством с практическим применением в морали. Поэтому
неизбежная диалектика чистого разума, рассматриваемая в метафизике как природная
склонность, заслуживает объяснения не только как видимость, которую нужно раскрыть,
но так же, если возможно, и как некоторое устроение природы по своей цели, хотя этого
дела как сверхдолжного нельзя по праву требовать от метафизики в собственном смысле
слова.
За другую схолию, но уже более сродную с содержанием метафизики следует считать
решение вопросов, разбираемых в "Критике", стр. 647-668. В самом деле, там излагаются
некоторые принципы разума, a priori определяющие порядок природы или, вернее,
рассудок, который должен искать ее законы посредством опыта. Эти принципы кажутся
конститутивными и законодательными в отношении опыта, вытекая, однако, из одного
лишь разума, который в отличие от рассудка не должен рассматриваться как принцип
возможного опыта. Основано ли это соответствие на том, что, подобно тому как природа
присуща явлениям или их источнику - чувственности - не сама по себе, а лишь в
отношении чувственности к рассудку, точно так же и этому рассудку может быть присуще
полное единство его применения для той или иной совокупности возможного опыта (в
системе) лишь в отношении к разуму, стало быть, и опыт опосредствованно подчинен
законодательству разума,- этот вопрос пусть в дальнейшем рассматривают те, кто хочет
исследовать природу разума также и вне его применения в метафизике, даже во всеобщих
принципах, дабы создать в систематической форме естественную историю вообще, ведь я
в своем сочинении хотя и представил эту задачу как важную, но не пытался, ее разрешить .
{56}
Этим я заканчиваю аналитическое решение поставленного мною главного вопроса - как
возможна метафизика вообще, осуществив восхождение оттуда, где ее применение
действительно дано, по крайней мере в следствиях, к основаниям ее возможности.

РЕШЕНИЕ ОБЩЕГО ВОПРОСА ПРОЛЕГОМЕНОВ:
КАК ВОЗМОЖНА МЕТАФИЗИКА КАК НАУКА?
Метафизика как природная склонность разума действительна, но, кроме того, она сама по
себе диалектична и обманчива (как это было доказано аналитическим решением третьего
главного вопроса). Поэтому намерение заимствовать из нее основоположения и в
применении их следовать хотя и естественной, но ложной видимости может породить не
науку, а только пустое диалектическое искусство, в котором одна школа может
превосходить другую, но ни одна не может добиться законного и продолжительного
признания.
Итак, чтобы метафизика могла как наука претендовать не только на обманчивую
уверенность, но и на действительное понимание и убеждение, для этого критика самого
разума должна представить весь состав априорных понятий, разделение их по различным
источникам: чувственности, рассудку и разуму; далее, представить исчерпывающую
таблицу этих понятий и их расчленение со всем, что отсюда может быть выведено; затем
главным образом возможность априорного синтетического познания посредством
дедукции этих понятий, принципы их применения и, наконец, их границы, и все это в
полной системе. Таким образом, эта критика, и только она одна, содержит весь хорошо
проверенный и достоверный план, более того, даже все средства, необходимые для
создания метафизики как науки; другими путями и средствами она невозможна.
Следовательно, здесь вопрос не столько в том, как возможно это дело, сколько в том, как
его исполнить, как отвратить серьезные умы от практиковавшегося до сих пор
извращенного и бесплодного изучения, побуждая их к верной разработке, и как наилучшим
образом направить такие объединенные усилия к [осуществлению] общей цели.
Одно несомненно: кто раз отведал критики, тому навсегда будет противен всякий
догматический вздор, которым он прежде должен был довольствоваться, не находя
лучшего удовлетворения для потребностей своего разума. Критика относится к обычной
школьной метафизике точно так, как химия к алхимии или астрономия к прорицающей
будущее астрологии. Я ручаюсь, что всякий, кто продумал и понял основоположения
критики, хотя бы только по этим пролегоменам, уже никогда больше не вернется к старой
и софистической лженауке; скорее, он с радостью будет смотреть на такую метафизику,
которая отныне ему доступна, не нуждается ни в каких подготовительных открытиях и
первая может доставить разуму постоянное удовлетворение. В самом деле, метафизика
имеет перед всеми возможными науками то преимущество, что она может быть завершена
и приведена в неизменное состояние, так как ей не надо дальше изменяться и она не
способна к какому-либо расширению посредством новых открытий; дело в том, что разум
имеет здесь источник своего познания не в предметах и их созерцании (отсюда он не
может извлечь больше знания), а в себе самом; и после того как разум полностью и ясно
изложил против всякого ложного толкования основные законы своей способности, не
остается ничего, что чистый разум мог бы познавать a priori или даже о чем бы он мог
спрашивать, имея на то основание. Уверенность в таком определенном и законченном
знании особенно привлекательна, если даже оставить в стороне вопрос о пользе (о
которой еще будет речь впереди).
Всякое ложное искусство, всякое суемудрие длится положенное ему время, так как в конце
концов оно разрушает само себя и высшая точка его развития есть вместе с тем время его
крушения. Для метафизики это время настало теперь. Это доказывается тем состоянием, в
которое она пришла у всех образованных народов при том рвении, с каким изучаются
{57}
всевозможные другие науки. Старый порядок университетских занятий еще сохраняет тень
метафизики, какая-нибудь академия наук своими время от времени объявляемыми
премиями еще побуждает к тому или другому опыту в ней, но к основательным наукам она
уже не причисляется, и если бы кто вздумал назвать какого-нибудь проницательного
человека великим метафизиком, то легко судить, как принял бы тот такую
доброжелательную, но вряд ли возбуждающую зависть похвалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36